Столетие
ПОИСК НА САЙТЕ
28 марта 2024
Ландскнехты Третьего рейха

Ландскнехты Третьего рейха

Чем привлекли российского читателя мемуары немецких солдат
Александр Музафаров
22.01.2010
Ландскнехты Третьего рейха

Вторгшаяся 22 июня 1941 года в нашу страну немецкая армия внушала страх, ожесточение, ярость, но вместе с тем - и уважение. Уважение как сильный и умелый противник – «немцы вояки злые, это только на карикатурах их пачками бьют» - размышлял герой повести «А зори здесь тихие» старшина Васков. Вслед за уважением пришел и интерес, вполне естественный интерес к противнику, который советская историческая литература могла удовлетворить лишь отчасти.

Мемуары – один из традиционных жанров для немецкой военной литературы. Их писали еще во времена ландскнехтов. В XVIII веке немецкие солдаты, воевавшие в разных армиях Европы, сочинили их такое количество, что появилась даже пародия, известная детям всего мира как «Приключения барона Мюнхгаузена». Классики немецкой литературы тоже охотно писали в этом жанре, достаточно вспомнить «На западном фронте без перемен» Э.М. Ремарка.

Поэтому неудивительно, что после того, как в Германии прошел шок от страшного разгрома, военнослужащие разгромленного вермахта сменили автоматы на авторучки. Мемуары писали все, от солдата до генерал-фельдмаршала. Но путь их к российскому читателю оказался весьма различным.

Мемуары немецких генералов – Гудериана, Манштейна, Меллентина и некоторых других почти сразу же после выхода в свет в ФРГ были переведены на русский язык и изданы Министерством обороны СССР. Это были качественные издания, снабженные комментариями военных специалистов, а некоторые – и предисловиями советских военачальников. Эти книги почти не поступали в свободную продажу, но были доступны профессиональным историкам и любителям истории в библиотеках.

А вот мемуары немецких солдат и офицеров низшего звена до отечественного читателя дошли только в 90-е годы ХХ века. В чем причина столь разного отношения со стороны советского идеологического руководства?

Дело в том, что в сложившемся в СССР мифе о Великой Отечественной войне было соответствующее место отведено и образу солдат противника. Своими корнями это представление уходило в пропаганду военного времени, когда все средства были хороши. Конечно, такой образ существенно отличался от реальности, но именно он уже после войны закрепился в советской художественной литературе и кинофильмах. Впрочем, образ гитлеровцев с течением времени менялся, и если первоначально содержал в себе почти исключительно отрицательные черты, то, к примеру, в фильме «Семнадцать мгновений весны» зритель увидел «фашистов с человеческим лицом», не лишенных даже некоторой привлекательности.

Помимо образа врага оставалась и другая проблема, неизбежно возникающая при издании любых иностранных мемуаров о войне – возможность для читателя сравнить, как это было у нас и у них. В этом аспекте мемуары генералов и военачальников наиболее «безопасные» - генеральские мемуары вне зависимости от страны и времени написания похожи друг на друга – противник действовал так-то и сил у него было столько-то, у меня сил был столько-то и в ответ на его действия мы предприняли следующее… «Ди эрнсте колонне марширт, ди цвайте колонне марширт…». От «Записок Цезаря» до воспоминаний Норманна Шварцкопфа – ничто не ново под луной.

Другое дело – мемуары солдатские. В них нет описаний стратегических решений, в них - простая жизнь солдата. И описанное в этих книгах советский читатель постарше мог сравнить с собственным военным опытом, а те, кто помладше – с рассказами отцов и дедов. И это сравнение по многим аспектам было не в нашу пользу, что, по мнению советских идеологов, было нежелательно. Поэтому публикации мемуаров немецких солдат и офицеров на русском языке увидели свет только в конце 90-х годов ХХ века, а наиболее активно стали выходить из печати сейчас, на волне читательского интереса к истории Великой Отечественной войны.

Среди этого потока мемуаров наиболее привлекательными для читателей являются воспоминания военнослужащих технических родов войск – танкистов, летчиков, подводников и т.д. и лишь позже появились на полках книжных магазинов воспоминания пехотинцев – тех, кто составлял главную силу германской армии. Для анализа мы взяли три книги:

Ганс Киншерманн «Кроваво-красный снег» (Записки пулеметчика вермахта)

Гюнтер Фляйшман «По колено в крови» (Откровения эсэсовца)

Вильгельм Липпих «Беглый огонь!» (Записки немецкого артиллериста)

Почему именно их? Во-первых, чтобы исключить влияние «технократической романтики» - не секрет, что в мемуарах танкистов, летчиков и т.д. одним из наиболее ярких моментов является описание техники. За образами «мессершмиттов» и «тигров» порой скрывается образ самих немецких солдат.

