«Этот Мориц в этой Юнне распускает строк сирень…»

Когда читаешь ее хлесткие, нередко ругающиеся строки о войне в Донбассе или про НАТО, разбомбившем Белград, то удивляешься: неужели это та самая Юнна Мориц, чью лирику мы пели, чьи не похожие ни на кого стихи мы твердили детям, вспоминая детское в себе?

В одном интервью она утверждает: «Есть несправедливая сила и слабая справедливость, и единственное, на что мы способны в этом смысле, — сделать силу более справедливой, а справедливость более сильной».

Да, та самая.

А не надо грозным басом
Разговаривать с Донбассом,
Там не будет базы НАТО,
Это — все, что видеть надо.

Там Бессмертный Полк Детей,
Он — превыше всех властей,
Убивать которым надо,
Чтобы двигать базы НАТО.

Ее поэма «Звезда Сербости, датированная автором «25 апреля – 25 мая 1999 г.»,— кричащий акт протеста против бомбежек Югославии, против бесчеловечности, лицемерия, фактического европейского и заокеанского неогитлеризма, против лживой грантоедской «противозащитной шпаны» (образ из этой поэмы Ю. Мориц).

Приведу лишь несколько цитат.

Европа, ты — в дерьме!.. Ордой поперло зверство, 
Нашествие хавьер, ковбойский интеллект, 
За ценности твои сражается хавьерство 
И хавает тебя, как мясо для котлет.

У сербов есть судьба, и мужество, и вера, 
А у тебя — лишь путь в бордель трусливых войск, 
Подстилкой фронтовой ты стала для хавьера, 
Чтоб удовлетворить ликующий Ковбойск.

...

Особо культурные парни
Балканы культурно бомбят.
В особо культурной поварне
Состряпали этих ребят….

И будут потом ветераны
Особо культурной войны
Учить некультурные страны 
Особому чувству вины…

Тут гневная протестно-обличительная — ругающаяся от безысходности — публицистика завершается мощными, трагическими строками солидарности с сербами:

Ночами сербам гасит свет ГОВНАТО, 
А на войне и днем-то темновато, 
Но свечи сербам зажигает Бог, 
Который никакого договора 
Не заключал с ГОВНАТО, прокурора 
Не назначал и не вступает в блок —

Ни с кем!.. А сербам зажигает свечи, 
Колеблемые духом сербской речи 
В блокаде под бомбежками хавьер, 
Летящих из Европска и Ковбойска, 
Чтоб сербское скормить албанцам войско, 
Перебомбив балканский интерьер.

Но свечи сербам зажигает Бог. 
И в этом свете мой поется слог, 
Который сердца боль превозмогает, 
Когда «сдавайся, серб!» орет орда, 
Сама я — серб. Не сдамся никогда. 
Творец нам, сербам, свечи зажигает.

Юнна Мориц, русский поэт, пишет пророчески.

У всех одних истерика, 
Что не везде Америка. 
У всех других истерика, 
Что везде Америка. 
А третьи все — у скверика 
Ждут психиатра Эрика.

…

Соотноситься с кем?.. Какого беса ради
Не видеть, что война — в Москве, а не в Белграде?
Мы — нищие, о да, но не такие б..ди,
Чтоб стать ордой хавьер и мчаться всей страной,
Приветствуя кошмар порядка мирового,
Когда в любой момент летят бомбить любого,
Кто не сдается в плен ковбойщине дрянной.

Война уже идет. Не с сербами. А с нами. 
Но вся Земля живет, овеянная снами 
О будущем... Каком?! На нас летит цунами, 
И станем мы вот-вот жильцами катакомб. 
Пойдут на нас плясать несметные вояки, 
Пирог Земли кусать под видом честной драки, 
Гумпомощь нам бросать, тряпье в помойном баке 
На выжженной земле гуманитарных бомб.

Соотноситься с чем?.. С мечтою этой сраной?.. 
Предпочитать любой говнюшке иностранной 
Отечественный ум, достоинство и честь?! 
Расстаться с барахлом и дикостью советской 
Во имя барахла и дикости турецкой?! 
Чтоб у параши быть венгерской и немецкой?! 
Нет, я не рождена, чтоб это свинство съесть!

Куда мы рвемся, брат?.. В сообщество бандитов? 
Не нам, а им нужны потоки тех кредитов, 
Что жрет дебил, страну спуская с молотка. 
Пускай они теперь с него спускают шкуру, 
Нормальную страну не превращая в дуру, — 
Не то крутой народ предъявит всем натуру 
Такой величины, что мало не пока...

Поэт (поэтка, как она себя неизменно называет) Юнна Мориц — гневный борец с фашизмом. Даже ее, чей отец пострадал от довоенных репрессий, возмущает попытка европейских и доморощенных ревнителей уравнять перед историей гитлеровский нацизм и раздавившую его Страну Советов. Таких оплеух «толерантная» Европа, со всеми ее «новонезависмыми» странами, где нынче прославляются эсэсманы, еще не получала:

Мы?.. Гитлеру?.. Равны?..
Да он — родной ваш папа!
Теперь вы влюблены
В культурный слой гестапо.
Теперь у вас в мозгу
Такой завелся счетчик,
Что должен вам деньгу
Убитый русский летчик,
И океан валют,
Собрав по мелочишке,
Убитые пришлют
Вам русские мальчишки.

