Направление главного удара

Празднование 6 июня 70-летия начала операции "Оверлорд", в котором приняли участие многие мировые лидеры, было намного шумнее и пышнее, чем мероприятия, связанные с 70-летием операции "Багратион", которая также началась в июне 1944 года и стала главной в наступательных действиях Красной Армии на основном фронте Второй мировой войны - советско-германском.

Попытки принизить значение действий Красной Армии и, в частности, операции по освобождению Белоруссии, предпринимаются давно, в том числе и при помощи некоторых бывших советских военнослужащих. Одним из тех, кто внес немалый вклад в эти усилия является уже упоминавшийся мною в статье, опубликованной в "Столетии" от 16 февраля с.г., капитан 3-го ранга запаса, бывший военнослужащий плавбазы подводных лодок, а затем ставший начальником деревообрабатывающего цеха, экспедитором и директором клуба юных моряков В.В. Бешанов. В своей объемистой книге "Десять сталинских ударов", опубликованной в минском издательстве "Харвест" и широко распространявшейся в России, он посвятил "пятому сталинскому удару" почти сто страниц.

Исходя из того, что, по его мнению, главные события лета 1944 года совершались на западном фронте, а десант союзников в Нормандии стал переломным моментом Второй мировой войны, Бешанов объяснял успехи Красной Армии в Белоруссии тем, что "воздушные силы союзников очистили русское небо". Приведя известные факты о значительном преобладании военно-воздушных сил Великобритании и США над люфтваффе, Бешанов без всяких на то оснований утверждал, будто, пытаясь преодолеть отставание в военно-воздушных силах, немцы перебросили подавляющую часть своей авиации с советско-германского фронта во Францию. Благодаря этому, уверяет Бешанов, "долголетний немецкий контроль за небом над полями сражений в России неожиданно закончился". Только в результате этого, заявлял Бешанов, "русские смели с поля боя так много отважных, опытных, стойких дивизий и за сорок восемь часов ввергли группу армий "Центр" в абсолютную катастрофу".

Это утверждение не объясняет, почему до июня 1944 года советские войска "ввергали" в "абсолютную катастрофу" восхваляемых Бешановым немецких захватчиков под Москвой и Сталинградом, на Курской дуге и в серии успешных операций первой половины 1944 года. Кроме того, бывший сотрудник плавбазы игнорирует факты о сохранении немецких военно-воздушных сил на советско-германском фронте и не может привести ни одного достоверного свидетельства о массовой переброске немецких самолетов из Белоруссии в Нормандию.

Можно было бы не обращать внимание на искажения правды, допускаемые Бешановым, если бы они не были типичными для многих сочинений на исторические темы, распространяемых до сих пор.

Как и в любом фокусничестве, такие сочинители привлекают внимание своих читателей к очевидным свидетельствам (в данном случае совпадение во времени операций "Оверлорд" и "Багратион"). Но, как и всякий фокусник, сочинитель недобросовестных версий об исторических событиях скрывает множество других сведений, которые могут быть неизвестны читательской аудитории.

Следует учесть, что перед началом наступления в Белоруссии в немецко-фашистских войсках группы "Центр" (под командованием генерал-фельдмаршала Буша) самолетов оставалось немало. Их было 1342. Правда, самолетов в противостоявшей немцам советской группировке фронтов было свыше 5,3 тысяч. Но преимущество у Красной Армии было также в орудиях и минометах (24,4 тысячи против 9635) и в танках (4 тысячи против 932). Лишь в людском составе силы были почти равны. (1 миллион 200 тысяч человек у немцев и 1 211 тысяч человек в Красной Армии).

Ясно, что не десант союзников в Нормандии, а наращивание советского потенциала вооружений стало важным условием для успеха в операции, явившейся важнейшим звеном в наступлении Красной Армии 1944 года.

Значительную роль в достижении успеха сыграло также все более совершенствовавшееся военное искусство советских полководцев. Опыт войны внимательно изучался, а выводы из него применялись на практике. Опыт первых лет войны оказался особенно полезным, потому, что теперь Красная Армия шла по полям сражений 1941-42 гг. Хотя теперь движение фронта шло в обратном направлении, линии обороны порой формировались на тех же естественных рубежах, что и при отступлении Красной Армии, а продвижение войск вперед во многом определялось природным рельефом. Степной характер местности и отсутствие широких водных или горных преград между Доном и Волгой благоприятствовали стремительному движению немецко-фашистских войск на восток летом 1942 года и столь же быстрому наступлению на запад Красной Армии зимой 1942-1943 гг. В то же время на этой местности наступающим частям было трудно осуществлять окружение отступающих. Ход военных действий в лесистой Среднерусской возвышенности, изобилующей мелкими речками, показал, что здесь можно было создавать извилистые оборонительные линии, окружать отступающих, но те могли здесь достаточно долго защищаться.

