Айболиту – 100 лет

Календарь памятных дат напомнил, что 100 лет назад советские дети познакомились с добрым доктором Айболитом, новым героем сказок Корнея Ивановича Чуковского. Но появился этот герой в непростое время. Страна переживала эпоху НЭПа, которая, хотя и была мирным этапом переживаемого нацией разлома, по своему драматизму не уступала предшествующему периоду революции и гражданской войны.
При сохранении относительной свободы творчества традиционная национальная культура подвергалась преследованию, литература и искусство рассматривались как одно из средств коммунистического просвещения и воспитания народа, а художественная жизнь постепенно загонялась в жесткие идеологические рамки.
Это было время, когда улица Горького была узкая и тесная, а на площади Моссовета на месте разрушенного памятника легендарному генералу М.Д.Скобелеву стоял обелиск Свободы. Разбросанные вихрями революции и гражданской войны мастера слова вновь собирались в единое литературное сообщество. Москву и Петербург наводнили многочисленные признанные, но гораздо больше непризнанные поэты и писатели. Общим для них был взгляд на искусство как на средство преобразования мира. Способы и средства для этого предлагались разные – шла борьба художественных взглядов и систем. Литературно-художественная жизнь отличалась многоцветием, обилием различных поэтических школ и литературных объединений, творческих группировок и течений, которые просуществовали до начала 30-х годов.
Продолжали публиковать свои произведения писатели и поэты «серебряного века» русской литературы. Большую активность проявляли представители модернистских течений: авангардизма, футуризма, имажинизма, супрематизма, кубизма, конструктивизма.
На литературном фронте большевистская партия наводила «революционный порядок», осуществляя курс на формирование собственной, социалистической интеллигенции, преданной режиму и верно ему служащей. «Нам необходимо, чтобы кадры интеллигенции были натренированы идеологически, – заявлял те годы Н. Бухарин. – И мы будем штамповать интеллигенцию, вырабатывать ее, как на фабрике».
Для этой цели использовались специальные государственные структуры. К концу 1922г. сложилась государственная система цензуры: Главлит – цензурный комитет, обязанный осуществлять предупредительный и репрессивный контроль за «враждебными выпадами» против марксизма и политики правящей партии, за пропаганду национализма, религиозных идей и т.п; Главрепетком контролировал репертуар театров и зрелищных мероприятий; ГУС – государственный ученый совет при Наркомпросе, руководящий научно-методологический орган, без санкции которого не могла выйти ни одна детская или учебная книга. Соцвос – секция социального воспитания в отделе народного образования. Представители этих организаций фактически определяли судьбы писателей.
В начале 1922 г. было создано Государственное политическое управление ( с 1924 г. ОГПУ), в составе которого так называемое Особое совещание обладало правом внесудебного преследования граждан и вынесения окончательного приговора. Этот аппарат насилия бурно развивался, достаточно отметить, что по бюджетным затратам он уступал только Вооруженным силам и народному образованию.
Власть опиралась и на литературно-художественные объединения коммунистической ориентации. Это Российская и Московская ассоциации пролетарских писателей (РАПП и МАПП), ВОКП – Всероссийское объединение крестьянских писателей, Левый фронт искусств и другие. Ревнители «пролетарской чистоты» литературы и искусства видели свою задачу в воздействии на читателя и зрителя в «сторону коммунистических задач пролетариата», пытались внести «классовую борьбу» в художественное творчество, травили в печати беспартийных литераторов и деятелей культуры, называя их «внутренними эмигрантами» за то, что они уклонялись от воспевания «героики революционных свершений». Таковыми они считали, например, М. Булгакова, Е. Замятина, Б.Пильняка. Под огнем критики находились и так называемые « попутчики», те, кто на их взгляд, проявлял « серьезные политические колебания»: М. Зощенко, В. Каверин, К. Федин, М. Пришвин, Л. Леонов, А.Толстой.
