Нас топит «команда профессионалов»

Финансы считаются делом недоступным для простых смертных. «Профессионалы», владеющие тайнами денежного обращения и банковского регулирования, давно уже сформировались в некую закрытую касту, контролирующую министерство финансов и Центральный банк, настолько крепко спаянную и организованную, что уступать им вынуждены даже другие структуры правительства.

Упорное нежелание финансистов выделять деньги на социальную сферу привело к тому, что соответствующие указы президента были просто провалены. Открыто заявить о том, что эти решения не будут выполнены, никто, разумеется, не захотел, но был избран подход, в сущности, гораздо более опасный. Ответственность за выполнение указов переложили на регионы, а денег областным администрациям не дали. В итоге к концу нынешнего года 60 процентов субъектов федерации оказались на грани банкротства.

Вступление России во Всемирную торговую организацию, которое агрессивно лоббировали те же финансовые круги, обернулось массовым закрытием предприятий, задержками по зарплатам и дезорганизацией местных бюджетов. Но «команда профессионалов», сформированная еще предыдущим министром финансов Алексеем Кудриным, взирает на происходящее с олимпийским спокойствием.

Сам Кудрин, покинув свой пост и не понеся ответственности за последствия своей политики, продолжает свысока поучать действующих администраторов, резко осуждая любые попытки хоть что-то сделать для улучшения ситуации реального сектора.

Характерным примером может быть ситуация с проблемой оффшоров. В данном случае российские правящие круги идут в общем русле дискуссии, начавшейся среди правительств «большой двадцатки». Политика финансового дерегулирования, проводившаяся в развитых странах на протяжении прошедших двух десятилетий, привела не только к массовому оттоку капитала, но и сделала инвестиции в реальный сектор значительно более дорогими, чем раньше. Ведь, с одной стороны, надо обеспечивать прибыль всевозможных посредников, обеспечивающих функционирование оффшорной экономики, а с другой - государство, откуда выводятся средства, лишается налогов. При этом с него никто не снимает обязательств, в том числе и перед бизнесом, уводящим деньги в оффшор – строительство дорог, инфраструктурных объектов, обеспечение безопасности и так далее и тому подобное.

Специфика российской экономики в том, что значительная часть инвестиций частного сектора приходит из тех же оффшоров. Иными словами, деньги сначала уходят за границу, потом возвращаются сюда же, поскольку никакого другого приложения им не находится. Как ни парадоксально, это дает российским властям потенциально серьезные возможности контроля за движением капиталов: раз оффшорная буржуазия заинтересована именно в нашем рынке, значит, ее можно принудить к соблюдению более жестких правил.

Тем не менее, до сих пор никаких серьезных мер принято не было. На сей раз нам, наконец, предложена программа действий. В послании Федеральному Собранию Владимир Путин заявил, что доходы компаний, зарегистрированных в оффшорах и принадлежащих российскому собственнику, должны облагаться по налоговым правилам России, а налоговые платежи должны быть уплачены в российский же бюджет. Компаниям, зарегистрированным в иностранной юрисдикции, нельзя будет пользоваться мерами господдержки, включая кредиты Внешэкономбанка и государственные гарантии. Кроме того, за предоставление заведомо недостоверных, неполных сведений о положении банков, страховых компаний, пенсионных фондов и других финансовых организаций будет введена уголовная ответственность. Эти требования касаются не только частного бизнеса, но и руководителей находящихся под контролем государства компаний и институтов развития.

Эти меры сразу же вызвали протест либеральных экономистов.

Кудрин вынес краткий и безапелляционный вердикт: «К сожалению, предложенные меры по деоффшоризации в наших условиях вряд ли сократят вывод капитала. Они правильны в отношении госкомпаний».

Иными словами, госкомпаниям надо запретить уклоняться от налогов, оставив это право исключительно для частного сектора. Замечательный пример «классового сознания»! Пусть и находящегося в противоречии с логикой – почему одни и те же меры допустимы для госкомпаний и недопустимы для частного сектора? Ведь, в соответствии с рыночной логикой, навязываемой нам тем же Кудриным и его единомышленниками, по-прежнему контролирующими минфин, все компании, независимо от формы собственности, живут у нас по общим правилам. По правилам неолиберальной системы.