Военные действия в Белоруссии летом 1941 года продемонстрировали, что ее леса, реки, озера и болота превращали этот край в своеобразную

ловушку, в которую можно было загнать крупные войсковые соединения, а затем громить их по частям. (В то же время лесной край позволял некоторым частям уходить от преследования и достаточно долго скрываться).

Готовясь через три года к советскому наступлению, немецко-фашистские войска укрепили естественные препятствия (реки, озера, болота и леса) искусственными оборонительными сооружениями, которые образовали двухполосную линию обороны "Фатерланд".

Большие города Белоруссии были превращены в мощные узлы этой оборонительной линии. В марте 1944 г. в гарнизонах Могилева, Бобруйска, Борисова и Минска был зачитан приказ Гитлера, в котором эти города были объявлены "укрепленными районами". Гитлер требовал оборонять их любой ценой. Правда, строительство обороны на 250 - 270 километров не было полностью завершено.

Несмотря на то, что немецкая разведка располагала сведениями о наращивании сил Красной Армии в районе Белоруссии, высшее германское командование ожидало, что свой главный удар летом Красная Армия нанесет на западе Украины. На самом деле главная операция летней кампании должна была развернуться в Белоруссии. Эту операцию Сталин впоследствии назвал "пятым ударом" Красной Армии 1944 года. В своих мемуарах Маршал Советского Союза К.К. Рокоссовский писал: "В марте Верховный Главнокомандующий пригласил меня к аппарату ВЧ, в общих чертах ориентировал относительно планируемой крупной операции и той роли, которую предстояло играть в ней 1-му Белорусскому фронту. Затем Сталин поинтересовался моим мнением. При разработке операций он и раньше прибегал к таким вот беседам с командующими фронтами. Для нас - сужу по себе - это имело большое значение".

Придавая большое значении силам, обеспечивавшим господство в воздухе (по словам Бешанова, именно они сыграли решающую роль в успехе Красной Армии), организаторы готовившейся операции обратили все же наибольшее внимание сухопутным войскам. Генерал армии С.М. Штеменко вспоминал: "Учитывалось,... что своеобразная лесисто-болотистая местность, на которой развертывалась Белорусская операция, не позволяла создать сплошное кольцо окружения". По сути, предполагалось превратить Белоруссию в подобие такой же ловушки, в которую угодили советские войска в июне 1941 года. По словам Штеменко, в Ставке Верховного Главнокомандования было решено: "Нанести поражение основной массе противника в тактической глубине обороны мощным артиллерийским и авиационным ударом, отбросить их остатки с оборудованных позиций в леса и болота. Там они окажутся в менее благоприятных условиях: мы будем бить их с фронта, с флангов, с воздуха, а с тыла помогут партизаны. По результатам это было равнозначно окружению, и мы считали такой метод действий безусловно выгодным".

Подчеркивая заметную роль белорусских партизан в намечаемой операции, Штеменко писал: "Против гитлеровцев действовала здесь 150-тысячная армия партизан и подпольщиков, лишивших противника большой территории. Целые районы республики жили по законам Советской власти... Партизаны Белоруссии... могли дезорганизовать оперативный тыл, особенно военные сообщения группы армий "Центр", нанести врагу большой урон".

Главная наступательная операция лета 1944 года с участием четырех фронтов, получила название "Багратион" (название операции, как всегда, предложил Сталин).

Рокоссовский вспоминал: "Мы готовились к боям тщательно. Составлению плана предшествовала большая работа на местности, в особенности на переднем крае. Приходилось в буквальном смысле слова ползать на животе. Изучение местности и состояние вражеской обороны убедило в том, что на правом крыле фронта целесообразно нанести два удара с разных участков... Причем оба удара должны быть главными. Это шло вразрез с установившимся взглядом, согласно которому при наступлении наносится один главный удар, для чего и сосредотачиваются основные силы и средства. Принимая несколько необычное решение, мы шли на известное распыление сил, но в болотах Полесья другого выхода, а вернее сказать - другого пути к успеху операции у нас не было".

