Столетие
ПОИСК НА САЙТЕ
19 марта 2024
Россия за ценой не постояла

Россия за ценой не постояла

Если Франция не была стерта с лица Европы, то этим она обязана России
Александр Пронин
13.11.2013
Россия за ценой не постояла

Вняв мольбам французов и пунктуально выполняя союзнические обязательства, Русский Генеральный штаб летом 1914 года без должной подготовки поспешно бросил в наступление на Восточную Пруссию войска Северо-Западного фронта. В результате 2-я армия попала в «мешок» в районе Мазурских озер и потеряла только убитыми и пленными 110 тысяч человек, а командующий армией генерал от кавалерии А.В. Самсонов, не желая попасть в плен, застрелился. Однако жертвенный подвиг русских воинов в Восточной Пруссии спас Францию от разгрома и предопределил стратегическое поражение в войне кайзеровской Германии…

95 лет назад, 11 ноября 1918 г. в Компьенском лесу близ французской станции Ретонд представителями Германии, с одной стороны, и Франции, Великобритании, США и прочих государств антигерманской коалиции – с другой, было подписано соглашение о перемирии, означавшее фактическую капитуляцию немецких войск на Западном фронте и прекращение длившейся 4 года, 3 месяца и 10 дней мировой войны. Из общего числа ее жертв приблизительно в 20 млн. человек (в двенадцати наиболее активно воевавших государствах) четверть – 5 млн. – приходится на Россию. Наша страна внесла чрезвычайно большой вклад в победу Антанты.

Уместно напомнить, что план Шлиффена (война на два фронта), при всем его авантюризме основанный на точном математическом расчете и точном знании слабых сторон противника, а потому и воодушевивший Вильгельма II на военное решение обострившихся проблем отнюдь не гипотетическими шансами на осуществление, был сорван уже в первый месяц войны русскими воинами.

«Если Франция не была стерта с лица Европы, то этим прежде всего мы обязаны России», – признавал верховный главнокомандующий союзными войсками маршал Фердинанд Фош.

Маршал имел в виду, разумеется, Вocточно-Прусскую операцию, проводившуюся двумя армиями Северо-Западного фронта (главнокомандующий генерал от кавалерии Яков Жилинский, начальник штаба генерал-лейтенант Владимир Орановский) с 4 августа по 2 сентября 1914 г. Однако последовавшие после трех с лишним лет неимоверно тяжелой войны бурные события, особенно аннулирование государственного, в том числе внешнего, долга Российской империи декретом СНК от 21 января (3 февраля) 1918 г., явились причиной того, что жертвенный подвиг русских солдат в мазурских лесах и болотах был предан союзниками забвению...

В исследованиях по истории войн и военного искусства советского периода Восточно-Прусская операция 1914 года долгое время фигурировала как хрестоматийный пример полководческой бесталанности и невежества, неумения согласовывать действия больших воинских масс. Но при всей справедливости большинства критических оценок строгие менторы часто не принимали во внимание всех предопределивших поражение обстоятельств, а потому и постулаты их страдали неполнотой, односторонностью.

В начале 1941 г. Военное издательство Наркомата обороны попыталось дополнить картину событий на русско-германском фронте в августе-сентябре 1914 г. за счет немецких источников, подготовив к публикации перевод второго тома издававшегося в 1925-1934 гг. 14-томного германского труда «Мировая война 1914-1918 гг.». Берлинские историографы красноречиво озаглавили этот том «Освобождение Восточной Пруссии».

Но до советского читателя эта работа так и не дошла, начальник Главного политуправления РККA армейский комиссар первого ранга Лев Мехлис, которому передали на визирование сигнальный экземпляр книги, с марта по июнь 1941 г. раздумывал и в конце концов наложил резолюцию, воспрещавшую печатание. Логику главного политработника нетрудно понять: сначала сомневается, уместно ли напоминать о недавней русско-германской войне в условиях, когда тевтонская армада сосредоточивается вдоль советских границ и, в то же время озабочен, как бы не дать Берлину повода обвинить Москву в провоцировании военного столкновения. После 22 июня переведенный труд выглядит вредным, ибо прославляет победу вражеского оружия.

