«Крест власти» адмирала

Интерес к тем давним событиям ныне подогревается выходом на экраны нашумевшего фильма «Адмиралъ», в котором все согласно увидели сознательную реабилитацию белогвардейского вождя. И, что характерно, независимо от того, оценивают ли они это со знаком «минус» или «плюс», независимо от оценок художественных достоинств или недостатков картины, многие соглашаются, что исторической фактуры в ней немного. А та, что есть, часто приносится в жертву этическим и эстетическим замыслам создателей фильма.

Именно в связи с возросшей, благодаря кинокартине, популярности Колчака как исторической личности, стоит, в годовщину омского переворота, обратиться к фактам его деятельности как лидера Белого движения.  

Осенью 1918 года большинство чехословацких частей, мятеж которых стал ядром антисоветского сопротивления в Сибири, на Урале и в Поволжье, оставили фронт, чтобы погрузиться на корабли во Владивостоке и плыть на родину. Набранные самарским Комучем, уфимской Директорией и другими кадето-эсеро-меньшевистскими региональными правительствами «Народная», «Сибирская» и прочие «армии» стремительно разбегались перед наступавшей Красной армией. Пали Казань, Симбирск, Самара, Бугульма, Бузулук. Мобилизованное в белые армии крестьянство, ещё не почувствовавшее на себе продразвёрстки, не хотело воевать с большевиками. Офицерство не доверяло либерально-социалистическим политикам, сидевшим в тылу и игравшим в «демократию». Сами белые правительства никак не могли договориться между собой о разделе полномочий. Белый Восток России находился в состоянии хаоса. Окончательная победа большевиков казалась не за горами.  

Само собой, в этих условиях белогвардейская военная элита и политики стали искать «твёрдую руку», которая бы разом покончила с социалистическими и демократическими экспериментами, установила порядок и дисциплину и обеспечила бы борьбу с большевиками до победного конца. На почве очередных военных неудач в ночь на 18 ноября (нового стиля, официально принятого в «белой» Сибири) 1918 года в Омске офицерские отряды, действовавшие без письменной санкции командования, заключили под стражу часть членов Директории – законного правительства. В дальнейшем Колчак дал им возможность эмигрировать.  

Иначе сложилась судьба арестованных в Уфе участников Съезда членов Учредительного собрания, пытавшегося играть роль парламента при Директории. Они были этапированы в Омск, где восемь из них были расстреляны в ходе репрессий, обрушенных на город воеными после подавления восстания жителей рабочих предместий против режима Колчака 22-23 декабря 1918 года. Причём некоторые из впоследствии расстрелянных были перед этим выпущены из тюрем восставшими рабочими, но добровольно туда возвратились, наивно полагая, что такая лояльность будет им зачтена.  

Если считать, что большевики совершили преступление перед российской демократией, разогнав Учредительное собрание и убив двух его депутатов, то как в этой связи оценивать режим Колчака?

Были подвергнуты арестам противники новой власти из числа умеренных социалистов и в других городах. Только вмешательство чехов предотвратило расправу над одним из самых популярных в революционной России политиков – вождём эсеров Виктором Черновым, арестованным в ноябрьские дни 1918 года в Екатеринбурге по приказу Колчака. Во всех подобных случаях офицерские отряды, производившие облавы и аресты, превышали свои полномочия, данные им письменными распоряжениями. Однако весьма вероятно, что они действовали на основании устных приказов командования.  

Переворот в Омске 18 ноября тоже был обставлен как результат самочинных действий отдельных офицеров. Вскоре перед «судом» предстали исполнители переворота: казачьи офицеры Волков, Красильников и Катанаев. Но все «обвиняемые» были оправданы в своих насильственных действиях против членов законного правительства и даже получили повышения по службе. Иначе и быть не могло: ведь накануне переворота его исполнители неоднократно встречались с Колчаком и получили его устную санкцию на решительные шаги.  

Одно можно сказать определённо: сам Колчак власти себе не искал.

Он отказался лично возглавить действия путчистов, тем самым поставив себя в формальную зависимость от решения оставшейся на свободе части омского правительства, собравшейся на экстренное заседание утром 18 ноября. Правительство же оказалось заложником всевластия военных, действовавших с прямого ведома и одобрения Колчака.  

Существовала ещё одна причина, по которой именно Колчак, всего за две недели до переворота ставший военным и морским министром при Директории (это была техническая должность, а Верховным Главнокомандующим и членом Директории был генерал Болдырев, предложивший Колчака на пост министра), был провозглашён вождём всех белых сил Востока России. Эта причина достаточно исследована ещё советской историографией, проследившей связи Колчака с влиятельными кругами западных держав. Ею была выдвинута официальная версия, что Колчак был не более, чем просто марионетка в руках приведших его к власти правящих кругов Англии, Франции и США (в то время как забайкальский атаман Семёнов был креатурой Японии, и вражда Колчака с Семёновым отразила эту конкуренцию великих держав).  

Не доходя до крайних утверждений, всё-таки приходится признать, что Колчак в очень сильной степени зависел от благосклонности западных политиков. Английский генерал Нокс и французский полковник Жанен были прямо-таки комиссарами Антанты при Колчаке, следившими за каждым его шагом и постоянно диктовавшим ему те или иные инструкции своих правительств. От выполнения этих инструкций Колчак, даже если бы и хотел, не мог отказаться, ибо в снабжении своих войск полностью зависел от иностранных поставок.  

