От победы до поражения – один шаг

22 июня 1940 года Франция подписала акт о капитуляции во Второй мировой войне. По крайней мере, на тот момент это представлялось именно так. У миллионов людей в мире тогда возникал и не находил разрешения вопрос: как случилось, что армия главной страны-победительницы Первой мировой войны сдалась без особого сопротивления тому противнику, которого всего за 21 год перед тем повергла ниц.

История скоротечной кампании 1940 года на Западном фронте или немецкого блицкрига, который, в отличие от 1914 года, удался, описана во всех деталях. Как известно, Гитлер нарочно обставил процедуру заключения перемирия так, чтобы это выглядело реваншем за поражение Германии в Первой мировой войне. Документ был подписан в мемориальном штабном вагоне маршала Фоша, где 11 ноября 1918 года представители союзного командования продиктовали условия капитуляции разгромленной Германии.  

Впрочем, Гитлер в этом был не нов. Ведь и Франция, победив в Первой мировой войне, настояла на том, чтобы мирный договор был подписан в том же самом зале Версальского дворца, где в 1871 году было провозглашено создание Германской империи.  

Самое поразительное, что миллионы французов в тот момент считали главу капитулянтов, маршала Петэна, спасителем Отечества.

Французский писатель Фредерик Виту свидетельствует: «Мой отец во время оккупации был сотрудником небольшой, но достаточно популярной в Париже газеты «Ле пти паризьен», которая тогда продолжала выходить под немецкой цензурой. И он, как и 90 % всех французов, искренне поддерживал политику маршала Петэна, потому что считал её единственно возможной в той ситуации». Это уже после войны Петэна сочли государственным изменником и приговорили к смертной казни, заменённой, в силу преклонного возраста, пожизненным заключением.  

Но в сложившейся ситуации была своя логика. Мы смотрим на дело с высоты нашей Победы. Однако будем объективны. Мы иногда забываем, что прежде, чем победить, нашей армии пришлось отступать до стен Москвы и Кавказских гор. Глубина отступления от границы измерялась 1000-2500 км. У французской армии, естественно, не было такой возможности отходить.  

После прорыва у Седана и марша немецких танковых дивизий к Дюнкерку половина довоенной французской армии просто перестала существовать. Масштаб поражений Красной армии в сражениях первых месяцев войны был ещё больше. Академическая «Великая Отечественная война 1941-1945» (М.: Наука, 1998) утверждает, что к декабрю 1941 года перестала существовать почти вся наша сухопутная армия: 5 млн. из 5,7 млн.

Но у нас была возможность оставлением пространства выиграть время и воссоздать армию. У нас было, куда эвакуировать военную промышленность. У Франции в июне 1940 года таких возможностей не было.

Поэтому в глазах многих Петэн действительно спас Францию от дальнейших ужасов войны.  

Был, правда, один оптимист в правительстве Петэна. Тогда, однако, большинство французов считали его сумасшедшим или изменником, готовым предать страну (прежде всего – французские колонии) англичанам. Звали его генерал де Голль. Это уже спустя четыре года он стал национальным героем. За это время ему пришлось пройти буквально по лезвию ножа. США и Англия долго не хотели считать его равноценным союзником. А французы стали буквально ненавидеть англичан после того, как те потопили французский флот в Оране и отобрали у французов Левант.  

В пользу личности Петэна многим говорил тот факт, что он – герой Первой мировой войны. С его именем связывалась успешная оборона Вердена в 1916 году. Декретом Национального собрания от 10 июля 1940 года в городе Виши Петэн получил де-юре единоличную власть. Правда, в силу возраста он не мог ею пользоваться, и в 1942 году передал фактическое управлению премьер-министру Лавалю, которого потом, после войны, расстреляли. Но Петэн для многих французов оставался национальным символом, «дважды» спасителем Отечества. В те дни, чтобы противодействовать пропаганде сторонников де Голля и Сопротивления, во французских городах появился плакат. На нём был изображён маршал Петэн во всех боевых орденах, полученных за Первую мировую войну, а внизу красовалась надпись: «Неужели ты бóльший француз, чем он?»  