Немецкие авторы излишне тенденциозны, безмерно преувеличивают масштаб и значение одержанного под Танненбергом успеха и без зазрения совести принижают доблесть русских, взявших верх и в целом ряде боев, и в небезызвестном Гумбиннен-Гольдапском сражении 7 августа 1914 г.

И тем не менее они дают во многом отличное от отечественных и вполне убедительное объяснение причин того, почему победная поступь полков Ренненкампфа и Самсонова обернулась для многих солдат гибелью или пленом, показывают ту озабоченность, которую вызвало в ставке кайзера ожидавшееся, но слишком уж скорое вторжение русских в Восточную Пруссию.

Воспользовавшись уникальными фондами Военно-научной библиотеки Генерального штаба (ныне, к величайшему сожалению, закрытой с легкой руки бывшего министра обороны А.Э. Сердюкова), в 1994 году «Военно-исторический журнал» в двух номерах напечатал наиболее интересные фрагменты из не разрешенного в 1941 г. к публикации тома «Освобождение Восточной Пруссии». В полном же объеме труд германских историков и по сей день недоступен для большинства специалистов. Может быть, отчасти и поэтому в работах даже серьезных авторов о событиях августа 1914-го встречаются искажающие истину утверждения. Например, один уважаемый историк в своих комментариях к четырехтомному труду Антона Керсновского «История русской армии» прямо заявляет: «Миф о «спасении русскими Франции» стал оправданием катастрофы в Восточной Пруссии». (Керсновский А.А. История русской армии. Т.3. – М.: Голос, 1994, с.339).

Что ж, попытаемся рассмотреть, так ли уж этот «миф» недостоверен и не имеет ли он под собой вполне реальной почвы. Внимательное рассмотрение всех фактов (в том числе и тех, что приводят немецкие историки) не может не убедить в том, что сама катастрофа как раз и явилась следствием, может быть, и неизбежным в тех условиях. Во-первых, пунктуального выполнения Россией союзнических обязательств (крайне жестких и крайне невыгодных нашей стране, но в 1914 году не имевших альтернативы, ибо в противном случае план Шлиффена становился абсолютно реалистичным!); во-вторых, искреннего порыва россиян – и сидевших в высоких штабах, принимавших ответственные решения, и тех, что шли в бой, чтобы помочь французам.

Вспомним, что немецкая стратегия была крепко привязана к срокам русской мобилизации. Вследствие отдаленности расположения многих соединений и частей от будущего театра военных действий и бедности железнодорожной сети (по такому важнейшему показателю, как насыщенность рельсовыми путями на единицу пространства, даже европейская часть России уступала Германии не менее чем в 10 раз!) сосредоточение русских войск должно было осуществляться слишком длительное время. На 15-й день мобилизации Россия могла выставить на фронт не более 1/3 своей армии (Германия за это время при любых обстоятельствах полностью завершала сосредоточение), на 30-й день – до 2/3. Между 30 и 60 днями мобилизации должны были прибыть части кавалерии и корпуса из отдаленных округов.

Столь растянутые сроки отмобилизования русской армии вселили в германский генштаб уверенность, что войска кайзера справятся с разгромом своих противников по очереди, и определили выбор первого удара именно по Франции.

Французские союзники на ежегодно проводимых совещаниях начальников генеральных штабов упорно добивались включения в протокол обещания возможно более скорого (в случае начала войны Франции с Германией) вторжения русского Северо-Западного фронта на территорию общего противника. Их целью было отвлечение 5-6 немецких корпусов. Такое обязательство глава русского Генштаба генерал от кавалерии Яков Жилинский союзникам дал, заявив о возможности начала наступления уже на 15-й день мобилизации. «Следствием этого легкомысленного и преступного обещания должен был быть поход в Восточную Пруссию совершенно неготовых войск», – заключил Антон Керсновский (Указ. соч. Т.3, с. 163).