Мы Гитлеру равны?..
Да он — родной ваш папа!
Теперь вы влюблены
В культурный слой гестапо.
И нам диктует рать
Гестаповских талантов,
Как надо презирать
Российских дилетантов,
Как надо умирать
На гитлеровской бойне,
Спасая вашу рать,
Чтоб ей жилось ковбойней, —
Как надо умирать
На той войне великой,
Спасая вашу рать
С ее к нам злобой дикой.

Мы Гитлеру равны?..
Да он — родной ваш папа!
Теперь вы влюблены
В культурный слой гестапо.
И в следующий раз
Мы спросим вас любезно:
Как драться нам железно
И умирать за вас,
Чтоб было вам полезно?...
А мне, мерзавке, жаль,
Что гибли наши парни
За бешеную шваль
На русофобской псарне!

Верно замечено: Ю. Мориц «является мощнейшим раздражителем не только для тех, кому не нравится ее имя-фамилия, но и иным, считающим себя ужасно пр-р-рогрессивными. Многим не по душе ее далеко не парламентские реплики в адрес либеральной готовности лечь под любую мерзость, если она из “своих”». 

Скукой веет от русской природы?..
Нынче Г отмывают уроды,
А помои сливают на Русь, –
Вот что веет ублюдочной скукой,
Скукой Г, круговою порукой
Мыловаров… Поэтка, не трусь!

Если Г с мыловарами вместе
Равен доблести нашей и чести, —
Разожги ополченья костер!..
Веет Богом пейзаж этот плоский,
Где виднеются звезды сквозь доски
Убиенных за этот простор.

Кто скажет, что это стихи 2009-го года, а не 2022-го, когда снова, пожалуй, впору создавать ополчение, вспомнив подвиг патриарха Гермогена, а также гражданина Минина и князя Пожарского — в 1612 году, 400 лет назад.

Когда столичная «туса» мнит себя солью Земли Русской, всячески изгаляясь (и даже изголяясь) на педерастических тусовках, непрерывно и самозабвенно регоча на ставших уже плоскими и пошлыми КВН-ах и «камеди-клабах», будучи отчего-то уверенной, что она «лучше Петросяна». Жалкое зрелище.

Злободневны строки Юнны Мориц:

Меня от сливок общества тошнит!..
В особенности — от культурных сливок,
от сливок, взбитых сливками культуры
для сливок общества.
Не тот обмен веществ,
недостает какого-то фермента,
чтоб насладиться и переварить
такое замечательное блюдо
могла и я — как лучшие умы.

Время нынче такое — публицистическое. Когда гражданственная сила литературного слова становится острой необходимостью. Гражданин поэт — это именно Юнна Мориц, а не то, что вы подумали.

* * *

Песни на ее стихи уже несколько десятилетий напевают все или почти все. Если «Хорошо быть молодым, За любовь к себе сражаться, Перед зеркалом седым Независимо держаться…», «Кто так светится? Душа. Кто ее зажег? Детский лепет, нежный трепет, Маковый лужок…» или «На этом береге высоком, Где бьется музыка под током, И смерти нет, и свет в окне…» больше помнят (голосом С. Никитина) поклонники бардовской песни, то нет пределов у аудитории песенок «Большой секрет для маленькой компании», «Ежик резиновый с дырочкой в правом боку» или «Собака бывает кусачей только от жизни собачьей…» Всенародность подчеркивается и тем, что далеко не все знают и помнят, кто автор этих чудесных стихов.

А я вспомню и те строки, что навсегда поселились в моей собственной памяти, десятки раз прочитанные вместе с детьми:

У Марфы на кухне
Стояло лукошко,
В котором дремала
Усатая кошка.
Лукошко стояло,
А кошка дремала,
Дремала на дне,
Улыбаясь во сне.

Или:

На Каляевской в окошке
Тетя бублики печет!
Я куплю четыре штуки
На четыре пятака.
Пятаки звенят в ладошке,
Дождь за шиворот течет...
Тесто крутит закорюки —
Бублик делает пока!

Раз-два-три-четыре штуки,
Покупаю закорюки
Для себя и для друзей:
Шуре, Ване и Сереже,
Всей компании моей!

Хотите еще? Извольте:

У меня уже готов 
Для тебя букет котов, 
Очень свежие коты! 
Они не вянут, как цветы. 

Вянут розы и жасмин, 
Вянут клумбы георгин, 
Вянут цветики в саду, 
На лугу и на пруду, 

А у меня — букет котов 
Изумительной красы, 
И, в отличье от цветов, 
Он мяукает в усы. 

Я несу букет котов, 
Дай скорее вазу. 
Очень свежие коты — 
Это видно сразу! 

