Польские людоеды в московском Кремле

4 ноября наша страна отметила День народного единства. В этот день в 1612 году русские ратники во главе с князем Дмитрием Пожарским практически освободили от захватчиков Москву.

Празднование этой даты вызвало в нашем обществе ожесточенные споры. Лидер КПРФ Геннадий Зюганов обвинил ведущие религиозные организации, предложившие праздновать день 4 ноября, в использовании "грязных" политических технологий. С точки зрения многих, и не только коммунистов, 4 ноября делают праздником для того, чтобы россияне поскорее забыли о другой ноябрьской дате – 7 ноября.

Митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл – один из тех, кто уверен в значимости Дня народного единства, решительно не согласен с такой точкой зрения. "Представьте себе, - сказал он, - враг сидел в Кремле, и страны не существовало. Были преступления, столкновения боярских партий, но из этой бездны падения народ восстал благодаря гражданской инициативе. Что может быть более прекрасным символом завершения Смутного времени?"

К сожалению, многие наши соотечественники весьма смутно представляют себе, что творилось в нашей стране в начале XVII века и что такое Смутное время.

А время это было поистине страшным. С 1605 года, когда Лжедмитрий Первый (по самой распространенной версии – монах-расстрига Григорий Отрепьев), выдававший себя за сына Ивана Грозного, сумел занять царский трон, непрерывные бедствия стали нормой жизни на Руси. Сменяли друг друга новые самозванцы, предательство для многих бояр стало нормой жизни, поляки от поддержки Лжедмитрия перешли к прямой интервенции и захватили значительную часть страны, включая Москву, а шведы захватили Новгород.

Пахать и сеять было просто бессмысленно. Если даже конница не потопчет всходы и каким-то чудом крестьянам удастся собрать урожай, то его все равно кто-нибудь отберет. Многочисленные отряды враждующих сторон, число которых все время только увеличивалось, нуждались не только в фураже, провизии и лошадях. Рядовые наемники, жаждавшие быстрого обогащения не меньше своих главарей, пытали и убивали всех мало-мальски зажиточных с виду людей, попадавшихся им на пути. Властей на местах, способных бороться с нахлынувшими бедами, почти не осталось. Численность населения катастрофически сокращалась. Русское государство практически перестало существовать.

Вот в такой отчаянной ситуации в Нижнем Новгороде по призыву торговца мясом Кузьмы Минина и началось формирование ополчения, руководителем которого стал князь Дмитрий Пожарский. Опираясь на поддержку еще уцелевшего к тому времени народа, ополченцы подошли к Москве.

4 ноября (22 октября по старому стилю) 1612 года, взяв приступом Китай-город, ополченцы стали контролировать большую часть Москвы. Но поляки, засевшие в Кремле, продолжали сопротивление.

Вот как польский историк Казимир Валишевский описал нравы осажденных: "Они пользовались для приготовления пищи греческими рукописями, найдя большую и бесценную коллекцию их в архивах Кремля. Вываривая пергамент, они добывали из него растительный клей, обманывающий их мучительный голод. Когда эти источники иссякли, они выкапывали трупы, потом стали убивать своих пленников… ¦дошли до того, что начали пожирать друг друга.

Это факт, не подлежащий ни малейшему сомнению. Очевидец Будзило (польский капитан. – Авт.) сообщает о последних днях осады невероятно ужасные подробности, которых не мог выдумать, тем более что во многом повторялось то же, что происходило в этой несчастной стране несколько лет перед тем во время голода. Будзило называет лиц, отмечает числа: лейтенант и гайдук съели каждый по двое из своих сыновей; другой офицер съел свою мать! Сильнейшие пользовались слабыми, а здоровые – больными. Ссорились из-за мертвых, и к порождаемым жестоким безумием раздорам примешивались самые удивительные представления о справедливости. Один солдат жаловался, что люди из другой роты съели его родственника, тогда как по справедливости им должен был питаться он сам с товарищами. Обвиняемые ссылались на права полка на труп однополченца, и полковник не решился прекратить эту распрю, опасаясь, как бы проигравшая тяжбу сторона из мести за приговор не съела судью".

Не случайно, по описанию Валишевского, когда русское "войско и народ вступили в священную ограду Кремля... радость сменилась скорбью перед раздирающим душу зрелищем: в подвалах склады внушающей ужас провизии: омерзительное крошево, в котором воображение кое-кого из московитян рисовало себе части тела друга или родственника".

А ведь в начале осады Пожарский предложил полякам выбор – либо свободное возвращение на родину, либо возможность поступить к нему на службу с хорошим жалованьем, что было вполне в духе времени. Но те предпочли питаться пленными, родственниками, товарищами и архивными документами. Почему? Причина очень простая: при сдаче пришлось бы расстаться с награбленным в Московии…