Другое дело пехотинцы, тут человеческая составляющая войны выходит на передний план, именно из них мы можем получить ответ на вопрос, который задавал герой фильма «Хроника пикирующего бомбардировщика» - «что чувствовал этот фон бан штурм, возвратясь из боя…»

1. У них сейчас не Дюрер, у них сейчас фюрер….

Нельзя сказать, что в немецких мемуарах совсем нет идеологических моментов. Как в советских присутствовало обязательное упоминание о «руководящей и направляющей роли коммунистической партии», так в немецких мемуарах есть обязательный пассаж об отношении к нацизму. Мы не найдем на этих страницах уверений в фанатичной преданности фюреру и идеям национал-социализма (возможно, потому, что носители подобных взглядов мемуаров по понятным причинам не оставили). Не найдем и мечтаний о разделе советской земли на поместья для новых хозяев. Немецкие солдаты стремились после войны вернуться в свои дома, а не обратиться в представителей расы господ на покоренных территориях.

За что же воевали немцы? Молодой эсэсовец Гюнтер Фляйшман сформулировал это следующим образом: «В 1940 году я свято верил в культурное и историческое предназначение начатых нами кампаний. Но, оказавшись, в 1941 году в России, я утратил способность понимать цели той войны. Политические цели и устремления наших лидеров уже тогда ничего не значили для меня. Будучи связан чувством долга по отношению к своим боевым товарищам, я не мог спокойно взирать на то, как они гибнут от пуль и бомб. К осени 1941 года я сражался не ради Гитлера, не ради Германии, не вследствие фанатичной верности командирам, а ради того, чтобы защитить своих боевых товарищей и себя самого».

В отличие от Фляйшмана, ни Липпих, ни Киншерманн никогда не принадлежали к поклонникам нацизма.

Это были добропорядочные немецкие обыватели, которые, подчиняясь закону, надели военную форму, а став солдатами, с немецкой добросовестностью выполняли приказы своих командиров, не очень-то задумываясь об их смысле.

Традиционная лояльность властям и привычка к выполнению закона, помноженная на немецкую обывательскую добросовестность, являлись основой их мотивации. Нацисты, хотя и не вызывали особых симпатий, были законным правительством Германии и немцы привычно ему повиновались.

Своей мотивацией немецкие солдаты очень напоминают своих далеких предков – средневековых ландскнехтов, основой поведения которых также было повиновение начальству и верность боевым товарищам. Такой стереотип поведения далек как от того образа, который формировала пропагандистская машина Германии, так и от того, как описывала немецких солдат пропаганда союзников. Действительность оказалась проще пропаганды.

Другим обязательным моментом немецких мемуаров является отношение авторов к военным преступлениям со стороны Германии в годы Второй мировой войны. В общем виде его можно сформулировать так – «Мы, солдаты вермахта, только воевали. Жгли и убивали мирное население и пленных только СС, да, где-то были эксцессы и в вермахте, но только не в нашей части и не у нас». Эсэсовцу Фляйшману в этом отношении сложнее, чем воевавшим в вермахте Киншерманну и Липпиху. Хотя его мемуар тоже начинается с декларации «мы были солдатами, а творили зверства другие СС», но в тексте его книги читатель найдет эпизоды, описывающие военные преступления нацистов. Уже в 1940 году «камрады» Фляйшмана из 2-го полка СС «Дас Райх» непосредственно после боя расстреливали взятых в плен французских и английских солдат.

Автор не постеснялся описать и как сам он, ворвавшись в ходе боя в советский лазарет, расстрелял безоружных раненных. Причем показательно, что мы не найдем в книге раскаяния или хотя бы сожаления об этом поступке – да постреляли, а что тут такого?

Что стоит за этим отчуждением – защитная реакция человеческого организма, который не в силах видеть столько смертей себе подобных или воспитанная немецким воспитанием черствость к страданиям «унтерменшей»?