Однако поражение Франции, если вдуматься, произошло не в июне 1940 года, а значительно раньше.

Характерно, что «Компьен наоборот» совершили представители поколения героев-победителей 1914-1918 гг. Правда, не все. Генерала Гамелена, бывшего до мая 1940 года главнокомандующим французской армией, режим Виши отправил в немецкий концлагерь. Его преемник Вейган, зачитывавший немцам условия капитуляции в 1918 году, сам в 1940 году подписывал капитуляцию Франции. Затем он стал военным министром вишистского правительства и трибунал под его председательством заочно присудил де Голля к смерти. Но он всё время пытался вести двойную игру, и в конце концов немцы и его направили в Дахау.  

В 1914 году они все вместе дали немцам генеральное сражение под стенами Парижа, известное как битва на Марне. Зато в 1940-м они все как один решили оставить Париж без боя. И это – важнейший показатель.  

Пораженческое настроение моментально охватило французскую верхушку. Уже 15 мая 1940 года, всего лишь на шестой день немецкого наступления, французский премьер Рейно в панике звонил своему британскому коллеге Черчиллю: «Мы разбиты!».  

Может быть, всё дело было в том, что Франция готовилась совсем не к той войне, которую навязала ей Германия? Ведь ещё Сунь Цзы учил: «Лучшая война – разбить замыслы противника». Французская армия была захвачена врасплох и её дальнейшие действия были просто парализованы? Но тогда резонен вопрос: а почему она готовилась не к той войне? И к какой именно войне она в этом случае готовилась?  

Для начала вспомним, что в Первую мировую войну, в которой Франция по праву стяжала лавры главной победительницы, она потеряла 1,3 млн. человек. Для страны с населением 35 млн. это была очень тяжелая утрата. Практически не было ни одной французской семьи, где бы не оплакивали отца, сына или брата, убитого на войне. В любом французском местечке есть обелиски погибшим в войну 1914-1918 гг. – совсем как у нас в память павшим в Великой Отечественной войне. Лишь местами к ним приписаны имена погибших в 1939-1945 гг., и почти всегда этих имён меньше.  

Война 1914-1918 гг. на Западном фронте велась на французской территории и совершенно не затронула Германию. Большинство французов воспринимали и продолжают воспринимать её как справедливую Отечественную войну. А победу в ней расценили как окончательное торжество над извечным врагом Франции – Германией. Эта победа одержана за то, чтобы Франция больше никогда не была вынуждена воевать. Так сознательно или бессознательно должны были воспринять во Франции 11 ноября 1918 года.

Во всяком случае, после Первой мировой во Франции пышным цветом расцвёл пацифизм как убеждение, что отныне только системой международных гарантий можно предотвратить любые войны.

Конечно, на всякий случай военные приготовления велись. С 1929 года на границе с Германией началось возведение уникальной оборонительной системы – линии Мажино – по фамилии тогдашнего военного министра. Правда, Германия, раздавленная условиями Версальского договора лежала где-то у ног и казалась совершенно неопасной. Поэтому линию Мажино провели только от бельгийской границы до Рейна. Вдоль Рейна оборонительные сооружения были слабее. А напротив Бельгии их почти не было вовсе. Хотя в 1914 году немецкие войска прошли именно через бельгийскую территорию, чтоб ударить в тыл французам. Но теперь другое дело! Ведь Германия больше не поднимется.  

А главное – французские солдаты никогда больше не должны массово гибнуть в наступлении. Таков был лейтмотив французских военных приготовлений. Слишком тяжела была память о жертвах 1914-1918 гг. То, к какой войне Франция готовилась, очень хорошо показывает наличие в её составе специальных «крепостных» дивизий, обученных только для обороны укреплённого района. Как писал о них известный историк Второй мировой войны немецкий генерал Типпельскирх: «Эти войска стали лучшими частями французской армии, однако для наступательных действий они не годились».  