В условиях либерализации общественной сферы во времена НЭП на какое-то время распространилась прямо-таки эпидемия диспутов по вопросам литературы и культуры в целом: велись яростные дискуссии в печати и публичные диспуты об отношении к культурному наследию.
А также о месте драматургии в современном театре, о споре Таирова с Мейерхольдом, о судьбах интеллигенции в новой России, о том быть или не быть Большому театру (по счастью, Большой театр не был ни закрыт, ни передан иностранцам, как предлагали некоторые). Трибуны для ораторов стояли в поэтических кафе, в консерватории, на сценах государственных театров в дни, свободные от спектаклей, и в Политехническом музее.
Это лишь к 1924 г. нэпмановская Москва стала обильна разнообразной снедью, а в 1922 г., несмотря на холод и голод, в Большой аудитории Политехнического музея собирались многочисленные любители поэзии и эпатажа, когда В.Маяковский проводил « чистки» поэтов. В алфавитном порядке приглашенные поэты читали свои стихи, за отсутствующих читал сам Маяковский, а затем собравшаяся публика обсуждала услышанное и голосованием решала вопрос о праве того или иного поэта писать стихи. Публика шумела, веселилась, потешалась и голосовала поднятием руки, а то и двух сразу. Так, на одной из первых «чисток» 1922 г. большинством голосов постановили запретить Анне Ахматовой на три года писать стихи, «пока не исправится». Ахматова, правда, об этом не знала и продолжала сочинять.
Бурная литературная жизнь проходила на фоне нищенского существования самих творцов из-за страшной дороговизны и галопирующей инфляции – цены были в миллионах и миллиардах, и как записал М.Булгаков в своем дневнике, на фоне обысков и арестов лиц с «хорошими фамилиями». В этот список попал и сам писатель. Весной 1926 г. представители ОГПУ произвели обыск в его квартире, были изъяты три тетради с его воспоминаниями и рукопись повести «Собачье сердце». Ранее подверглись запрещению его сборники сатирических рассказов и фельетонов, повесть «Записки на манжетах», закрыт журнал « Россия», в которой начали публиковать роман «Дни Турбиных». С горьким юмором Булгаков обращает внимание на страшный символизм: «В Самаре два трамвая. На одном надпись "Площадь революции – Тюрьма", на другом – "Площадь Советская – Тюрьма"». Но, несмотря ни на что, он пишет: «Итак, будем надеяться на Бога и жить. Это единственный и лучший способ».
Обыденное явление той поры: писатели, продающие за прилавком книги в несметных книжных лавках, куда переместились из литературных кафе центры литературной жизни. В крупных городах наряду с возрождением государственных издательств стали появляться частные и кооперативные ( в 1924г. их было 28).
Однако уже со второй половины двадцатых годов деятельность частных издательств, так же как и общественных организаций стала ограничиваться, а к началу 30-х годов была практически остановлена.
По заказу детского отдела Госиздата в 1923г. К.И.Чуковский приступил к работе над переводом книги английского автора Х. Лофтинга о приключениях доктора Дулиттла, которая получила широкую известность и была переведена во многих странах мира.
Перед Чуковским была поставлена задача адаптировать текст для детей младшего возраста. Перевод той же книги для среднего возраста был поручен Л.Хавкиной. В процессе работы Чуковский окрестил доктора Дулиттла Айболитом, другим героям дал имена, понятные русским детям, значительно переработал содержание книги Лофтинга, убрав некоторые сюжетные линии и добавив десятки новых.
«История доктора Дулиттла» в переводе Хавкиной была опубликована в 1924 г., а «Доктор Айболит» ( по Лофтингу переложение для маленьких) в 1925 г., как это написано на титульном листе. В 1925 г. в частном издательстве Чуковский опубликовал сказку в стихах « Бармалей», где одним из действующих лиц является Айболит, который никого не лечит, а пытается спасти Танечку и Ванечку от злого разбойника. Сказка вышла с рисунками М. Добужинского, изобразившего Айболита этаким буржуа – толстяком в костюме и цилиндре.