2. Солдат всегда здоров, солдат на все готов…

Несомненный интерес для отечественного читателя представляет собой описание военной подготовки солдат. Именно этот процесс был важнейшим составляющим эффективности военной машины Третьего рейха. Основы германской системы военной подготовки были заложены еще Фридрихом Великим в далеком XVIII веке, творчески доработаны и развиты следующими поколениями немецких вояк и к 30-м годам ХХ века достигли своего совершенства.

На подготовку солдата в военное время немцы тратили 6 месяцев (вдвое больше, чем в Красной армии на подготовку офицера) и это время использовалось предельно интенсивно.

«Боевая подготовка была чрезвычайно насыщенной, по ее итогам оценивалось эмоциональное и психическое состояние молодого человека. С подъема нас заставляли проделывать многокилометровые марш-броски с полной выкладкой, пролезать под колючей проволокой, в одежде прыгать в ледяную воду, взбираться по стенам зданий, носиться по крышам, прыгать с высоты и грамотно приземляться на тюки с сеном. Высокие требования были и к физической подготовке – в СС каждый должен быть не только воином, но и спортсменом, превосходящим по умениям и навыкам вероятного противника».

«Офицеры и унтер-офицеры во время учебного курса новобранцев установили очень жесткий режим, но я не переживал по этому поводу, потому что мне нравилась строгая дисциплина, дух товарищества, приключения и аскетический казарменный быт»

Примечательно, что ни один из авторов не описывает привлечение солдат к хозяйственным работам, уборке урожая и т.д. Только военное обучение и только с максимальной напряженностью.

Важной стороной немецкой военной подготовки была выработка у солдат навыков к самоорганизации, способности быстро взаимодействовать друг с другом даже в случае утраты командования. Именно это качество и позволяло немецким войскам сохранять боеспособность после тяжелых поражений и разгромов. Поэтому немцы упорно дрались в окружениях, умело выставляли арьергарды при отступлении, умело наступали.

Даже в концы войны, когда войска союзников уже вступали на территорию Германии, немцы старались сохранить свою систему подготовки. Ее срок был сокращен до 2-х месяцев, а в марте 1945-го новобранцев бросили в бой даже без окончания этой сокращенной подготовки. Именно это обстоятельство стало для Ганса Киншерманна наиболее убедительным свидетельством краха Третьего Рейха.

«Но самое главное состояло в том, что полевая подготовка учила нас беспрекословному повиновению приказам» - любым приказам. В том числе и тем, что потом будут названы преступными. Это тоже характерный штрих в портрете ландскнехтов Третьего рейха: сами по себе эти вооруженные немецкие обыватели - люди не злые.

Комплексом сверхчеловека, вопреки ожиданиям нацистской пропаганды не проникнутые, и без приказа стрелять в мирное население или пленных не будут, но если получат такой приказ - спокойно и профессионально его исполнят.

Немецкий солдат не дает нравственной оценки своим действиям, он не признает, что воевал за неправое дело. Для него вторая мировая война – плод ошибок политиков всех стран, а ему лишь оставалось выполнять приказы своего фюрера.

3. Немецкая военная машина глазами рядовых

Как известно, согласно условиям Версальского мирного договора, Германия была демилитаризирована – было уничтожено тяжелое вооружение, численность армии установлена в 100 000 человек, была запрещена разработка и строительство танков, подводных лодок, боевых самолетов и т.д. И лишь после отказа от соблюдения условий Версаля в 1933 году немцы приступили к интенсивному военному строительству. И оказалось, что наложив на Германию столь суровые ограничения, союзники невольно помогли созданию новой германской военной машины. Над немцами не тяготели запасы старого оружия, старые методы обучения, все можно было начинать с чистого листа. В результате немецкая армия в ходе первого периода войны превосходила своих противников не количеством и качеством военной техники, а уровнем организации и новыми технологиями ведения войны.

Широкое использование радиосвязи позволяло немецким генералам оперативно и гибко использовать все находящиеся в их распоряжении ресурсы, обеспечивало качественное взаимодействие между сухопутными войсками и авиацией. Когда читаешь такой тезис в историческом исследовании или в учебнике по военному делу, то эти слова не привлекают особого внимания.

Да, качественный уровень связи, да умелый маневр. Совсем другое дело, когда мы открываем мемуары радиста войск СС Карла Фляйшмана и видим, как это осуществлялось на практике.

В этом отношении немцы намного опередили все воюющие армии, вплотную приблизившись к современному уровню.