Впоследствии рассказ Рокоссовского о том, как принят был его план в Кремле, был экранизирован в фильме Ю.Н. Озерова "Направление главного удара" из киноэпопеи "Освобождение". Как вспоминал

К.К. Рокоссовский, "окончательно план наступления отрабатывался в Ставке 22 и 23 мая. Наши соображения о наступлении войск левого крыла фронта на люблинском направлении были одобрены, а решение о двух ударах на правом фланге подверглось критике... Верховный Главнокомандующий и его заместители настаивали на том, чтобы нанести один главный удар - с плацдарма на Днепре (район Рогачева), находившегося в руках 3-й армии.

Дважды мне предлагали выйти в соседнюю комнату, чтобы продумать предложение Ставки. После каждого такого "продумывания" приходилось с новой силой отстаивать свое решение. Убедившись, что я твердо настаиваю на нашей точке зрения, Сталин утвердил план операции в том виде, как мы его предлагали.

"Настойчивость командующего фронтом, - сказал он, - доказывает, что организация наступления тщательно продумана. А это надежная гарантия успеха".

После принятия плана операции началась напряженная работа по подготовке наступления. Рокоссовский указывал на большую работу разведки на переднем крае и в тылу противника. Он писал: "Особое внимание уделялось разведке - и воздушной и войсковой всех видов и радиоразведке... Только в армиях правого крыла произвели четыреста поисков, и наши мастера-разведчики притащили больше восьмидесяти "языков" и важные документы"

Одновременно продолжались действия по дезинформации противника, Рокоссовский вспоминал разработанные командованиями фронтов "всяческие хитрости, которые бы ввели противника в заблуждение относительно наших намерений... Немцы могли увидеть только то, что мы хотели им показать. Части сосредотачивались и перегруппировывались ночью, а днем от фронта в тыл шли железнодорожные эшелоны с макетами танков и орудий. Во многих местах наводили ложные переправы, прокладывали для видимости дороги. На второстепенных рубежах сосредотачивалось много орудий, они производили несколько огневых налетов, а затем их увозили в тыл, оставляя на ложных позициях макеты".

Рокоссовский подчеркивал: "Заодно с нами действовал Белорусский штаб партизанского движения. Установливалась тесная связь партизанских отрядов с нашими частями. Партизаны получили от нас конкретные задания, где и когда ударить по коммуникациям и базам немецко-фашистских войск".

За два дня до начала операции "Багратион" партизанские отряды Белоруссии усилили "рельсовую войну", взорвав свыше 40 тысяч рельсовых путей. В результате этого были прерваны железнодорожные перевозки на маршрутах Полоцк - Молодечино, Глубокое - Вильнюс, Минск - Орша, Минск - Брест, Пинск - Брест.

22 июня была произведена разведка боем на участке 1-го Прибалтийского фронта (командующий - И.Х. Баграмян), в ходе которой была прорвана оборона противника на глубину 6-8 километров. 23 июня после артиллерийской и авиационной подготовки наступление фронта началось. За день глубина прорыва обороны достигла 16 километров в глубину и 50 километров по фронту. Противник был вынужден отойти на левый берег Западной Двины. На следующий день войска фронта углубили прорыв до 30 километров и расширили его до 90 километров по фронту. Были захвачены плацдармы на левом берегу Западной Двины. Переправляться приходилось на подручных средствах, так как понтонные мосты еще не были наведены.

Немецкий генерал и историк Курт Типпельскирх писал: "Не спас положения и ввод одной немецкой дивизии, находившейся в резерве за западным флангом 3-й танковой армии. Командование группы армий "Центр" вынуждено было признать, что 3-я танковая армия не в состоянии восстановить положение собственными силами, что само оно оказалось без резервов и что противник после завершения прорыва получил свободу маневра. Оборонявшийся в районе Витебска корпус оказался почти окруженным".

Выполнение требования Гитлера, настаивавшего на жесткой обороне белорусских городов, превращенных в "укрепленные районы", не позволил немецким войскам осуществить необходимый для них отход на запад. 24 июня войска 1-го Прибалтийского фронта соединились с войсками 3-го Белорусского фронта (командующий - И.Д. Черняховский) и полностью окружили витебскую группировку противника. В этой связи Типпельскирх вспоминал: "Командование армии еще раз запросило разрешения оставить город. Нетрудно представить себе, какими роковыми последствиями грозила попытка, невзирая на пробитые в обороне бреши, удерживать "крепости" с поглощавшими много сил гарнизонами, и все же Гитлер приказал, чтобы одна дивизия была оставлена в Витебске, а две остальные пробивались к своим войскам. Однако события на фронте 3-й танковой армии развивались настолько стремительно, что все три дивизии были отрезаны противником и уничтожены".

