О пенсии нашей замолвите слово…

В новой редакции «Основных направлений деятельности правительства до 2018 года» говорится о планах сохранения накопительной составляющей пенсии. А также – об изучении возможности повышения пенсионного возраста.

Граждане России в очередной раз недоумевают, что происходит с пенсией. Правительственные чиновники сначала объявили, что пенсионные накопления замораживаются, потом пообещали их с января 2016 года разморозить. А затем развернули дискуссию, в ходе которой публика ненароком выяснила: «замороженные» пенсионные накопления куда-то «перераспределены», и возвращать их не собираются.

Вообще-то, должен был бы разразиться первостатейный скандал, но у нас так привыкли к различным махинациям, что, похоже, никто даже не возмущается. Хотя возмутиться стоило бы.

Пенсионную реформу начали в России в 2002 году. Правительство и депутаты «Единой России» объясняли публике: иного способа обеспечить благосостояние пожилых людей у нас в стране не существует, а Пенсионный фонд просто не удастся поддерживать в равновесии, если система не будет изменена соответствующим образом. Концепция реформы предполагала отказ от прежней системы, построенной на солидарности поколений, когда работники платят деньги в Пенсионный фонд, чтобы поддержать тех, кто по возрасту уже не может работать. Выйдя на пенсию, они сами получают деньги за счет взносов более молодых.

Эта система стала давать сбои в конце ХХ века. На первый взгляд, причина была демографическая. Если раньше каждое новое поколение было численно больше предыдущего, то теперь их численность более или менее сравнялась. Соответственно, сократился и приток средств в ПФР – Пенсионный фонд Российской Федерации.

В действительности, дело было не столько в демографии, сколько в изменившейся социальной ситуации. В Европе второй половины ХХ века зарплата постоянно росла. Это относилось и к странам советского блока, и к капиталистическому Западу. В итоге росли и пенсионные накопления. Однако с девяностых годов рост заработной платы в большинстве развитых стран если и не прекратился полностью, то стал крайне неравномерным, что отразилось и на поступлении средств в пенсионные фонды, которые пришлось поддерживать государству.

На таком фоне популярной стала идея накопительных пенсионных фондов. Если кратко: накопительная часть пенсии - это 6 процентов от зарплаты, которые работодатель перечисляет за работника в пенсионный фонд. Они позволяли не только создать индивидуальные счета, давая работникам возможность обеспечить собственную будущую пенсию, но и давали шанс увеличить общий объем пенсионных средств за счет использования этих денег финансовыми организациями.

Средства должны были вкладываться в проекты, гарантированно приносящие доход. К тому же появление на финансовом рынке большого объема пенсионных средств, направляемых на не связанные с риском инвестиции, должно было способствовать удешевлению кредита. Короче: пока вы работаете, у вас накапливаются средства на пенсионном счету. И, по логике вещей, выходя на пенсию, вы получите еще и доход от использования ваших средств фондами. Фактически вы кредитуете пенсионные фонды, а они платят вам проценты.

«Накопительная пенсия» не может и не должна заменить «солидарность поколений», но, при определенных обстоятельствах, успешно дополняет ее.

В теории такая система выглядит очень привлекательно, но ее эффективность зависит от того, насколько четкими являются общие правила, чем обеспечены пенсионные накопления, по каким правилам работает пенсионный фонд, и как развивается экономика в целом. Если все эти факторы не учитывать при проведении реформы, то она вместо того, чтобы укрепить пенсионную систему, может ее дезорганизовать.

Собственно, именно так и случилось у нас.

В отличие от скандинавских стран, где реформы велись открыто, на фоне серьезной общественной дискуссии и под контролем профсоюзов, у нас все оказалось в руках чиновников правительства и ПФР.