Разумеется, Жилинский достоин самого сурового порицания. Он начисто забыл, как замечает Керсновский, об «организации операционной базы и устройстве продовольственной части» предназначавшихся в наступление корпусов, непростительно долго медлил с решением вопроса об изменении составленного еще в 1910 году мобилизационного расписания № 19, по которому в состав перволинейных войск включались второочередные дивизии, прибывающие позднее, что заведомо предрешало переход в наступление неукомплектованными армиями и т.д. Но, несмотря на все огрехи, взятое обязательство имело глубокий позитивный смысл, ибо воодушевляло союзников надеждой, что они не останутся одинокими перед всесокрушающей мощью германской военной машины в первый, самый опасный месяц войны.

Известно, что осенью 1913 года Николай II, утверждая новый вариант «Основных соображений по развертыванию Вооруженных сил России в случае войны с державами Тройственного союза», дал указание разработать наконец мобилизационное расписание № 20, с тем, чтобы устранить изъяны в сосредоточении войск, при этом никоим образом не посягая на уже имеющиеся договоренности с союзниками. Но времени оставалось катастрофически мало. Генеральный штаб, который в 1914 году возглавил генерал-лейтенант Николай Янушкевич, не успел завершить работу над главным мобилизационным документом. Поэтому Вооруженные силы России вынуждены были разворачиваться по старому расписанию, составленному в 1910 году.

В германском генштабе знали о предпринимавшихся Петербургом усилиях по сокращению мобилизационных сроков и повышению реальной боеготовности. Эта осведомленность в значительной мере послужила причиной неуступчивости «кузена Вили» в диалоге с «кузеном Ники» в ходе июльского кризиса 1914 г. Вильгельм II отчетливо сознавал, что время работает не на Германию и Австро-Венгрию.

Немецкие историографы прямо пишут, что угроза срыва плана Шлиффена «росла по мере постепенного усиления России и сокращения из года в год времени, необходимого для развертывания ее сил».

Кайзер считал, что уже в 1915 году воевать на два фронта уже будет невозможно, идея блицкрига потеряет всякий смысл…

Поэтому, когда в ставке кайзера сначала 4 августа было получено известие о начатом 1-й (Неманской) армией генерала от кавалерии Павла Ренненкампфа наступлении (точно на 15-й день русской мобилизации!), а затем 7 августа поступило сразу два донесения – о переходе германской границы корпусов 2-й (Наревской) армии генерала от кавалерии Александра Самсонова и о поражении войск 8-й армии (1-го армейского корпуса генерала Германа фон Франсуа и 17-го армейского корпуса генерала Августа Макензена) в Гумбиннен-Гольдапском сражении, здесь воцарилась необычайная тревога. Масла в огонь подлил командующий 8-й армией генерал-полковник Макс Притвиц. В разговоре по прямой связи с начальником генштаба генерал-полковником Хельмутом Мольтке-младшим утром 8 августа он обрисовал сложившуюся обстановку «чрезвычайно мрачно», заявил, что приказал отступать за Вислу, оставляя Восточную Пруссию, да к тому же еще и затребовал большие подкрепления.

И это случилось в то время, когда решалась судьба кампании против Франции! Все внимание должно было быть приковано к взятию Бельгии, к начавшим наступление в Эльзасе и Лотарингии двум французским армиям, к назревавшему на 230-километровом фронте в Арденнах и в междуречье Самбры и Мааса Пограничному сражению, решительная победа в котором открывала путь на Париж! Притвица тотчас отправили в отставку.