Это Юнна Мориц. Молодости духа и творческой подвижности уроженки Киева, живущей много лет в Москве, можно позавидовать. «Поэзия — мой образ жизни. Всегда, с четырех лет, и даже раньше», — признается она.

Волнами сквозь меня, светясь, текло
Пространство ритмов, что гораздо глубже окон.
И в черных списках было мне светло,
И многолюдно в одиночестве глубоком.

Получается, что ее стихи с нами уже очень давно. Мы зачитывались ее «взрослыми» поэтическими сборниками в 1970-80-х, ловили каждый. В 1990-е, когда рухнула Империя, голоса ее не стало слышно. Теперь знаем, что она не публиковалась, и ее книги не выходили в то кромешное десятилетие. Слава Богу, плотину полузабвения прорвало, и с начала 2000-х книги Мориц снова и снова издаются. И снова — сметаются с прилавков. И детские, и взрослые.

А она, как всегда, самостоятельна, неповторима и восхитительна в сочинениях и суждениях. На вопрос, какая из последних прочитанных книг произвела сильное впечатление, Юнна Мориц зубодробительно отвечает: «Епифанские шлюзы» Андрея Платонова. Книга 1927 года. Написана послезавтра, сейчас и здесь, и навсегда. Читаю ее постоянно, потому она и последняя из прочитанных, остальные книжные новости производят стильное впечатление, текстильное, но слабосильное». Это в эпоху, когда кое-кто из «болотных» всерьез помышляет о какой-нибудь Нобелевской премии.

* * *

Вот — фрагменты ее «очень краткой биографии — по многочисленным просьбам».

«У отца было двойное высшее образование: инженерное и юридическое, он работал инженером на транспортных ветках. Мать закончила гимназию до революции, давала уроки французского, математики, работала на художественных промыслах, медсестрой в госпитале и кем придется, даже дровосеком. В год моего рождения (1937-й — С.М.) арестовали отца по клеветническому доносу, через несколько пыточных месяцев сочли его невиновным, он вернулся, но стал быстро слепнуть. Слепота моего отца оказала чрезвычайное влияние на развитие моего внутреннего зрения».

Позже она напишет:

Запах Днепра, в звездах окно,
Киевом пахнет сирень.
Эта пора где-то давно,
Гдетства бегущая тень.

…

Памяти свет, огненный куст
Вырубить не топорам.
Гдерево звезд, Андреевский спуск,
В небе Андреевский храм.

«В 1941-45 гг. мать, отец, старшая сестра и я жили в Челябинске, отец работал на военном заводе. В 1954 г. я закончила школу в Киеве и поступила на заочное отделение филологического факультета. В 1955-м поступила на дневное отделение поэзии Литературного института в Москве. … Летом—осенью 1956 г. на ледоколе "Седов" я плавала по Арктике и была на множестве зимовок, в том числе и на Мысе Желания, что на Новой Земле, в районе которой испытывали "не мирный атом"». Была исключена из Литинститута за «нарастание нездоровых настроений в творчестве», но закончила его в 1961 г., когда и выпустила первую книгу «Мыс Желания» (Москва).

Юнна Мориц известна и своими картинками, которые «не являются иллюстрациями, это — такие стихи, на таком языке». Была невыездной, однако с 1985-го прошли ее авторские вечера в Лондоне, в Кембридже, Роттердаме, Торронто, Филадельфии. Стихи ее переведены на все главные европейские языки, также на японский, турецкий, китайский. Поначалу квазилибералы принимали ее за свою: награждали премиями имени А. Д. Сахарова (Россия), «Золотая роза» (Италия), «Триумф» (Россия), Премией правительства России в области культуры за 2011 г. (за сборник «Крыша ехала домой»).

«Мои дальние предки пришли в Россию из Испании, по дороге они жили в Германии, — говорит Ю. Мориц. — Я верую в Творца Вселенных, в безначальность и бесконечность, в бессмертие души. Никогда не была атеистом и никогда не была членом какой-либо из религиозных общин. Множество сайтов, публикующих списки масонов России, оказали мне честь быть в этих списках. Но я — не масон».

2-го июня с.г. выдающийся русский поэт Юнна Мориц отметила юбилей. И в стихах нового тысячелетия она молода, свежа и подвижна, как и прежде.

Мой читатель драгоценный,
За мое здоровье выпей,
За второе за июня,
За Поэтки Деньрождень,
Дай салют шампанской пеной –
За стихи не крови рыбьей!..
Этот Мориц в этой Юнне
Распускает строк сирень.

Мой читатель ненаглядный,
Выпей за мое здоровье,
За стихи не рыбьей крови,
За неправильность мою,
За характер не плеядный,
За люблевый счет Поэтки,
За люблей твоих монетки,
И за то, что в черных списках
На свету своем стою.

Выпьем, выпьем! Никаких черных списков, дорогая поэтка Юнна! Как писали о героях в военных приказах, «зачислена навечно в списки части»! В белые списки русской поэзии, — прекрасной, сострадательной, совестливой, животворящей.