Столетие
ПОИСК НА САЙТЕ
29 марта 2024
«Бунтует Русь, она всегда бунтует…»

«Бунтует Русь, она всегда бунтует…»

Размышления по прочтении книги писателя Бориса Рябухина «Российские хроники»
Александр Музафаров
17.10.2011
«Бунтует Русь, она всегда бунтует…»

Книгу «Российские хроники» правильнее было бы назвать хрониками российского бунта. В трех пьесах автор последовательно показывает читателю народные волнения Степана Разина, Кондратия Булавина и времен злосчастного императора Иоанна VI Антоновича. Тема бунта, - не мятежа, а именно русского бунта, восстания, смуты, революции – выводится в каждой из них.

Бунтарь

В центре первой пьесы – фигура донского атамана Стеньки Разина. Удивительно, но в столь кратком произведении автор сумел не просто рассказать о своем герое, но показать развитие его личности, своего рода эволюцию души революционера.

В первых сценах – Разин еще не бунтарь. Он лихой атаман, популярный среди казаков, уважаемый старшиной и царскими воеводами. Читателю становится известно, что и государь Стеньку жаловал – доверял посольское дело. Первый шаг к измене начинается с личной обиды. Старший брат Степана – казачий атаман Иван Разин был казнен князем Юрием Долгоруким «за измену». Примечательно, что многие казаки, в том числе и младший брат Фрол, считают эту казнь справедливой: «Мне брата жалко, но повинен он».

Месть за старшего брата – первоисточник бунта. Брата обвиняют в измене, и кто – бояре! Так они сами изменили государю. Личная месть превращается в побудительный мотив к бунту. Пока еще бунту благонамеренному, против злых бояр, губящих не только казаков, но и «весь царский род». Невольно вспоминается ленинское: «Мы пойдем другим путем.

Начинается бунт. Взята Астрахань, казаки, перебив верных присяге стрельцов, грабят собор. Разин общается с пленными воеводами. С теми, перед кем еще недавно заискивал после успешного грабительского похода «за зипунами» в Персию. Теперь он – бунтовщик, он перешел роковую черту и обратной дороги нет. И мы сразу видим изменения произошедшие в атамане. Во-первых, он начинает врать. Врать в самом прямом смысле, т.е. намеренно вводить людей в заблуждение. Во-вторых, он перестает слышать. Он не воспринимает того, что говорят ему пленные. Его мышление сузилось, став типичным мышлением революционера, который воспринимает все только через призму своих идей, не обращая внимания на то, что не вписывается в начерченную им схему.

Патриарх Никон, царь Алексей Михайлович и воевода князь Юрий Алексеевич Долгорукий смотрят на мятеж казаков совсем другими глазами. Разницами между их подходом и подходом Разина отнюдь не в вопросе о «воле» или боярских притеснениях. Многие из этих проблем они видят не хуже восставших казаков. Показательна беседа разинских эмиссаров с опальным Патриархом. Мятежники приглашают Никона примкнуть к восстанию, говоря – не ты ли нынче терпишь от бояр?

Но Патриарх говорит о неприемлемости самой идеи бунта: «Что может Стенька сделать для Руси? Сразить, опустошить и осквернить!».

Путь бунта, мятежа, революции – это всегда путь разрушения, а не созидания. Это то, о чем забывают нынешние поклонники разного рода революционеров и бунтарей.

Насилие и кровь будут обязательно, будет ли что-нибудь еще кроме этого – неизвестно. Обычно об этих сторонах революций и восстаний не вспоминают авторы пьес, стихов, плакатов – «Бежит матрос, бежит солдат, стреляет на ходу» - в кого стреляет?

И невольно вспоминается продуваемое северными ветрами казачье кладбище на греческом острове Лемнос, где нашли свой последний приют многие из ушедших с генералом Врангелем казаков. На этом кладбище много детских могил – 1 год, 2 года, 3 годика… Вот они, жертвы революции. Гениальный Достоевский, предвидя революционные кошмары, не зря говорил о слезинке ребенка. Не послушали. Пошли по детским трупам.

В этом и есть коренное, главное отличие революционера от нормального человека. Нормальный человек не хуже очередного «борца за волю» понимает несовершенство мира, в котором живет, но он хорошо понимает, что есть великий грех приносить людей в жертву своим идеям.