Известный нам с детства вариант про доктора Айболита, который сидит под деревом и лечит зверушек, а потом отправляется в Африку спасать больных обезьян и других животных первоначально назывался «Лимпопо», и был закончен в 1928г. однако печатать его запретили.
Творчество Чуковского стало мишенью для травли со стороны ретивых исполнителей постановления ЦК РКП (б) «О политике партии в области художественной литературы», принятом в 1925г, в которой подчеркивалась необходимость «формирования идейного единства всех творческих сил на базе пролетарской идеологии».
Сказки Чуковского, которые пользовались большой любовью у детей и издавались огромными тиражами, были объявлены «буржуазной мутью», вредной своей безыдейностью.
Об этой кампании против Чуковского написано много статей специалистами по истории литературы. Отметим лишь, что застрельщиками травли писателя, выступившими в центральной печати за запрет сказок Чуковского, стали профессиональные революционерки – три чиновницы Наркомпроса: Н.Крупская, ее ближайшая соратница К.Свердлова ( супруга Я. Свердлова) и З. Лилина ( супруга Г. Зиновьева), руководившая отделом детской книги Госиздата, который возглавлял ее родной брат. « Все дела взяла в свои руки Лилина», – писал в своем дневнике Чуковский. Вершителем судьбы детской книги была горе-педагог, писавшая: «Мы должны изъять детей из-под грубого влияния семьи…под надзор коммунистических детских садов и школ. Здесь они воспримут азбуку коммунизма. Заставить мать отдать нам, советскому государству, ребенка – вот практическая наша задача». По решению таких «педагогов» из продажи были изъяты обычные куклы ( они «гипертрофировали» материнские чувства детей) и заменены на игрушечных уродливых толстых попов. Однако эксперимент провалился – девочки стали купать и укладывать спать и этих уродцев. Кукол вернули.
Нужно отметить, что еще в 1918 г. Пролеткульт выступил с идеей изгнать сказки из детской литературы как не способствующие развитию коммунистического сознания у детей. В годы гражданской войны было не до сказок, а прецедент с произведениями Чуковского вновь вызвал бурную полемику относительно судьбы сказки как жанра.
Особое неприятие вызывали русские народные сказки из-за их духовного смысла, но под раздачу попали и сказки Чуковского: они, дескать, не учат коммунизму, не содержат реальной информации о животных и об окружающей действительности, прославляют мещанский быт и, подумать только – звери в них разговаривают и ведут себя как люди! В пылу полемики раздавались призывы и вовсе запретить сказку как жанр ненужный советским детям. К счастью, возобладал здравый смысл, понимание особенностей развития ребенка – сказку разрешили оставить. Сатирический журнал « Бегемот» в 1928 г. откликнулся на это событие так:
Свирепо в сказки вгрызся ГУС,
Детишки плачут: горе с ГУСом,
Вся драма в том, что ГУСА вкус
Не совпадает с детским вкусом.
Добрый доктор Айболит пришел к детям в 1929 г. Этот стихотворный вариант фактически не имеет ничего общего с историей доктора Дулиттла Лофтинга, тем не менее, к обвинениям автора в безыдейности присовокупили и обвинение в плагиате, убедительно опровергнутые специалистами впоследствии.
История про Айболита в прозе вышла в свет в 1937 г. и хотя она существенно отличается от книги Лофтинга, Чуковский в каждом издании указывал: « По Х. Лофтингу». И сегодня дети с удовольствием читают книгу о приключениях доктора Айболита и его друзей, написанную просто и понятно, с любовью к читателям. Сказки К.И.Чуковского остаются самыми читаемыми в детской литературе, а имена его гонителей никто и не помнит.
Фото Комсомольская правда