Благородная ярость

В годы Великой Отечественной Илья Эренбург работал практически без отдыха и за 1418 дней войны написал около полутора тысяч статей и заметок — не только для советской прессы, но и зарубежных изданий. Его материалы — это миллионы огненных и страстных слов, вселявших в сердца бойцов благородную ярость, желание отомстить за зверства оккупантов, стремление как можно скорее изгнать ненавистных врагов с родной земли. Однако в апреле 1945 года Эренбург внезапно замолчал…

В начале войны многие в СССР были уверены, что в рядах вермахта находится немало пролетариев-коммунистов, которые не только не станут воевать против Страны Советов, но и поднимут восстание против нацистского режима.

Но ничего подобного не произошло. Представители рабочего класса Германии вполне разделяли захватнические планы Гитлера и в числе других соотечественников бодро шагали на восток, предвкушая обещанные фюрером успехи и несметные трофеи.

В СССР этот факт восприняли как огорчительную, но суровую реальность, и на батальную палитру стали ложиться новые штрихи. Справедливый гнев был перенесен на всех захватчиков и всем им был вынесен неминуемый смертный приговор. Тем более, появилось множество свидетельств кровавых преступлений оккупантов.

Об этом писали многие. Обличали захватчиков, предрекали их погибель — в статьях, плакатах, стихах. Константин Симонов написал яростный, рифмованный призыв к своим соотечественникам под названием «Убей его!»:

…Если ты фашисту с ружьем
Не желаешь навек отдать
Дом, где жил ты, жену и мать,
Все, что родиной мы зовем, —

Знай: никто ее не спасет,
Если ты ее не спасешь;
Знай: никто его не убьет,
Если ты его не убьешь…

По следам Симонова пошел Эренбург: «Рабовладельцы, они хотят превратить наш народ в рабов. Они вывозят русских к себе, издеваются, доводят их голодом до безумия, до того, что, умирая, люди едят траву и червей, а поганый немец с тухлой сигарой в зубах философствует: "Разве это люди?.." Мы знаем все. Мы помним все. Мы поняли: немцы не люди. Отныне слово «немец» для нас самое страшное проклятье. Отныне слово «немец» разряжает ружье. Не будем говорить. Не будем возмущаться. Будем убивать…»

Сейчас эти слова режут слух, поражают жестокостью. Но тогда было иное время — мучений, страданий всей России. Жестокие пришельцы жгли дома, убивали, грабили людей. А на поле брани «бряцая голой силой зла», захватывали один город за другим и брали в плен тысячи красноармейцев.

Надо было перевернуть сознание людей, заставить их стряхнуть оцепенение. Чтобы они утерли слезы и научились ненавидеть. Поняли, что убить, палача, насильника – насущная необходимость. И стали бы мстить - каждый день, каждый час…

«Мы верили в силу слова, и многие из нас не понимали, что перед нами не люди, а страшные, отвратительные существа, — писал Эренбург. — Что человеческое братство диктует нам быть беспощадными к фашистам, что с гитлеровцами можно разговаривать только на языке снарядов и бомб…»

Он выражал не только свои мысли, но и цитировал письма самих немцев — ошеломленных, растерянных, а порой и полных ужаса. Они уже понимали, куда попали и что их ждет.

Писатель получал тысячи писем от фронтовиков. Вот фрагмент из послания одного из бойцов, артиллериста Александра Морозова, который отозвался о книге Эренбурга «Война: «Она живет каждой своей страницей, каждым словом. Я не знаю ничего, кроме собственного чувства к Родине, что было бы действеннее и пламеннее Вашей книги. Это не фельетоны, а сгустки крови...» 

Эренбург был не только публицистом, но и поэтом. Во время войны ему приходилось нечасто обращаться к стихам, но такое все же случалось. В 1942 году, когда враг еще повсюду наступал, он написал строки, ставшие пророческими. 