Вечером 8 августа Мольтке из ставки в Кобленце послал на автомобиле офицера к командующему 2-й армией, воевавшей в Бельгии, за его обер-квартирмейстером генерал-майором Эрихом Людендорфом. Решено было назначить его начальником штаба 8-й армии, оборонявшей Восточную Пруссию, вместо генерал-майора Вальдерзее. Мольтке хорошо знал Людендорфа, так как последний в течение девяти лет (до весны 1913 г.) работал под его непосредственным руководством в Большом генштабе, в ключевом, ведавшем вопросами развертывания, отделе, а затем возглавлял это подразделение. В начале войны «по поручению командующего армией он (Людендорф) участвовал в налете на Льеж и в момент, когда исход операции находился под вопросом, решительно вмешался в руководство ею, – отмечают немецкие исследователи. – В первую очередь его личной отваге и непреклонной воле можно приписать падение этой крепости».

Посланный офицер вез письмо от Мольтке Людендорфу. «Вам ставится тяжелая задача, быть может, еще более трудная, чем штурм Льежа, – писал начальник генштаба. – Я не знаю никого другого, к кому питал бы столь безграничное доверие, как к Вам. Быть может, Вы еще спасете положение на Востоке». В мемуарах самого Людендорфа мы находим еще более откровенное признание Мольтке в том, что он озабочен создавшимся положением. «Конечно, на Вас не падет ответственность за то, что произойдет, – говорилось в письме,– но с Вашей энергией Вы можете предотвратить самое худшее» (Людендорф Э. Мои воспоминания о войне 1914-1918 гг. Пер. с 5-го нем. изд. Под ред. А. Свечина. – М.: Госиздат, 1923. Т.1, с.5). Немецкие стратеги начали сознавать, что блицкриг, похоже, провалился...

Немедленно по прибытии Людендорфа в Кобленц вечером 9 августа Мольтке обсудил с ним ситуацию на Востоке, и уже в 21 час тот спецпоездом выехал к своим войскам. В Ганновере в 4 часа утра 10 августа в поезд сел назначенный командовать 8-й армией отставной генерал от инфантерии Пауль фон Гинденбург. В 14 часов того же дня поезд прибыл в Мариенбург, где располагался штаб 8-й армии, и «сейчас же состоялся доклад об обстановке».

Как видим, германское командование боялось упустить не то что день – час времени! Вплоть до завершения окружения двух с половиной корпусов Наревской армии вечером 16 августа его внимание едва ли не целиком было обращено на восток. Всю эту неделю газеты многих стран пестрели прогнозами, что через 2-3 месяца русские войдут в Берлин...

Кстати, 13 августа (после пяти дней колебаний!) немецкое верховное командование удовлетворило высказанную еще Притвицем просьбу о подкреплениях, решив передать 8-й армии два армейских корпуса и кавалерийскую дивизию, а также предназначив для отправки в Восточную Пруссию часть формировавшихся резервов. Не согласные с «мифом» о спасении русскими Франции делают упор на то, что, дескать, с Запада в разгар боев было отвлечено не так уж много войск кайзера. Гораздо больше германских сил было отвлечено сопротивлением Антверпена, Мобежа и высадкой англичан в Остенде. Не придается значения тому, что подкрепления для Гинденбурга были сняты с ударной группировки, с решающего направления на правом крыле немецкого наступления на Францию, что роковым образом сказалось в битве на Марне 5-12 сентября 1914 г.

Союзники России в полном объеме получили то, что желали. Русский фронт уже в первые недели войны отвлек на себя не менее шести полнокровных германских корпусов.

Стоит напомнить, что Россия столь же самоотверженно пришла на помощь союзникам и в кампанию 1915 года, спланировав одновременно наступление против Германии (опять в Восточной Пруссии) и Австро-Венгрии (в Карпатах); и в кампанию 1916 года, начав в марте Нарочскую операцию и заставив немецкое командование ослабить натиск на Верден, а летом предприняв наступление Югo-Западным фронтом (знаменитый Брусиловский прорыв) и снова оттянув на себя значительные силы 11 германских дивизий из Франции и шести австро-венгерских из Италии; и даже зимой 1917 г., затеяв изнуренными и ослабленными войсками 12-й армии Северного фронта Митавскую операцию по большей части с целью отвлечь часть сил с западноевропейского театра войны... Есть ли в истории Первой мировой примеры подобной жертвенной помощи России со стороны союзников? Разве бытовавшая мрачная шутка о готовности их воевать с немцами «до последнего русского солдата» – это миф? И другой поворот этой темы: не оказывало ли русское верховное командование медвежью услугу как правящей династии, так и нации в целом, слишком уж охотно откликаясь на пожелания Франции тогда, когда ее положение было не столь отчаянным, как в августе 1914-го?