Прорваться из витебского окружения удалось лишь 8 тысячам немецких солдат и офицеров. После двухдневных боев противник потерял 20 тысяч человек. Маршал Советского Союза А. М. Василевский впоследствии вспоминал: "Окруженным фашистским войскам был предъявлен ультиматум о сдаче. Они попросили дать им на размышление несколько часов.

На глазах наших воинов они устроили в своих подразделениях собрания, но решения так и не приняли. Когда время истекло, а ответа о сдаче не последовало, советские войска перешли в атаку. И только тогда фашисты начали сдаваться в плен, почти не оказывая сопротивления.

Среди пленных оказалось, в частности, 4 генерала". Пленные "содержались порознь, и не знали о пленении других генералов. Командир 53-го армейского корпуса генерал-полковник Гольвицер считал плен случайностью, результатом личной неосторожности и полагал, что войска его корпуса все еще дерутся под Витебском. Он просил, если возможно, проинформировать его о ходе боев за Витебск и был потрясен, когда мы предложили ему навести эти справки у подчиненных ему лиц и приказали привести командира 206-й пехотной дивизии генерал-лейтенанта Хиттера, начальника штаба его корпуса полковника Шмидта и других".

Немцы пытались остановить быстрое продвижение войск 3-го Белорусского фронта и оказывали упорное сопротивление в районе Минской автомагистрали. Василевский писал: "В эти дни была окончательно смята упиравшаяся флангами в болота оршанская оборонительная система врага. 27 июня Орша была очищена от фашистов".

23 июня начали наступление войска 2-го Белорусского фронта

(командующий И.Е. Петров), которые 28 июня штурмом взяли Могилев, который Гитлер приказывал защищать как "укрепленный район".

24 июня началось наступление 1-го Белорусского фронта, которым командовал К.К. Рокоссовский. На этом направлении приказ Гитлера оборонять Бобруйск как "укрепленный район" также сыграл роковую роль для немцев. 27 июня, как писал в своих воспоминаниях Маршал

Советского Союза Г. К. Жуков, "в районе Бобруйска образовалось два котла, в которых оказались немецкие войска... общей численностью до 40 тысяч человек".

Вопреки крикливым заявлениям Бешанова, немецкие войска не были разгромлены за "сорок восемь часов". Бои за Белоруссию были более продолжительными, враг упорно сопротивлялся и советским воинам пришлось приложить немалые усилия для разгрома миллионной группировки гитлеровских войск.

Оказавшись в окружении под Бобруйском, гитлеровцы приготовились к прорыву из окружения. Командир немецкого 35-го армейского корпуса фон Лютцов решил перед отходом уничтожить всю технику. Рокоссовский вспоминал:

"В конце дня 27 июня в расположении противника начались массовые взрывы и пожары: гитлеровцы уничтожали орудия, тягачи, танки, сжигали машины; они убивали скот, сожгли дотла все селения. Войска прикрытия, состоявшие из отборных солдат и офицеров, продолжали оказывать упорное сопротивление, даже контратаковали".

Командир 108-й стрелковой дивизии генерал П.А. Теремов вспоминал: "Самая неистовая атака разыгралась перед фронтом 444-го и 407-го полков. В этом районе были сосредоточены в основном силы нашего артиллерийского полка. Не менее 2 тысяч вражеских солдат и офицеров при поддержке довольно сильного артиллерийского огня шли на наши позиции. Орудия открыли огонь по атакующими с дистанции семьсот метров, пулеметы - с четырехсот. Гитлеровцы шли. В их гуще разрывались снаряды. Пулеметы выкашивали солдат. Они шли на прорыв, не считаясь ни с чем".

Разумеется, в этих боях советские Военно-воздушные силы и Авиация дальнего действия под командованием выдающихся военачальников А.А. Новикова и А.Е. Голованова также сыграли значительную роль.

