Европейский бунт

В канун нового года главной международной новостью были молодежные волнения в Греции, новости о которых порой дополнялись сообщениями об аналогичных, хоть и не столь масштабных выступлениях в Швеции. В Афины со всей Европы потянулись подкрепления — с некоторых пор единое политическое пространство стало удобным не только для перемещения товаров и развития туризма, но и для распространения радикальных протестов.

Греческие и шведские молодежные выступления имели разную причину и разные цели. В Греции восстание молодежи было вызвано убийством подростка, совершенным полицейским. Массовые демонстрации сразу же получили поддержку основных левых партий, которые, впрочем, не переставали ругаться между собой, профсоюзов и значительной части преподавателей в школах и университетах. Речь уже шла не только о полицейском произволе, но и о прекращении реформы образования и отставке правительства. Профсоюзы, присоединившись к молодежи, выдвинули собственные требования, касающиеся занятости, соблюдения прав рабочих, недопущения приватизации и так далее. Так что в Греции протест младшего поколения перерос в полномасштабный политический кризис.  

Напротив, в шведском городе Мальмё дело не вышло за пределы локального конфликта. Беспорядки происходили преимущественно в пригороде Розенгард: спальные кварталы, небогатая, относительно серая и непривлекательная часть города. Сначала возник конфликт из-за так называемой «подпольной мечети», которую пытались выселить из занимаемого помещения. Местная мусульманская молодежь стала протестовать, затем приехала полиция и просто выгнала всех из здания. В ответ анархисты со всего Мальмё и местная молодежь начали бунтовать на улице, выражая солидарность со своими мусульманскими сверстниками. Впрочем, для протеста нужен был только повод. Даже исламскую молодежь мечеть не сильно интересовала, а уж анархистов — тем более. Показательно, что Ассоциация мусульман, которая являлась официальным арендатором помещения, была вполне довольна возможностью переехать в большее и более удобное здание, предложенное властями, а протест организовала малочисленная «Шведско-иорданская ассоциация», заявившая, будто мечеть была «осквернена».  

Власти бросили на разгон стихийных демонстраций специальные штурмовые отряды полиции, обученные подавлять уличные беспорядки, но это не дало ожидаемых результатов, пока не вмешалась... исламская община, направившая в поддержку полиции собственные патрули. Местным жителям надоели ежедневные уличные столкновения, и беспорядки были довольно быстро пресечены. Анархисты покинули район, а «Шведско-иорданская ассоциация» оказалась изолирована от остальных иммигрантов.  

К концу года в Афинах и в Швеции все вроде бы успокоилось. Но надолго ли? То, что протестовать будут снова и снова, не вызывает сомнения.

Мировой экономический кризис создает социальную напряженность повсюду. Но, наряду с экономическими неурядицами, существуют и другие долгосрочные тенденции, которые способствуют нарастанию молодежного протеста и объективно создают условия для синхронизации выступлений происходящих в разных странах. Неолиберальная реформа образования, начатая одновременно в большинстве стран Европейского союза в сочетании со схожей политикой властей, пытающихся реорганизовать рынок труда, порождают однотипные конфликты повсюду. Реформа образования, между прочим, вполне аналогична той, что запущена у нас в стране, с той лишь разницей, что в странах Западной Европы она началась раньше, чем в России. Смысл ее в том, чтобы, в конечном счете, превратить образование из всеобщего права в платную услугу: естественно, качество получаемых вами услуг зависит от вашей платежеспособности. Одновременно сокращается количество высших учебных заведений и преподавателей, а те, что остаются, несут куда большую нагрузку. Небольшое количество элитных школ и вузов дополняется «массовыми» заведениями, которые не дают ни хороших знаний, ни котирующегося на рынке труда диплома.  

Во всех странах, где подобная реформа проводилась, она вызвала не только сопротивление молодежи, считающей, что ее лишают шансов получить реальные знания, но и педагогов, утверждающих, что, по сути, дело идет о ликвидации важнейших общественных завоеваний ХХ века: разрушении системы, в основе которой лежала общедоступность качественного образования для всех.  

В свою очередь на рынке труда произвол нанимателя усиливается, особенно по отношению к молодым работникам, еще не имеющим квалификации. Во Франции выступления молодежи, поддержанные профсоюзами, привели к тому, что правительство вынуждено было отменить дискриминационный для молодых людей закон о первом найме. Этот закон предполагал, что социальные гарантии не распространяются на молодых рабочих и специалистов в течение первого трудового года. Формально это был способ стимулировать работодателей нанимать побольше молодых - они будут обходиться дешевле - но все тут же сообразили, что хозяин сможет теперь, продержав новичка одиннадцать с половиной месяцев, уволить его без выходного пособия, нанять нового и так - каждый год. Экономия средств, действительно, очевидная.  

Провал французской инициативы не означал отказа западноевропейских правительств от общего направления своей политики. Борьба за право на образование и равноправный социальный статус на рынке труда приобрела международный масштаб. Другое дело, что политические последствия происходящего оказываются не одинаковыми в разных странах. Во Франции, после успешных протестов середины 2000-х годов, началась массовая политизация молодежи.