Характерной особенностью немецкой армии, обусловленной высоким уровнем подготовки солдат, была большая роль унтер-офицерского корпуса. Немецкий солдат почти не видит своих офицеров. Изредка на страницах мемуаров мелькнет командир взвода или роты, но обычный командир в бою – унтер, самое большее фельдфебель. В отличие от РККА немцы не производили в офицеры военнослужащих, получивших специальную подготовку. Боец мог пройти дополнительное сложное обучение, получить важную военную специальность, но при этом оставался рядовым.

В сухопутных войсках Германии дольше всего удержалась традиционная кастовая природа прусского офицерства. Если в технических родах войск отношения между офицерами и рядовыми отчасти напоминали современные, то в пехоте все оставалось как в Первую мировую – солдаты отдельно, офицеры отдельно и кроме как по службе эти миры не соприкасаются. Это хорошо заметно по мемуарам Вильгельма Липпиха, который во время войны прошел необходимую подготовку и стал офицером. Хотя он был офицером военного времени, но из прежнего круга общения остались только подчиненный ему фельдфебель. Даже стиль повествования меняется. Примечательно, что описание ситуации, когда из окруженной советскими войсками Курляндии отдается приказ эвакуировать только офицеров, не вызывает у автора каких-либо эмоций, волнения за судьбу своих солдат.

Современные российские публицисты любят сравнивать стиль управления советского командования, «бросавшего людей на убой», и немецких генералов, которые, де, воевали по уму и избегали напрасных потерь. Однако, с точки зрения немецких солдат, все обстояло не так просто:

«- Там мины! – заорал я в микрофон.

Герру генералу это было хорошо известно. На поле показались бронетранспортеры и полугусеничные вездеходы. Мины срабатывали, людей разрывало на куски, а технику корежило. На моих глазах свершался акт жесточайшего безумия. Это были солдаты моей роты, той, в которой я сражался. Они расчищали путь для СС, вермахта и 7-й танковой.

Я тогда убедился, что наши офицеры, послав своих подчиненных в наступление на участок, заведомо зная, что он минирован, поступили с ними, как с бездушным расходным материалом». – вспоминал радист Карл Фляйшман эпизод боев во Франции в 1940 году.

А в 1944-м ему пришлось в течение пяти дней в лоб штурмовать хорошо укрепленную американскую позицию под Мортеном. Американцы закрепились на важной для контроля над дорогами высоте, поставили там пулеметы, а немцы, без артиллерийской и авиационной поддержки, пытались ее взять. После первой атаки из 400 солдат СС в живых осталось не более 200, из подошедшего подкрепления в 460 человек 312 было убито в в ходе налета американской авиации, остальные без офицеров попытались все же взять высоту, 29 уцелевшим, в том числе и автору мемуаров, удалось остаться в живых и отступить.

К концу войны тактическое и техническое превосходство немецкой армии стало сходить на нет. Ее противники и на восточном и на западном фронте научились воевать и побеждать. Превосходство союзников в ресурсах сводило на нет накопленный немецкими солдатами опыт и подготовку. Что толку взывать по рации к самолетам, если союзная авиация господствует в воздухе? А советские штурмовики и американские истребители почти безнаказанно уничтожают немецкие колонны?

4. Об отношении к врагу.

В ходе войны немецким солдатам пришлось встретиться в бою с самым разным противником. Все авторы мемуаров, о которых идет речь в нашей статье, воевали и на западном и на восточном фронте и тем интереснее для российского читателя их оценка своих противников.

Первым врагом, с которым пришлось столкнуться немецким ландскнехтам, были французы. Авторы мемуаров оценивают их боевой дух и подготовку весьма невысоко: «Оставшиеся с оружием в руках французские солдаты выпустив поверх наших голов пару пуль, с поднятыми вверх руками выбирались из оросительных каналов. Чтобы показать, что, дескать, мы им без боя не сдались, пускай этот бой ограничился двумя-тремя выстрелами, да и то в воздух».

По мнению автора мемуаров, летом 1940 года на западном фронте складывалась парадоксальная картина – английские войска во Франции сражались за эту страну более упорно, чем сами французы.

И хотя далеко не всегда сопротивление французов было столь символическим, общая их оценка со стороны немцев весьма низкая.