В ходе боев под Бобруйском авиаразведка обнаружила большое скопление немецкой пехоты в районе Дубровка. Тогда Рокоссовский приказал нанести по этим войскам авиаудар. В течение полутора часов 526 самолетов сбросили на противника 11 300 бомб, выпустили 572 реактивных снаряда и 41 тысяч снарядов и патронов. Рокоссовский вспоминал: "Гитлеровцы выбегали из лесов, метались по полянам, многие бросались вплавь через Березину, но и там не было спасения". Жуков писал: "На поле боя возникли пожары: горели многие десятки машин, танков, горюче-смазочные материалы. Все поле боя было озарено зловещим огнем. Ориентируясь по нему, подходили все новые и новые эшелоны наших бомбардировщиков, сбрасывавших бомбы разных калибров. Немецкие солдаты, как обезумевшие, бросались во все стороны, и те, кто не желал сдаваться в плен, тут же гибли... В числе сдавшихся в плен оказался командир 35-го армейского немецкого корпуса генерал Лютцов".

"Вскоре, - замечал Рокоссовский, - район, подвергшийся бомбардировке, представлял огромное кладбище - повсюду трупы и исковерканная разрывами авиабомб техника".

Специальная комиссия установила, что в результате авиационного удара под Бобруйском было уничтожено около 1 тысячи вражеских солдат и офицеров, до 150 танков и штурмовых орудий, около 1 тысячи орудий разного калибра, до 6 тысяч автомашин и тягачей, до 3 тысяч повозок и 1500 лошадей.

Одновременно развернулись бои за Бобруйск, продолжавшиеся с 27 по 29 июня. Рокоссовский писал: "В городе насчитывалось более 10 тысяч немецких солдат и офицеров, причем сюда все время просачивались остатки разбитых восточнее частей. Комендант Бобруйска генерал Гаман сумел создать сильную круговую оборону. Были приспособлены под огневые точки дома, забаррикадированы улицы, на перекрестках врыты танки. Подступы к городу тщательно заминированы. Во второй половине дня 27 июня части 1-го гвардейского танкового и 105-го стрелкового корпусов атаковали засевшего в городе врага, но успеха не имели. Всю ночь и весь следующий день шли кровавые бои".

Ночью 29 июня противник предпринял попытку вырваться из окружения. Рокоссовский писал: "После сильного артиллерийского и минометного налета на позиции нашей 356-й стрелковой дивизии двинулись танки, за ними цепи штурмовых офицерских батальонов, а затем вся пехота.

Поголовно пьяные солдаты и офицеры рвались вперед, несмотря на губительный огонь нашей артиллерии и пулеметов. В ночной темноте завязывались рукопашные схватки. В течение часа воины 356-й дивизии героически дрались, сдерживая натиск противника.

Ценой огромных потерь гитлеровцам удалось местами вклиниться в оборону дивизии".

Утром немцы возобновили атаки. Как признавал Рокоссовский, им удалось прорвать оборонительный рубеж 356-й дивизии. "В прорыв хлынуло 5 тысяч солдат во главе с командиром 41-го танкового корпуса генералом Гофмейстером, но спастись им не удалось. Наши войска, действовавшие северо-западнее города, ликвидировали и эти бегущие части врага". 29 июня наши войска полностью овладели Бобруйском.

Говоря о шестидневных боях, Рокоссовский писал: "Были захвачены и уничтожены 366 танков и самоходных орудий, 2664 орудий разного калибра. Противник оставил на поле боя до 50 тысяч трупов, более 20 тысяч немецких солдат и офицеров было взято в плен". Подводя итоги первых дней наступления, Жуков констатировал: "После разгрома противника в районе Витебска и Бобруйска фланговые группировки наших войск значительно продвинулись вперед, создавая прямую угрозу окружения всей белорусской группировки противника армий "Центр"". Свалив вину за поражения на командующего группы армий "Центр" Буша, Гитлер 28 июня снял его, назначив вместо него генерал-фельдмаршала Моделя.

После переговоров с Жуковым, Василевским и командующими фронтам Сталин 28 июня определил дальнейшие задачи войск. Жуков вспоминал: "1-му Прибалтийскому фронту было приказано освободить Полоцк и наступать на Глубокое. 3-му и 2-му Белорусским фронтам освободить столицу Белоруссии Минск, 1-му Белорусскому фронту наступать основными силами на слуцко-барановичском направлении, частью сил развивать удар на Минск, охватывая его с юга и юго-запада".