Они совершенно не заботились ни об эффективности системы, ни о том, чтобы рационально использовать средства, поступающие на выплату «солидарной» пенсии. В любом областном городе России вы легко обнаружите новые роскошные здания фонда, построенные за счет взносов трудящихся. На эти же деньги кормится целая армия бюрократов, достижения которых измеряются отнюдь не величиной выплат, получаемых пенсионерами. Без реформирования самого ПФР никакая реформа, независимо от предложенной структуры распределения средств, работать не могла. Но фонд никто даже не собирался проверять и реорганизовывать.

Пока в бюджет страны поступал поток нефтедолларов, проблему предпочитали не замечать. Если денег не хватало, их просто брали из государственного бюджета. Однако уже первый удар кризиса в 2008 году показал, насколько далеко от идеала была ситуация.

Реформаторы проигнорировали общеизвестную нестабильность экономического роста в столь любимой ими рыночной экономике. После периода подъема наступил мировой кризис, что с 2008 года привело к падению курса ценных бумаг, двум девальвациям рубля - 2008-2009 и 2014-2015 годах - и нынешнему падению цен на нефть. Эти события окончательно выявили слабость и уязвимость российской пенсионной системы. Обнаружилось также, что фонд не имеет собственной рентной базы и все время нуждается в государственных субсидиях. Это ставят в вину трудящимся и пенсионерам, которые якобы стремятся «паразитировать» на нефтяных доходах правительства.

Между тем именно правительство должно было решить вопрос о создании рентной базы для пенсионных накоплений, независимой от нефтяных доходов. Деньги из накопительных фондов следовало вкладывать в развитие реального сектора и жилищное строительство, но, естественно, этого не сделали. Никаких правил, обеспечивающих использование пенсионных средств на благо отечественной экономики, даже и не думали вводить.

В результате, после наступления кризиса в 2008 году, пенсионную реформу пришлось корректировать. Единый социальный налог был заменен на страховой платеж в 34 процента для зарплаты до 415 000 рублей в год (463 000 рублей – 2011 год, 512 000 рублей – 2012 год). Правительство назвало это повышением независимости пенсионной системы, поскольку 26 процентов из общей суммы страховых платежей должно было напрямую идти в ПФР, минуя федеральный бюджет. Единый социальный налог, отмененный в 2010 году, составлял как раз 26 процентов.

Не успели граждане разобраться в тонкостях изменений, как чиновники сделали новый резкий поворот. Они объявили о необходимости отмены обязательной накопительной части пенсии и стали продавливать повышение пенсионного возраста. Таким образом, с начала пенсионной реформы прошло немногим более десятилетия, и те же ведомства, а зачастую и те же самые люди, которые с яростным напором доказывали нам необходимость введения накопительной пенсии, теперь с не меньшей убежденностью выступают за ее отмену.

Показательно: какую бы реформу нам ни предлагали, ее сторонники доказывают, что другого пути нет.

Те же самые аргументы, которые в 2002 году приводили за введение накопительной пенсии, приводятся теперь для обоснования ее отмены. При этом опять никто не просчитывает долгосрочных и даже среднесрочных последствий предлагаемых решений, никого не интересует реакция общества. Никто при этом не собирается ни объясняться, ни извиняться.

Казалось бы, у тех, кто подобно автору этой статьи, с самого начала выступал с критикой пенсионной реформы 2002 года, есть повод радоваться, прогноз оправдался. Мы говорили, что вводившаяся тогда система неминуемо придет к кризису, и этот кризис наступил. Мы предупреждали, что внедряемая властями система не сбалансирована, и она великолепно продемонстрировала все свои нестыковки и противоречия. Но, как часто бывает в нашей стране, во имя исправления старых ошибок, собираются совершить ошибки новые.

По сути дела, министерство труда и социальной защиты России и продвигающие ту же идею депутаты Государственной Думы попытались попросту конфисковать пенсионные накопления граждан, используя их для затыкания дыр, возникших в бюджете Пенсионного Фонда. О том, что эти дыры возникнут неминуемо, чиновников предупреждали уже лет десять назад, только те не хотели слышать. Напротив, они сами поощряли граждан вкладывать средства в накопительные фонды, а затем, даже не получив формального согласия от миллионов людей, зачисленных в «молчуны», сами разместили там их пенсионные средства. Теперь таким же точно образом, никого не спрашивая, ни о чем с людьми не договариваясь и ничем их потери не компенсируя, решили эти накопления изъять. По сути дела, чиновники в очередной раз пытаются заставить население расплачиваться за свои ошибки. Причем расплачиваться в самом буквальном смысле, своими пенсионными деньгами.