Перечислять все причины нашего августовского поражения в Восточной Пруссии нет смысла, о них много сказано. Нестабильность в тылу, крайняя усталость войск, странные действия Ренненкампфа, ошибки ставки и оперативное невежество Жилинского, из рук вон плохая служба связи в русской армии – все это давало противнику почти абсолютный шанс на успех. Что же говорить о кайзеровских войсках? Но о последнем обстоятельстве следует сказать особо. Неналаженная связь повлекла за собой грубое нарушение мер оперативной маскировки. Немецкие авторы сообщают, что Гинденбург и Людендорф в течение 11-13 августа были прекрасно осведомлены обо всех перемещениях войск 2-й армии из посылавшихся не зашифрованными русских радиограмм. «Как раз в ответственнейшие часы принятия решений и отдачи... боевых приказов германскому командующему стали известны ближайшие намерения обеих армий противника», причем Людендорф практически наверняка знал, что Ренненкампф не торопится установить маневренную связь с Самсоновым, фактически позволяя германцам «беспрепятственно рассчитаться с Наревской армией». В пути по Восточной Пруссии автомобиль Людендорфа то и дело нагоняли нарочные, передавая все новые и новые русские радиограммы, так что поначалу он какое-то время сомневался: да не обман ли это, завлекающий его в ловушку? Но все совпадало: и радиоперехват, и донесения оставленных лазутчиков и пилотов аэропланов. Грех было не воспользоваться уникальной возможностью, тем более что штаб 8-й армии каждое лето скрупулезно отрабатывал на местности энергичный контрманевр для сосредоточения почти всех сил сначала против одной, затем против другой вражеской группировки, а Притвиц перед своей отставкой уже начал осуществлять подготовку к удару по левому флангу самсоновской армии...

Крайней неосторожностью «наших штабов в пользовании искровым телеграфом» (т.е. радиосвязью) называется в докладе правительственной комиссии, расследовавшей уже осенью 1914 г. причины и условия катастрофы под Танненбергом, одно из двух главных обстоятельств, имевшее гибельное последствие.

В докладе сообщается, что только за период с 10 по 12 августа русской станцией искрового телеграфа крепости Брест-Литовск было зафиксировано 15 пространных радиосообщений, передаваемых открытым текстом, из штабов корпусов 2-й армии и даже из самого штаба армии. Они заключали в себе самые секретные существенные распоряжения боевого характера, а также «сведения, имевшиеся в штабах о германских войсках, равно как некоторые данные по материальной части и вообще о состоянии 2-й армии» (Восточно-Прусская операция. Сборник документов. М.: Воениздат, 1939, с.553-554). Другим таким гибельным обстоятельством явились «несвоевременное прибытие корпусной и дивизионной конницы и полная неподготовленность ее для выполнения своих задач», что повлекло за собой невозможность не только вести ближайшую разведку противника, но даже осматривать пройденное войсками пространство.

Не уйти, однако, от вопроса: почему же в штабах пренебрегли шифрованием телеграмм? Русская безалаберность, извечная надежда на авось? Нет, главная причина, очевидно, все в той же суетливой нервозности выступления в поход. Как утверждал в романе «Август Четырнадцатого» Александр Солженицын, основательно изучивший документальные источники на эту тему, самсоновская служба связи просто не успела разработать и передать в нижестоящие штабы шифры и коды, это пришлось делать уже на марше.