Отношение к врагу на восточном фронте, т.е. к нашим предкам, претерпело у немцев существенные изменения в ходе войны. Первоначально Красная армия внушала захватчикам уважение и даже некоторые опасения:

«Нам раньше приходилось слышать байки про дикарей русских, про то, что они не позволят так просто перешагнуть их линию обороны, как бельгийцы или французы. Нам пришлось понюхать пороха в Западной Европе, но здесь складывалось впечатление, что мы вообще необстрелянные. Мы стояли у логова «Большого медведя», и никто из нас не верил, что сей медведь, проснувшись, вежливо уступит нам дорогу к своему логову».

Интересно, что эсэсовец Фляйшман характеризует русских как «дикарей». Его «коллега» Липпих поясняет, что имелось под этим в виду:

«Хотя нацистская пропаганда представляла славянское население «унтерменшами», или «недочеловеками», то есть неполноценными в физическом и умственном отношении, мои товарищи не разделяли таких взглядов. Для нас славяне не были неполноценной расой, мы считали их просто неграмотными людьми, жителями отсталой, нецивилизованной страны».

Однако, первые бои с Красной армией оказались для немцев неожиданно легкими:

«Неприятель сражался за каждый дом, но чувствовалось, что русские не торопятся контратаковать. Напротив, они сотнями сдавались к нам в плен…»

«Мы решили, что военная кампания в России превратиться в долгую череду бесконечных маршей вслед за отступающим противником».

Однако, уже к осени 1941 года ситуация изменилась. Советские войска на горьком опыте поражений учились воевать и заставили противника уважать себя все сильнее. В книге Ганса Киншерманна, чей боевой путь начался со Сталинграда, трудно найти пренебрежительный отзыв о русских. Безусловно, тактическая подготовка Красной армии на протяжении большей части войны уступала противнику и очень тяжело читать, как немецкие пулеметы буквально выкашивают наши атакующие цепи.

Но возмездие не заставляет себя ждать: «На нас надвигается советская «тридцатьчетверка». Танк давит все, что попадается у него на пути и ничего не может остановить его. Окружающее пространство ощутимо наполняется безудержным страхом, а также беспомощностью перед лицом стального монстра».

И вместо презрения русские начинают вызывать все большее уважение: «Я никак не мог разобраться, каков он, наш русский враг. И враг ли он? Наши вожди наказали нам стрелять друг в друга. Нам твердили, что коммунисты, большевики подрывают основу германского порядка. Русские прекрасно знали, что мы вторглись на их территорию и уничтожали все на своем пути».

Этот пассаж из мемуаров эсэсовца Фляйшмана очень примечателен. С одной стороны, чувствуется несомненное уважение к врагу, с другой – тезис «наши вожди наказали нам стрелять друг в друга» плохо вяжется с тем, что немцев лишь пугала потенциальная угроза коммунизма, а русские - оборонялись от реального вторжения.

Немецкие солдаты вступали в отношения не только с вооруженным противником, но и с мирным населением оккупированных ими территорий. Вопреки распространенному представлению о резком контрасте между отношением обывателей к оккупантам на Западе и на Востоке, мы не видим столь жесткого противопоставления на страницах мемуаров. Жители западных стран относились к немецким оккупантам нейтрально, если не сказать благожелательно. Но и со стороны советских граждан немцы часто встречали человеческое отношение. Ганс Киншерманн подробно описывает, с какой заботой относилась к ним украинская семья, в доме которой его отделение квартировало во время боев на Никопольском плацдарме. Автор специально подчеркивает отсутствие меркантильности в этих отношениях.

Для него это пример, как во время войны люди остаются людьми и человеческое в них сильнее, чем разница в национальности, вере, политических убеждениях…

А в конце войны возникает страх. Страх попасть в русский плен. Этот страх заставлял немцев отчаянно прорываться на запад, чтобы сдаться в плен к союзникам, симулировать ранения в госпиталях, бросаться на охрану, чтобы быть убитыми при попытке к бегству.

«Вместо человеческого отношения в американском плену, на которое мы так надеялись, нас ждут ужасы плена русского. Нас везут в Россию, а это означает не что иное, как лагеря в Сибири! Сибирь! Какое ужасное слово! Мы, сражавшиеся против советских войск, можем представить, что ждет нас в Сибири».

Примечательно, что эти строки написаны до того, как автор попал в русский плен (он, собственно, в него вообще не попал). Что стоит за этим ужасом, за этим «ощущением полной безнадежности»? Разница в цивилизации? Попасть в плен к «своим» («европейцам») предпочтительнее, чем к русским. Или страх возмездия за совершенные преступления на советской земле?