В «Степане Разине» это противопоставление бунтаря и тех, кто устоял перед бунтарским соблазном, показано очень наглядно. «Я вижу кровь народа! Настала превеликая беда!» - восклицает Никон, узнав о начале восстания.

Кульминация бунта – осада разинцами Симбирского острога. Здесь уже можно оценить, чего хотел и чего добился атаман. И он сам, и его соратники начинают сомневаться в своем деле. Наступает отрезвление – «Уж скоро снег, а хлеб еще не убран. Заброшено хозяйство на Руси. Ты волю перепутал с самовольством….» - и мятежному предводителю нечего ответить на эти слова крестьянина.

И причина поражения заключается не в талантах царских воевод и не в выучке их солдат. Причина в том, что русское общество, при всех своих бедах, оказалось достаточно здоровым, чтобы сохранить верность порядку и созиданию.

«Разбит ты потому, что бьешься ты с великою стеною. Какую вороги из многих стран сломить пытались Русь – и все погибли.

- А с нами что не Русь идет? – пытается возразить Разин

- Не Русь, а нерусь» - отвечает соратник.

Очень точное определение. Бунт против русского государства требует от его участников отказаться от своей русской сущности. Во времена Разина, в XVII веке это еще вызывает сомнения и муки совести, но в начале ХХ века - станет принципом. «У пролетариев нет Отечества».

Финальный монолог Разина перед казнью по сути является его последним диалогом с противниками, с теми, кто защитил от него и его бунтарей страну, восстановив в ней порядок. Теперь, плененный, ожидающий смерти, он слышит их и пытается отвечать:

«Один богатых бил за угнетения, другой за веру старую сражался, а третий просто грабил под шумок, но всех борьба за волю увлекала», - описывает атаман своих соратников.

Он видит, что натворили эти «борцы за волю» - «и захлебнулась Русь своей же кровью!». Но вместо покаяния (а реальный Разин каялся, идя на казнь, и говорил – «прости, народ православный»), читатель видит лишь призыв к новой смуте: «Сметите зло с моей родной земли, а мы посеем праведных семян». Фактически казачий атаман XVII века заговорил словами «Интернационала»: «Весь мир насилья мы разрушим до основания, а затем….»

Разрушили, но вот со строительством нового мира, вольного века что-то не сложилось, может, потому, что тем, кто привык грабить и разрушать созидательная работа оказалась просто не по плечу, а может, потому, что как говорил в пьесе патриарх Никон: «Святое дело чистыми руками свершают, а у вас они крови»….

Бунташный век

Бунташным веком в истории России традиционно называют времена правления царя Алексея Михайловича. Действительно, бунтовали тогда немало, одна разинщина чего стоит, но не менее бунташными были и первые десятилетия правления его младшего сына – царя-реформатора Петра Алексеевича. Достаточно сказать, что сам Петр оказался на престоле в результате дворцового переворота, чуть было не потерял трон в результате бунта и новым переворотом вернул себе власть.

Хотя вторая часть «Российских хроник» называется «Кондратий Булавин», но ее содержание много шире самого булавинского восстания. Перед читателем проходит целая серия бунтов и восстаний, о которых лишь короткими строчками сообщалось в учебниках истории: восстание башкир, бунт в Астрахани, мятеж Мазепы, и собственно восстание донских казаков.

На этом фоне интересно сравнить двух государей - отца и сына, которые персонажами второго плана выведены автором в первой и второй части исторических хроник соответственно.

Алексей Михайлович вошел в русскую историю с прозванием Тишайший. Его образ – образ тихого, спокойного человека, избегающего лишней помпы и саморекламы. Но посмотрите, с каким уважением относятся к нему персонажи первой части хроник. Даже мятежные казаки говорят о бунте против злых бояр, но не против Государя. Единственная сцена, где в пьесе появляется самодержец, позволяет понять причины этого уважения.

Царь – человек мудрый, умеющий видеть сквозь лесть и боярские увертки реальное положение вещей. В этой небольшой сцене, пожалуй, наиболее наглядно показан тот ущерб, который Разин и его сподвижники наносят России как государству.