Говоря о мерах, предложенных президентом, Кудрин заявил, что это «тактическое реагирование на проблемы, нужен стратегический план ее вывода из стагнации». С последним трудно спорить. Только хотелось бы знать, какой план предлагает нам господин Кудрин? Разве не при нем развивалась и процветала политика, благоприятствовавшая массовому уходу капиталов в оффшоры? И разве не при нем были приняты решения, способствовавшие обострению экономического кризиса в России? Спад у нас произошел в 2008 году, когда у руля финансовой политики был все тот же Кудрин, и был одним из самых резких в мире. По большому счету, вся стратегия Кудрина и либеральных экспертов сводится к двум пунктам: 1) ничего не делать и ждать, что рынок сам все исправит; 2) усиливать рыночные факторы, сводить к минимуму государственное регулирование, приватизировать все, что еще осталось государственным, в ожидании, что рынок сам все исправит. (Смотри пункт 1).

Тот факт, что именно эта политика предопределила остроту и беспрецедентное затягивание нынешнего кризиса - как во всем мире, так и в России - никакого влияния на мышление наших либералов не оказывает.

Отсюда, конечно, не следует, что рекомендации президента - истина в последней инстанции. Остается открытым ряд вопросов относительно практической методики реализации этой программы.

Для того чтобы радикально изменить ситуацию, можно было бы предложить и более агрессивные меры, вплоть до полного запрета на возврат в страну выведенных в оффшоры средств - что резко сократило бы отток капиталов.

Но недовольство Кудрина и других представителей финансового блока вызвано вовсе не недостаточным радикализмом или недостаточной эффективностью подобных мер. Если бы это было так, они делали бы встречные предложения. Речь идет, на самом деле, о том, что эти люди не только не стремятся к «деоффшоризации» капитала, но напротив, отстаивают интересы оффшорной буржуазии, пренебрегая проблемами государства и работников реального сектора.

Единственное, что заботит их по-настоящему, это стабильность банков и организаций, через которые прокручиваются деньги. Но и тут предпочтение отдается нескольким крупнейшим финансовым корпорациям. Стремясь защитить их от возможных последствий кризиса, Центральный банк, возглавляемый Эльвирой Набиуллиной, еще одной яркой представительницей все той же «команды профессионалов», начал зачистку средних банков, в первую очередь - региональных. В результате по стране прокатилась волна локальных кризисов – от Тулы до Калининграда тысячи людей внезапно оказались лишены доступа к своим сбережениям. У дверей все еще работающих банков собирались толпы перепуганных вкладчиков, возникала паника. На государство легли дополнительные расходы: надо исполнять обязательства по страхованию вкладов.

Самые большие проблемы вызваны были закрытием «Мастер-банка», через который проводили свои безналичные платежи многие компании по всей России. На несколько дней их работа была практически блокирована – с очевидными последствиями не только для этих организаций, но и для экономики в целом.

По сути дела, пытаясь с помощью превентивных зачисток банковского сектора предотвратить финансовый кризис, возглавляемый Набиуллиной Центробанк его как раз и спровоцировал. И уж, во всяком случае, приблизил. Надежность многих финансовых институтов поставлена под вопрос, вся эта сфера оказывается в зоне турбулентности. Вместо того чтобы укрепить взаимное доверие в финансовом секторе, эти действия ЦБ вызвали обратный эффект. Рынок межбанковского кредитования парализован. В этот самый момент на заседании Совета Федерации звучат слова министра финансов Антона Силуанова о том, что может быть приостановлена поддержка Россельхозбанку, а незадолго до этого под удар попал другой системный банк – ВЭБ. В тот самый момент, когда застройщики олимпийских объектов грозят дефолтом по своим кредитам.

Министр явно опирается на рекомендации либеральных экономистов, которые видят в банках всего лишь организации, существующие ради получения прибыли. Если должники, с которыми работает банк, находятся в сложном положении, а с возвращением кредитов возникли проблемы, надо либо выжимать любой ценой деньги, либо закрывать сам банк как неэффективный. При этом полностью упускается из виду экономическая и социальная функция банков, поддерживающих воспроизводство не только отдельных предприятий, но целых отраслей и регионов, как это имеет место в случае с РСХБ.