Интересно, что и в 2002 и в 2015 годах ссылались на опыт западных стран. В том числе - и при обосновании необходимости повышения пенсионного возраста. Забывая упомянуть, что в европейских странах подобная реформа натолкнулась на массовое сопротивление, вплоть до уличных протестов и всеобщей стачки, в которой приняли участие миллионы людей во Франции. Повышение пенсионного возраста обосновывается ссылками на рост продолжительности жизни и на впечатляюще число работающих пенсионеров - большинство людей вполне готово трудиться после 60 лет. Только вот отсюда не следует, будто они готовы отказаться от пенсионных выплат. Ведь никто не предлагает, повышая пенсионный возраст до немецкого уровня, одновременно повысить соответствующим образом зарплаты и пенсии.

Демографическая ситуация в нашей стране и в самом деле сейчас не такая, какой она была сорок или пятьдесят лет назад, не говоря уже про начало ХХ века, когда закладывались основы нынешней пенсионной системы. И вполне понятно, что реформировать ее можно и нужно. Однако проблема в том, как реформировать. При проведении социальных реформ фундаментальный принцип состоит в том, что недопустимо отбирать права, уже данные гражданам ранее. Разумеется, правительства то тут, то там этот принцип нарушают, но, как правило, это не остается без последствий. Даже если обходится без массовых волнений и протестов, подрывается доверие населения к государству.

И повышение пенсионного возраста, и конфискация накопительной части пенсии как раз являются покушением на уже имеющиеся у людей права.

Запутавшееся в реформах население, особенно молодое, уже теряет веру в саму возможность будущей пенсии.

А потому люди предпочитают всевозможные «серые» схемы выплаты зарплаты, предпочитая получить и потратить деньги сегодня, чем доверить их государству в расчете на будущую пенсию. В итоге они обкрадывают не только самих себя, но и сегодняшних пенсионеров. Но виноваты в такой ситуации не столько наемные работники, сколько правительство, создающее своего рода систему негативных стимулов для населения.

В конце апреля правительство, собравшись на очередное заседание, решило все же не проводить конфискацию, а вернуться к прежнему порядку использования пенсионных накоплений. Благо общая экономическая ситуация в стране не то, чтобы стала лучше, но, по крайней мере, начала в их глазах немного лучше выглядеть. Однако тут-то и случилось самое неприятное. Министерство социальной защиты и министерство труда признались, что возвращать уже нечего. Деньги перераспределены. И куда-то уже направлены, потрачены. Говоря обывательским языком, украдены.

Заместитель председателя правительства Ольга Голодец сообщила, что не собирается возвращать «замороженные» средства пенсионных накоплений граждан: «Это невозможно сделать, эти все средства учтены на счетах граждан. Это не на наш взгляд невозможно, а это просто экономически невозможно».

Не правда ли, странно? Всего за несколько дней до того, когда в прессе стали писать об угрозе конфискации пенсионных накоплений граждан, чиновники их вежливо поправляли: никакой конфискации нет, средства заморожены, ничего с ними не случилось. Однако, если средства «заморожены», то, следовательно, тратить и перераспределять их нельзя. Никому. В том числе даже О. Голодец.

Увы, у нее и у обычных граждан, видимо, разное понимание смысла слов в русском языке. С арифметикой и физикой тут тоже явно возникают проблемы. Ведь не может такого быть, чтобы нечто одновременно имелось в наличии и при этом отсутствовало. Короче говоря, средства накопительных пенсионных фондов были заморожены, но, увы, сами собой растаяли…

Эту ситуацию объяснил министр труда Максим Топилин, сообщив изумленной публике, что решение, принятое правительством - это вообще даже не решение.