«Смотрит вся Европа,

Чем кончится у нас крестьянский бунт.

Все ждут, когда наброситься на нас

И Польша, несмотря на вечный мир,

И Швеция, и Турция, и – все

Готовы казакам прийти на помощь,

Встать супротив законного монарха,

Чтоб в драке наши земли растащить».

А что же Петр? Тот, которого, подхалимы в конце правления нарекут «отцом Отечества» и «Великим»? Культ которого поддерживался и до революции и в советское время? Здесь мы видим Петра «в начале славных дел», государя совершенно чуждого своему народу. Про которого говорят, что де в немецкой земле подменили, которому никто не верит, и который, в свою очередь, никого не слышит.

Петр в «Кондратии Булавине» похож на Разина из первой части хроник. Похож тем, что в упоении своими новыми идеями он не чувствует страны и не слышит того, что говорят люди. Воображаемый диалог царя и мятежного атамана – это диалог с глухим. Может, недаром Петра Великого называли «революционером на троне»?

В таком отношении царя к подданным и заключается одна из причин бунтов, описанных в «Кондратии Булавине». Если «царь не настоящий», то кому хранить верность?

Тяготы и лишения воспринимаются не как объективные трудности, а как результат злой воли или небрежения царя и его окружения, в котором автор выделяет «немцев».

И диалоги Петра с Булавиным происходят на фоне сумасбродной попойки «всешутейшего и всепьянейшего собора». В пьяном кошмаре является царю страдающая страна. И как похмельный сон отбрасывает самодержец сомнения, под звон чаш и льстивое «зер гут» иноземцев….

А читатель может вспомнить карту из школьного исторического атласа. И сравнить размер территорий, которые присоединил к России тишайший государь и государь, прозванный великим…

Жертва бунта или плененный государь

Император Иоанн VI Антонович – одна из наиболее трагических и, в то же время, наименее известных публике фигур русской истории. Немногие смогут правильно ответить на вопросы, кто были его родители и почему ребенок был свергнут с престола. Так просто перевернуть страницу в учебнике истории с параграфа «Анна Иоанновна» на параграф «Елизавета Петровна», пропустив всего абзац, посвященный коронованному младенцу...

Жестоко расправившись с собственным сыном, царь Петр Алексеевич нанес сильнейший удар по собственной династии. Мужское потомство Романовых вследствие его злого каприза пресеклось в 1730-м. И вопрос о наследнике российского престола встал как никогда остро.

Императрица Анна Иоанновна – последняя законная наследница российского престола - решила такого наследника буквально создать из ничего. Была организована свадьба ее племянницы Анны Леопольдовны и немецкого принца, при этом права на престол получал именно ребенок от этого брака, но не его родители. Шаткая конструкция, но она могла обеспечить России законного государя. Это не устраивало многих, и вельмож, которые привыкли действовать без оглядки на царскую власть, и иностранные государства. Поэтому и возник заговор незаконнорожденной дочери Петра Елизаветы, получивший поддержку и у гвардии, и у иноземных послов.

С этого сюжета, с переворота и начинается третья, заключительная часть «исторических хроник».

Перед нами типичная картина «оранжевой революции» - обманутые гвардейцы, думающие, что борются с засильем иноземцев, бессильная стража и триумф обманщицы-принцессы (не она ли накануне на кресте клялась правительнице в своей верности?).

И младенец в колыбели. Которому, без всякой его вины, назначена страшная участь – быть разлученным с родителями и заточенным на всю жизнь в каменный мешок.

Да, Елизавета дала слово не проливать кровь своих подданных и сдержала его, но судьба, определенная ею для соперника, была немногим лучше смерти.