Позднее, когда новая война с Германией встала в угрожающую близость, французский военный план не предусматривал стратегического наступления. На случай немецкого вторжения через территорию Бельгии, как в 1914 году, французские войска должны были выдвинуться им навстречу только для создания фронта жёсткой обороны. Что они и попытались сделать в 1940-м…  

Но было бы неверно списывать неудачу Франции только к военной составляющей. Немаловажную, если не главнейшую роль играла политика правящих верхов.

Пока гитлеровский вермахт только формировался, Франция, обладая огромным военным перевесом, имела полную возможность пресечь германские военные приготовления. Но она не сделала этого ни в 1936 году, когда вермахт занял демилитаризованную Рейнскую зону, ни в 1938 году, когда на всей западной границе у немцев стояли всего пять-шесть второразрядных дивизий! Вместо этого довоенное французское руководство предпочло предать Чехословакию в Мюнхене, проводя политику «умиротворения» Гитлера, а точнее – поощрения его к походу на СССР. Впрочем, все эти сюжеты достаточно подробно были проанализированы ещё советскими историками. С последними, как ни странно, солидаризируется… Черчилль: «Имело смысл вступить в бой за Чехословакию в 1938 г., когда Германия едва могла выставить полдюжины обученных дивизий на Западном фронте, когда французы, располагая 60 70 дивизиями, несомненно, могли бы прорваться за Рейн или в Рур».  

Нежелание замечать нацистскую угрозу солидарно демонстрировали как правые, так и левые политики Франции. Пришедшее в 1936 году к власти правительство Народного фронта, потакая настроениям рабочих, ввело 40-часовую рабочую неделю. Легко представить, насколько это снизило возможности военной промышленности и обороноспособность Франции накануне войны. Сравним с тем, как в 1940 году в СССР были отменены выходные дни на предприятиях! То же правительство Народного фронта ничем не противодействовало Гитлеру и в вопросах его агрессивных приготовлений, даже на дипломатическом уровне.  

Когда масштабы французского поражения обозначились вполне ясно, открытым мотивом значительной части членов французского кабинета стали слова, сказанные одним из его членов, Ибарнегарэ: «Лучше быть нацистской провинцией! По крайней мере, мы знаем, что это значит».

В скрытом виде они, очевидно, существовали намного раньше. Недаром Петэн, Лаваль и другие политики вишистского режима приняли столь охотное участие в «строительстве Новой Европы» под руководством «великого фюрера». В составе войск СС была сформирована бригада (впоследствии дивизия) «Шарлемань» («Карл Великий»). И это лишь в СС! Собственно в вермахте добровольцами воевало ещё больше французов. Все, понятное дело, на Восточном фронте. Недаром среди пленённых Красной армией в ходе Великой Отечественной войны вражеских солдат оказалось 23,1 тысячи французов – всего лишь вдвое меньше, чем итальянцев, чья армия воевала с нами официально.  

Однако все их надежды на «Новую Европу» оказались биты. А де Голль, призывам которого в те июньские дни сочувствовало явное меньшинство французов, оказался не просто патриотом, но и дальновидным патриотом. Он лучше предвидел ход войны и со своей стороны сделал всё, чтобы его Родина снова оказалась в числе держав-победительниц.  

А чему учат нас уроки Франции 1940 года?

Вспомните, что говорилось выше о пацифизме. Наша страна потерпела страшные потери в войну 1941-1945 гг. И во многих слоях советского общества сложилось убеждение, что и эта война – последняя. Наступившая вскоре «холодная война» сняла этот настрой. Но всё-таки господствующим рефреном советской пропаганды всегда оставалась «борьба за мир». При Горбачёве эта установка приняла совершенно гипертрофированные масштабы. Настолько, что тогдашние правители страны пока ещё Советов оправдывали «интересами мира во всём мире» и «необходимостью разрядки и разоружения» собственную государственную измену. И у общества не нашлось моральных средств этому предательству противостоять.