Трудности банка вызваны объективно ухудшающимся положением, в котором оказалось наше сельское хозяйство. Его задел не только глобальный экономический кризис, приведший, среди прочего, к резкому удорожанию кредитов. Вступление России в ВТО произошло на далеко не самых удачных для российских производителей условиях.

В условиях нестабильности на глобальных рынках протекционистские меры так же оправданы и необходимы, как карантин во время эпидемии.

Однако правила ВТО не только ограничивают возможности поддержки отечественного производителя, но и делают эту поддержку крайне дорогой и неэффективной там, где она все еще допускается. Сводя к минимуму использование запретительных и ограничивающих таможенных тарифов, ВТО предлагает правительству в небольших объемах компенсировать предприятия субсидиями - иными словами, тратить деньги вместо того, чтобы их получать. Нетрудно догадаться, что средств в государственном бюджете от этого не прибавилось, денег на всех не хватает, до многих производителей они просто не доходят. Отстаивая прямые субсидии как единственную или основную форму помощи агробизнесу, министерство финансов забывает, что получить подобную помощь удается лишь крупным хозяйствам. Малому и среднему бизнесу грозит гибель, а вместе с этим исчезнет с социальной карты России еще только зарождающийся класс фермеров.

В таких условиях, с одной стороны, клиенты Россельхозбанка сталкиваются с возрастающими трудностями, а с другой стороны потребность аграрного сектора в государственном банке, способном обеспечить предприятия доступным кредитом и с пониманием отнестись к их проблемам, стремительно возрастает. По существу, РСХБ оказывается чуть ли не единственным инструментом, остающимся в руках у государства для поддержания и развития аграрного сектора после вступления России в ВТО.

Оставить сельхозпроизводителей наедине с рынком - означает допустить риск не только многочисленных банкротств, но и подорвать экономику целых регионов, где производство, занятость и социальная структура зависят от сельского хозяйства. В то время как экономисты много говорят об угрозе цепной реакции банкротств в финансовой сфере, их почему-то не пугает опасность такого же точно коллапса в реальном секторе, хотя от него зависит куда больше людей.

На протяжении 2000-х сельское хозяйство России, которое было в советское время традиционно слабым звеном, добилось определенных успехов. Достаточно вспомнить, что из импортера зерна наша страна превратилась в экспортера, а предприятия аграрного сектора научились обходиться без ежегодной мобилизации миллионов горожан на уборку картофеля или свеклы. Однако имеющиеся достижения сейчас оказываются под угрозой, а вместе с ними - и продовольственная безопасность России.

Разумеется, либеральных экономистов не слишком волнуют подобные проблемы. И если ради стабилизации финансового рынка, по их мнению, придется пожертвовать аграрным сектором, благосостоянием некоторых регионов России, фермерами или даже поставить под вопрос интересы государства в целом, то так тому и быть. Финансовый рынок воспринимается ими как некое божество, которому они готовы приносить и более значимые жертвы. Но проблема в том, что даже такой ценой поставленная ими цель вряд ли будет достигнута.

Маловероятно, что отказ от господдержки Россельхозбанка укрепит финансовый рынок страны, усилит на нем взаимное доверие, сделает более доступным кредит или снизит риск кризиса. Скорее – наоборот. В конце концов, удар по столь важному участнику рынка лишь усилит нервозность и спровоцирует волну негативных ожиданий: кто станет следующим? Все это лишь обостряет напряженность на банковском рынке, создавая угрозу нового системного кризиса в этой сфере. Получается именно то, чего хотели избежать.

«Команда профессионалов», заучив наизусть мантры из плохо переведенных американских учебников, категорически не желает учиться ни на своих ошибках, ни даже на опыте тех же США и Евросоюза, где ровно такие же меры уже привели к обострению и затягиванию кризиса.

Кризис российской экономики носит в значительной мере объективный характер. Но то, каким способом с ним пытаются бороться, заставляет вспомнить известное изречение про лекарство, которое хуже болезни.

Борис Кагарлицкий - директор Института глобализации и социальных движений