"По данным белорусских партизан, действовавших в районе Минска - вспоминал Жуков, - нам стало известно, что сохранившиеся в Минске

Дом правительства, здание ЦК партии Белоруссии и окружной Дом офицеров спешно минируются и готовятся к взрыву. Чтобы спасти эти крупные здания, было решено ускорить движение в Минск танковых частей и послать вместе с ними отряды разминирования. Цель заключалась в том, чтобы прорваться в город, не ввязываясь в бои на подступах, и захватить эти здания. Задача была блестяще выполнена. Здания были разминированы... Наши войска вышли юго-западнее и северо-западнее Минска, отбрасывая на запад подходившие резервы противника... К исходу дня 3 июля Минск был полностью очищен от врага".

Жуков хорошо знал столицу Белоруссии, поскольку семь лет командовал полком в Минске. Но он не узнавал город.

"Теперь все лежало в руинах, и на месте жилых кварталов остались пустыри, покрытые грудами битых кирпичей и обломков. Самое тяжелое впечатление производили люди, жители Минска. Большинство их было крайне истощено, измучено, по щекам многих катились слезы".

После освобождения Минска наши войска отрезали основную группу соединений 4-й армии восточнее Минска и окружили ее. В окружении оказалось более 100 тысяч немецких солдат и офицеров. Две наиболее крупные группы окруженных предпринимали попытки выйти из окружения.

Жуков писал: "К 11 июля, несмотря на оказанное сопротивление, окруженные немецкие войска были разбиты, взяты в плен или уничтожены. В числе 57 тысяч пленных оказалось 12 генералов... Еще несколько дней продолжалось вылавливание отдельных групп солдат и офицеров противника, пытавшихся выйти к своим войскам. Но так как немцы быстро отступали, они никак не могли добраться до своих. Большую помощь в очищении территории от противника оказали нам местные жители и партизаны - истинные хозяева белорусских лесов". Рассказывая о судьбе окруженных, Типпельскирх писал: "Немецкий фронт откатывался теперь гораздо быстрее, чем они продвигались. Поэтому им пришлось прекратить безнадежную борьбу и сдаться войскам 2-го Белорусского фронта".

По распоряжению Сталина 17 июля 1944 года 57 тысяч немецких солдат и офицеров во главе с генералами, взятых в плен в Белоруссии, были проведены по улицам Москвы. Три года назад Гитлер был уверен, что его войска войдут в Москву в конце июля. Вряд ли он ожидал, что его мечты сбудутся таким образом.

Одновременно Сталин решил воспользоваться пленением крупных воинских соединений и для проведения сложнейшей и крупномасштабной разведывательной операции.

По воспоминаниям П.А. Судоплатова, занимавшего тогда пост начальника отдела НКВД по связям с партизанским движением, на основе предложения Сталина был выпущен приказ, в соответствии с которым сотрудники разведки "должны были ввести немецкое командование в заблуждение, создав впечатление активных действий в тылу Красной Армии остатков немецких войск, попавших в окружение в ходе нашего наступления. Замысел Сталина заключался в том, чтобы обманным путем заставить немцев использовать свои ресурсы на поддержку этих частей и "помочь" им сделать серьезную попытку прорвать окружение. Размах и смелость предполагавшейся операции произвели на нас большое впечатление. Я испытывал подъем и одновременно тревогу: новое задание выходило за рамки прежних радиоигр с целью дезинформации противника". Перевербованные советской разведкой взятые в плен немецкие офицеры разгромленной группировки Шернхорна направляли германскому командованию ложные сведения о действиях в тылу Красной Армии. По оценке Судоплатова, "с 19 августа 1944 года по 5 мая 1945 года мы провели самую, пожалуй, успешную радиоигру с немецким верховным командованием".

То обстоятельство, что руководители немецкого военного командования верили тому, что в белорусских лесах скрываются и успешно действуют крупные силы вермахта, свидетельствовало, в частности, о том, что они до конца войны не поняли причин, по которым разбитые в 1941 году советские части могли превратиться в партизанские отряды. В Берлине густые белорусские леса и болота представлялись необитаемыми дебрями. Они не могли понять, что эти леса являются родными для белорусских крестьян, также ненавидевших захватчиков в 1941-1944 гг., как и в 1812-м. Германские военачальники не поняли, что в этих лесах могут успешно скрываться и действовать лишь те, кто опирался на поддержку белорусского народа. А это лишний раз показывает поразительную тупость и ограниченность наших врагов, а также некоторых наших соотечественников, бездумно повторяющих чужие измышления.