Просто так, общие слова, исполнять там нечего, нужно посмотреть, что предложат в рамках поручения, которое дано правительством, минфин и минэкономразвития». И выразительно добавил: «Мы тоже будем принимать участие в этом».

Переводя с языка бюрократической туманности на человеческий, это надо понимать так, что инструкции для себя напишем сами, а если мы кому-то что-то и должны, то отдавать все равно не собираемся.

Спустя несколько дней М. Топилин уточнил свою позицию. Суть его предложений свелась к тому, что если уж граждане хотят сохранить за собой право на накопительную пенсию, то для этого их надо обязать платить дополнительные взносы в размере 1-2 процентов от зарплаты. Иными словами, для того, чтобы сохранить свои накопленные средства, люди должны платить снова. Дополнительные взносы пойдут на то, чтобы компенсировать средства, которые уже были накоплены, но затем изъяты правительственными чиновниками на другие нужды.

Какова гарантия, что та же участь не постигнет и новые дополнительные взносы? Ее, естественно, дать никто не может. Да и не требуется. Речь же идет о принудительных сборах.

Либеральные экономисты подобные подходы горячо одобрили. Ведь деньги собираются отбирать у рабочих, а не у предпринимателей.

Ректор Высшей школы экономики Ярослав Кузьминов предложил также повысить пенсионный возраст. Надо будет не только платить больше, но и на пенсию выходить позже. А еще лучше - просто платить, не доживая до пенсии. Ранняя мужская смертность в России это же важнейший ресурс финансовой стабильности ПФР!

Глава Российского союза промышленников и предпринимателей Александр Шохин предложение горячо поддержал: ведь, перекладывая оплату своих социальных обязательств на самих трудящихся, государство снижает нагрузку на бизнес. Особенно на крупные компании, которые ужасно пострадали от кризиса. Собственно, о них-то и будет правительство заботиться в первую очередь. Что, впрочем, неудивительно.

Между тем решение вопроса не так сложно, как кажется, а положение ПФР далеко не столь ужасно, как утверждают чиновники. И сохранение накопительной части пенсии, и повышение пенсионного возраста вполне возможны при соблюдении принципа свободы выбора. Система может быть дифференцированной. Гражданам следует предложить на выбор несколько схем. При этом чем позже человек собирается выходить на пенсию, тем весомее будут предлагаемые ему выплаты и тем большей окажется доля, получаемая за счет ее накопительной части. Конкретные правила, сроки и пропорции должны быть тщательно рассчитаны, но это уже дело специалистов. Главное - вместо того, чтобы паническим метаться из крайности в крайность принять стратегическое решение и серьезно обсудить его с обществом.

Реформирование пенсионной системы должно проводиться только после серьезной общественной дискуссии и при условии, что средства рядовых граждан должны быть защищены от произвольной конфискации. Разумеется, любое долгосрочное преобразование потребует серьезной подготовки, а его положительный эффект скажется не сразу. А очередной кризис Пенсионного фонда разворачивается прямо сейчас, вызывая панику у чиновников.

Увы, за ошибки надо платить. И расплачиваться за них должны именно те, кто их совершает. Реформа 2002 года была частью общей государственной политики, и ответственность за ее последствия должно нести именно государство. Что же касается дефицита средств, то у нас в стране в 2004 году был же создан Стабилизационный фонд, позже разделенный на Резервный фонд и Фонд национального благосостояния. Сегодня, в условиях кризиса, неожиданно выяснилось, что почти всем корпорациям и естественным монополиям понадобилась помощь из государственных средств.

Но, может быть вместо того, чтобы затыкать нефтедолларами дыры в бюджетах крупных компаний, стоит потратить средства на помощь населению?

В том числе - на то, чтобы ликвидировать дефицит Пенсионного фонда, и, тем временем, по уму подготовить долгосрочную и комплексную реформу.

Борис Кагарлицкий - директор Института глобализации и социальных движений