Да и штаб русской 2-й армии формировался наспех, с бору по сосенке, сам Александр Васильевич Самсонов вступил в должность командующего только 23 июля, уже после 7 лет пребывания на посту туркестанского генерал-губернатора. О нем вспомнили в Военном министерстве лишь потому, что когда-то он был начальником штаба Варшавского военного округа....

Когда же русские штабы, наконец, обзавелись шифрами, в ходе боевых действий начались опасные недоразумения. Так, 14 августа заполыхали ожесточенные бои под Алленштейном, командир 13-го корпуса генерал-лейтенант Клюев должен был получить важную радиограмму из штаба 6-го корпуса о том, что этот корпус вынужден отступать из Бишофсбурга, оголяя его фланг. Но расшифровать телеграмму не смогли из-за отсутствия ключа. К Клюеву был отправлен и офицер связи 6-го корпуса, но драгоценное время упустили.

Трагическая цепь несуразных ошибок и высших военачальников, и командиров рангом пониже ни в коем случае не может умалить геройского самопожертвования Русской армии во имя общесоюзнической победы.

И застрелившийся в ночь на 17 (30) августа Александр Самсонов, и те, кто до последнего дрался в мазурских лесах (а погибло там и попало в плен в общей сложности до 110 тыс. русских воинов), сделали все, что было в их силах. Сраму они не имут, а слава им вечная.

«Восточнопрусский поход знаменовал потерю войны для Германии», – писал А.А. Керсновский (и, думается, не преувеличил). Никакие эфемерные «Танненберги» уже не могли искупить рокового промаха германской стратегии. Но этот наш крупнейший политический и стратегический успех мог быть и должен был быть куплен не столь дорогою ценою.

Конечно, рассуждать задним числом легко. Но в том-то и беда, что русские никогда не стояли за ценой, если речь шла о союзнических обязательствах... Так было не только в Первую мировую.

Специально для Столетия


Эксклюзив
18.03.2024
Максим Столетов
Запад поставляет Киеву тысячи ударных дронов
Фоторепортаж
13.03.2024
Подготовила Мария Максимова
В Ярославле открылся музей СВО


* Экстремистские и террористические организации, запрещенные в Российской Федерации: американская компания Meta и принадлежащие ей соцсети Instagram и Facebook, «Правый сектор», «Украинская повстанческая армия» (УПА), «Исламское государство» (ИГ, ИГИЛ), «Джабхат Фатх аш-Шам» (бывшая «Джабхат ан-Нусра», «Джебхат ан-Нусра»), Национал-Большевистская партия (НБП), «Аль-Каида», «УНА-УНСО», «ОУН», С14 (Сич, укр. Січ), «Талибан», «Меджлис крымско-татарского народа», «Свидетели Иеговы», «Мизантропик Дивижн», «Братство» Корчинского, «Артподготовка», «Тризуб им. Степана Бандеры», нацбатальон «Азов», «НСО», «Славянский союз», «Формат-18», «Хизб ут-Тахрир», «Фонд борьбы с коррупцией» (ФБК) – организация-иноагент, признанная экстремистской, запрещена в РФ и ликвидирована по решению суда; её основатель Алексей Навальный включён в перечень террористов и экстремистов и др..

*Организации и граждане, признанные Минюстом РФ иноагентами: Международное историко-просветительское, благотворительное и правозащитное общество «Мемориал», Аналитический центр Юрия Левады, фонд «В защиту прав заключённых», «Институт глобализации и социальных движений», «Благотворительный фонд охраны здоровья и защиты прав граждан», «Центр независимых социологических исследований», Голос Америки, Радио Свободная Европа/Радио Свобода, телеканал «Настоящее время», Кавказ.Реалии, Крым.Реалии, Сибирь.Реалии, правозащитник Лев Пономарёв, журналисты Людмила Савицкая и Сергей Маркелов, главред газеты «Псковская губерния» Денис Камалягин, художница-акционистка и фемактивистка Дарья Апахончич и др..