В январе назначен учредительный съезд «новой антикапиталистической партии», которой социологи прочат до 20 процентов голосов на ближайших выборах.

Разумеется, партия объединяет активистов, принадлежащих к разным поколениям, но решающую роль в ее создании сыграла именно молодежь.  

В Греции традиционные левые партии ведут острую борьбу между собой за влияние на протестующих, тогда как правые социал-демократы из партии ПАСОК, не поддерживая протесты, пытаются извлечь из них выгоду, устранив правительство консервативной «Новой демократии» и заняв его место. В Северной Европе бунтари, по большей части, вообще не связаны ни с какими политическими силами, имеют весьма размытые политические лозунги и, по большей части, могут быть характеризованы как «стихийные анархисты». Последних, впрочем, множество и в других странах, просто там они не играют ведущей роли в организации борьбы.  

С другой стороны, бунты последних лет - помимо Афин и волнений во Франции можно вспомнить антиглобалистские протесты, последний из которых имел место в 2007-м в Ростоке - свидетельствуют о кризисе европейской модели демократии. Если бы все можно было решить опусканием бюллетеней в урны на выборах, вряд ли так много народу готово было бы участвовать в уличных акциях. А сами акции не были бы столь конфронтационными и насильственными.

Однако, увы, общество все более убеждается в том, что парламентские дебаты и официальный политический процесс не имеет ничего общего с реальными социальными проблемами.

Власть имущие просто не слушают население, не считаются с ним. К тому же все «серьезные» партии, независимо от идеологических ярлыков, неотличимы друг от друга как близнецы-братья. За кого бы вы ни голосовали, политика будет проводиться одна и та же, это урок, который очень хорошо усвоен был населением Запада за последние десять лет. И если старшее поколение, которое еще помнит другие времена, по инерции готово сохранять лояльность к «своим» партиям, то молодежь, выросшая за последние годы, воспитана в духе тотального недоверия к политической системе, от которой ничего хорошего ждать нельзя. Если, конечно, не привлечь внимание власть имущих протестами, бунтами и уличными волнениями. Тогда, быть может, чего-то удастся добиться.  

Вот так насилие становится формой коммуникации между низами и верхами общества. Единственной формой, с помощью которого низы могут довести информацию о своем мнении до верхов, заставить относиться к себе серьезно. По крайней мере, к такому выводу пришла значительная часть европейской молодежи. Поэтому легко предсказать, что наступивший 2009-й не будет годом тишины и спокойствия. Напротив, протесты повторятся — в большем количестве городов и стран, во всевозрастающем масштабе. Вопрос в том, какими будут их политические последствия. Греция показала: молодежный бунт может быть исходной точкой, с которой начинается развитие широкого общественно-политического движения, выходящего далеко за пределы молодежной тематики. Вспоминаются слова Герберта Маркузе о том, что «малый мотор» студенческого протеста заведет «большой мотор» рабочего класса.  

Волнения в Мальмё продемонстрировали прямо противоположный сценарий: локальный кризис не только не перерос в серьезное противостояние на национальном уровне, но и вызвал резкое недовольство старшего поколения. Что, впрочем, объясняется не только тактикой анархистов, склонных затевать протест ради протеста, но и общей социальной ситуацией в Швеции, где можно рассчитывать на то, что власть возьмется за решение социальных проблем. Собственно, это уже произошло, городские и центральные власти озаботились ситуацией в Розенгарде, куда сейчас выделяют средства на всевозможные программы, направленные на повышение благосостояния, улучшение ситуации с занятостью и тому подобное. Другой вопрос, насколько эти меры будут эффективны. Руководитель высшей школы Левой партии Швеции в Мальмё Хеннинг Зюсснер, не без некоторого цинизма, подвел итог произошедшему: «Власти будут тратить еще больше денег на «интеграционные проекты». Полиция в очередной раз убедилась, что анархисты – «сволочи». Анархисты в очередной раз убедились, что полиция — «сволочи и гады», а революция была почти неминуема.

Часть розенгардской молодежи открыла для себя, что насилие привлекает огромное внимание СМИ, плюс дает ряд дополнительных бонусов.

Академические левые получили новые доказательства своих теорий о «расистском уклоне». Расисты же получили новые доказательства для подкрепления своих предрассудков против мусульман. Партии правого крыла будут, на основании происходящего, требовать усиления полиции и расширения ее рядов. А умеренные левые вообще не поняли, из-за чего столько надуманного шума».  

Точно так же в краткосрочной перспективе нет причин думать, будто волнения в Греции или схожие массовые выступления, которые неизбежно будут происходить и в других европейских странах, сами по себе приведут к изменению общества. Но вот общественно-политический климат в Европе явственно меняется. И, рано или поздно, правительствам придется что-то делать, чтобы разрядить ситуацию. А для миллионов молодых людей, учащихся в старших классах школ или в университетах, эти протесты становятся важным политическим опытом, заставляя задумываться не только о социальных проблемах, но и о более эффективных и долгосрочных способах изменения общества.  

Новое поколение активистов еще только выходит на сцену, оно еще в полной мере не обрело свой голос — в политике, культуре, идеологии. Но то, что это начало нового витка политического развития — несомненно.  

Борис Кагарлицкий - директор Института глобализации и социальных движений