Статистика показывает, что подавляющее большинство немцев, попавших в советский плен, благополучно пережили его и возвратились в Германию. Да и в пресловутой Сибири побывали немногие из них – большинство советских лагерей для военнопленных располагались в европейской части страны.

Но ужасы «Сибири» помноженные на проблемы советской оккупационной зоны (справедливости ради, укажем, что немцы называют источником своих проблем не советские оккупационные войска, а немецких же коммунистов), надолго закрепило в выживших немцах чувство угрозы с востока, столь актуальное в годы начавшейся Холодной войны.

***

Мемуары немецких солдат долго искали дорогу к русскому читателю. Безусловно, не все написанное в них соответствует действительности, особенно в отношении фактов, но для нас важнее возможность узнать мысли и чувства немецких ландскнехтов, а также возможность увидеть своих предков глазами противника. Сильного, жестокого, прекрасно подготовленного, и все-таки разбитого.

В заключение скажем несколько слов о том, как изданы эти книги. Судя по некоторым моментам текста, основой для издания послужили не непосредственно немецкие книги, а их переводы на английский язык. При двойном переводе на русский не могли не появиться неизбежные ошибки в переводах географических названий, названий образцов военной техники и т.д. Конечно, они могли бы быть исправлены хорошей редактурой... Но, например, в книге Ганса Киншерманна русские солдаты частично вооружены автоматами Калашникова (принятыми на вооружение в 1947 году).

То ли сам бывший пулеметчик вермахта на старости лет перепутал ППШ и АК-47, то ли кто-то из западных издателей перевел «руссишь машиненпистоль» как Калашников, но в русском издании такая ошибка режет глаз.

Читая эти книги, испытываешь сложные чувства – с одной стороны, жанр мемуаров подразумевает соотнесение читателя с героем повествования и сочувствие ему, но сочувствовать и сопереживать тем, кто воевал против наших дедов, очень уж не хочется. И все-таки издавать и читать эти книги надо. Потому что в них содержится информация о той войне, объективную и полную историю которой в нашей стране еще предстоит создать. В которой для нас еще так много загадок и «белых пятен».

Специально для Столетия


Эксклюзив
28.03.2024
Владимир Малышев
Книга митрополита Тихона (Шевкунова) о российской катастрофе февраля 1917 года
Фоторепортаж
26.03.2024
Подготовила Мария Максимова
В Доме Российского исторического общества проходит выставка, посвященная истории ордена Святого Георгия


* Экстремистские и террористические организации, запрещенные в Российской Федерации: американская компания Meta и принадлежащие ей соцсети Instagram и Facebook, «Правый сектор», «Украинская повстанческая армия» (УПА), «Исламское государство» (ИГ, ИГИЛ), «Джабхат Фатх аш-Шам» (бывшая «Джабхат ан-Нусра», «Джебхат ан-Нусра»), Национал-Большевистская партия (НБП), «Аль-Каида», «УНА-УНСО», «ОУН», С14 (Сич, укр. Січ), «Талибан», «Меджлис крымско-татарского народа», «Свидетели Иеговы», «Мизантропик Дивижн», «Братство» Корчинского, «Артподготовка», «Тризуб им. Степана Бандеры», нацбатальон «Азов», «НСО», «Славянский союз», «Формат-18», «Хизб ут-Тахрир», «Фонд борьбы с коррупцией» (ФБК) – организация-иноагент, признанная экстремистской, запрещена в РФ и ликвидирована по решению суда; её основатель Алексей Навальный включён в перечень террористов и экстремистов и др..

*Организации и граждане, признанные Минюстом РФ иноагентами: Международное историко-просветительское, благотворительное и правозащитное общество «Мемориал», Аналитический центр Юрия Левады, фонд «В защиту прав заключённых», «Институт глобализации и социальных движений», «Благотворительный фонд охраны здоровья и защиты прав граждан», «Центр независимых социологических исследований», Голос Америки, Радио Свободная Европа/Радио Свобода, телеканал «Настоящее время», Кавказ.Реалии, Крым.Реалии, Сибирь.Реалии, правозащитник Лев Пономарёв, журналисты Людмила Савицкая и Сергей Маркелов, главред газеты «Псковская губерния» Денис Камалягин, художница-акционистка и фемактивистка Дарья Апахончич и др..