Настанет день, скажи — неумолимо,
Когда, закончив ратные труды,
По улицам сраженного Берлина
Пройдут бойцов суровые ряды.
От злобы побежденных и от лести
Своим значением ограждены,
Они ни шуткой, ни любимой песней
Не разрядят нависшей тишины...
Взглянув на эти улицы чужие,
На мишуру фасадов и оград,
Один припомнит омраченный Киев,
Другой — неукротимый Ленинград…

Вот факт, созвучный нашему времени. В феврале 1943 года Эренбург писал начальнику Политуправления Красной армии Александру Щербакову: «Хочу поделиться с Вами следующим выводом, сделанным мною после двухнедельного пребывания в Курской области. Необходимо, во-первых, рассказывать нашей армии о демагогически-подлом характере немецкой оккупации. Во-вторых, снабдить каждого командира и бойца материалом для агитации среди населения, так как каждый солдат Красной Армии становится агитатором…» 

По стопам гитлеровцев сегодня идут украинские вояки. Во время своего недолгого пребывания в Курской области они установили там «новый порядок» — занимались убийствами и грабежами. И об этом надо писать чаще, разоблачая преступников. Все должны знать, каков истинный облик нацистов XXI века.

…Со временем тон публикаций Эренбурга изменился. Прежде непримиримый, он смягчился, в нем не стало призывов к мщению. Эренбург лишь с болью напоминал о том, что было: «Горе нашей Родины, горе всех сирот, наше горе — ты с нами в эти дни побед, ты раздуваешь огонь непримиримости, ты будишь совесть спящих, ты кидаешь тень, тень изуродованной березы, тень виселицы, тень плачущей матери на весну мира. Я стараюсь сдержать себя, я стараюсь говорить как можно тише, как можно строже, но у меня нет слов…» 

О том, как надо говорить, Эренбургу вскоре показали. 14 апреля 1945 года в «Правде» была опубликована статья, написанная начальником Управления агитации и пропаганды ЦК ВКП(б) Георгием Александровым. Она называлась «Товарищ Эренбург упрощает». 

В ней с первых строк речь шла об ошибках публициста — нельзя считать всю Германию «колоссальной шайкой, неправильно думать, что все немцы виноваты, одинаково вымазаны кровью, и все должны отвечать за преступления гитлеровцев. Это не так! Одни отчаянно — дерутся, отстаивая фашистский режим, другие охладели к нему, потеряли веру в сумасбродного фюрера.

Резюме Александрова предельно ясно: немцы бывают плохие и хорошие. С первыми все ясно, их надо наказать, последних же можно перевоспитать, с ними придется иметь дело при строительстве новой, социалистической Германии. Впрочем, это уже был не вывод Александрова, а отголосок мыслей Сталина.

«Я понимал, почему появилась статья Александрова: нужно было попытаться сломить сопротивление немцев, обещав рядовым исполнителям гитлеровских приказов безнаказанность… — писал Эренбург в своих мемуарах «Люди, годы, жизнь». — Меня огорчало другое: почему мне приписали не мои мысли, почему нужно было осудить меня для того, чтобы успокоить немцев?»

Писатель хотел оправдаться, написал Сталину. Но ответа не получил. Понял — его надо было принести в жертву, он слишком известный и заметный. А потому придется смириться и молчать. 

Эренбург вспоминал, что после публикации статьи Александрова он получил много ободряющих писем от фронтовиков. Прислали даже подарок: сломанное раритетное охотничье ружье с монограммой, которое бельгийские оружейники преподнесли Наполеону Бонапарту. Наверное, это был намек писателю – надо продолжать стрелять словами и разить врагов… 

В мемуарах Эренбург писал: «Несколько недель меня не печатали, потом все забылось». Так и вышло — вскоре его снова стали публиковать.

В статье «Утро мира», опубликованной 9 мая 1945 года, Эренбург писал: «Свершилось! Она перед нами, не слово, не мрамор, горячая, живая, в гимнастерке, полинявшей от солнца и дождей, седая от пыли походов, с ленточками ранений на груди, самая прекрасная и самая любимая, наша Победа!»