Неизвестно, каким государем стал бы выросший Иоанн, какой бы стала Россия при его правлении. Петербургский двор с вполне понятными целями распространял слухи о его слабоумии и психической неадекватности. Впрочем, можно ли быть психически нормальным, проведя всю жизнь за решеткой? Но одно свидетельство о характере Иоанна у нас есть. В 1762 году узника инкогнито посетил новый император Петр Федорович. В беседе он намекнул на возможность перемены к лучшему участи несчастного если тот откажется от прав на престол. Ответ пленника точно зафиксировал документ - "Я лишь тень Иоанна, но если был им, то никогда бы не отказался от принадлежащего мне по праву". Сколько достоинства в этих словах и сколько мужества, чтобы отказаться от соблазна! К сожалению, на страницах "исторических хроник" беседа двух императоров передана в несколько иной интерпретации. Иоанн Антонович в пьесе куда более адекватный и живой персонаж, чем его исторический прототип. И знает он куда больше, чем мог бы знать реальный узник, но такая авторская интерпретация нужна для большей наглядности.

Читатель видит перед собой жертву революции. Да, именно революциями именовали участники и очевидцы дворцовые перевороты 1741 и 1762 годов. Это слово было модным в эпоху Просвещения, им щеголяли.

И вот трагическая развязка. Выполняя приказ императрицы, охрана убивает законного царя. "И что не кончили его младенцем" - восклицает убийца над трупом. Тема детоубийства звучит уже открыто. Недолго осталось... Уже скоро революция, настоящая революция, а не дворцовая игра в нее. Разразившаяся во Франции, она будет убивать "врагов народа" без различия пола и возраста. Через полтора века революция докатится и до России. И появятся могилы детей, убитых ею...

"Российские хроники" Бориса Рябухина дают веский повод задуматься над природой и смыслом бунта, восстания, революции. Автор раскрывает тему в нескольких аспектах, показывая читателю и бунтарей, и равнодушие власти, провоцирующее бунт, и невинную жертву бунта. Заставляет задуматься не только над историей страны, но и над ее настоящим, ибо и сейчас не перевелись люди, призывающие устроить нам майдан или «арабскую весну». Но за этими эвфемизмами скрывается все тот же малоосмысленный и всегда беспощадный русский бунт, оставляющий после себя разорение и могилы невинных жертв.

Легко отмахнуться от предостережения словами одного из мятежных персонажей «бунтует Русь, она всегда бунтует». Но не получится - слишком велика цена и слишком велика ответственность.

Специально для Столетия


Эксклюзив
28.03.2024
Владимир Малышев
Книга митрополита Тихона (Шевкунова) о российской катастрофе февраля 1917 года
Фоторепортаж
26.03.2024
Подготовила Мария Максимова
В Доме Российского исторического общества проходит выставка, посвященная истории ордена Святого Георгия


* Экстремистские и террористические организации, запрещенные в Российской Федерации: американская компания Meta и принадлежащие ей соцсети Instagram и Facebook, «Правый сектор», «Украинская повстанческая армия» (УПА), «Исламское государство» (ИГ, ИГИЛ), «Джабхат Фатх аш-Шам» (бывшая «Джабхат ан-Нусра», «Джебхат ан-Нусра»), Национал-Большевистская партия (НБП), «Аль-Каида», «УНА-УНСО», «ОУН», С14 (Сич, укр. Січ), «Талибан», «Меджлис крымско-татарского народа», «Свидетели Иеговы», «Мизантропик Дивижн», «Братство» Корчинского, «Артподготовка», «Тризуб им. Степана Бандеры», нацбатальон «Азов», «НСО», «Славянский союз», «Формат-18», «Хизб ут-Тахрир», «Фонд борьбы с коррупцией» (ФБК) – организация-иноагент, признанная экстремистской, запрещена в РФ и ликвидирована по решению суда; её основатель Алексей Навальный включён в перечень террористов и экстремистов и др..

*Организации и граждане, признанные Минюстом РФ иноагентами: Международное историко-просветительское, благотворительное и правозащитное общество «Мемориал», Аналитический центр Юрия Левады, фонд «В защиту прав заключённых», «Институт глобализации и социальных движений», «Благотворительный фонд охраны здоровья и защиты прав граждан», «Центр независимых социологических исследований», Голос Америки, Радио Свободная Европа/Радио Свобода, телеканал «Настоящее время», Кавказ.Реалии, Крым.Реалии, Сибирь.Реалии, правозащитник Лев Пономарёв, журналисты Людмила Савицкая и Сергей Маркелов, главред газеты «Псковская губерния» Денис Камалягин, художница-акционистка и фемактивистка Дарья Апахончич и др..