В отличие от генерала Деникина, а также от многих своих сибирских соратников по белой борьбе (таких, как все атаманы казачьих войск), Колчак не участвовал в Белом движении с его начала.

Он пришёл уже тогда, когда все военные и государственные структуры антисоветского сопротивления сложились.

Ещё летом 1917 года, при Временном правительстве, Колчак с разрешения Керенского выехал в США по приглашению американского военно-морского командования с целью обмена опытом.  

Уже отплывая из США на родину, Колчак узнал об Октябрьском перевороте, но, по его словам, не придал этому особого значения, потому «что американским газетам верить было чрезвычайно трудно». По пути в Россию Колчак побывал в Японии, где от русского консула узнал более конкретно о захвате власти большевиками. В Россию вице-адмирал Колчак уже не спешил, так как после ленинского «Декрета о мире» справедливо считал, что «похабный мир» уже не за горами.  

Колчак стремился вновь принять участие в вооружённой борьбе против Германии. С этой целью он добивается зачисления на службу в британские вооружённые силы. Вскоре он получает предписание отправиться в Месопотамию. Однако с полпути туда, из Сингапура, Колчак был вновь командирован на Дальний Восток. Британское руководство нашло вице-адмиралу иное назначение. Вокруг его имени должны были консолидироваться антибольшевицкие силы на востоке России.  

До возвращения в Россию в сентябре 1918 года имя Колчака было мало известно сибирскому Белому движению. Куда меньше, чем, например, имя генерала Хорвата, командующего войсками на КВЖД и возглавившего в Харбине региональное белое правительство, тоже претендовавшее на статус «всероссийского» (в этом правительстве Колчак с апреля по июль 1918 года был кем-то вроде военного министра). Однако вскоре после прибытия в Омск Колчак уже 4 ноября был включён в омское «временное всероссийское» правительство. Некоторые историки и мемуаристы уже применительно к этому времени называют Колчака адмиралом. Однако официальное производство Колчака в чин адмирала омский совет министров сделал только в день переворота.  

Таким образом, Колчак не был вождём-организатором. Он был исполнителем решений стоявших за ним групп влияния. Сторонние силы вознесли его на гребень власти и заставили принять титул «верховного правителя России». Колчак был искренен, сразу назвав эту обязанность «крестом власти».  

Колчак, наверное, мог бы стать хорошим конституционным президентом в мирное для страны время. Но харизмой вождя в обстановке Гражданской войны он не обладал. Он относился к власти как к общественному служению, но был некомпетентен как государственный руководитель и политик.

Близко наблюдавшие его люди, как, например, управделами омского правительства Георгий Гинс, рисуют облик человека, потерявшегося в потоке разнородной информации, в лабиринте интриг ближайших сотрудников, в хитросплетениях дипломатии «союзников»…

Провозглашение Колчака «верховным правителем» было поначалу неодобрительно встречено в других центрах антибольшевицкого движения. В Сибири резкую оппозицию занял забайкальский атаман Семёнов, до осени 1919 года не позволявший союзникам снабжать Колчака по Транссибу. Главнокомандующий Вооружёнными силами на юге России Антон Деникин не без оснований считал, что ему, с первых шагов участвовавшему в Белом движении, принадлежит очевидная роль национального лидера. Формальное подчинение Деникина Колчаку последовало только в июне 1919 года, под прямым давлением западных держав, обещавших, что только в этом случае «единая и неделимая» белогвардейская Россия получит официальное дипломатическое признание. Как и во многих других случаях, Антанта просто обманула белых…  

О Колчаке как о вожде Белого движения соратники сложили немало патриотических легенд. Одна из них – будто глава Финляндии Маннергейм обещал Колчаку летом 1919 года двинуть стотысячную армию на Петроград в обмен на признание Колчаком независимости Финляндии. Колчак якобы ответил: «Я Россией не торгую». Факт таких переговоров нигде не зафиксирован.

Кроме того, ответом на декларацию союзников от 3 июня 1919 года Колчак признал де-факто независимость Финляндии, равно как и всех возникших на территории Российской империи независимых национальных государств.

К созданию другой легенды причастен уже упомянутый Гинс. В своих воспоминаниях о Колчаке он приводит его слова, сказанные им в раздражении: «Лучше я оставлю золото большевикам, чем передам его союзникам». Возможно, адмирал мог сказать такое, но в действительности он поступил иначе. Когда белая Сибирь рухнула, Колчак передал золотой запас России под охрану чехословацкого корпуса в обмен на гарантии собственной безопасности. Но чехословаки преступили своё обещание, выдав Колчака иркутскому «политцентру». Гарантии беспрепятственной эвакуации из России чехословаки купили у большевиков передачей им золотого запаса. В нём, по оценке наркомфина РСФСР, недоставало 182 из 505 тонн золота, летом и осенью 1918 года вывезенных белыми из временно захваченной ими Казани.  

Какими были реальные достижения Колчака на постах «верховного правителя» и Верховного главнокомандующего? Зимой 1918-1919 гг. «белые» продолжали отступать и к весне оставили весь Южный Урал, включая Уфу, Оренбург и Уральск. Только на северном участке фронта «белые» добились успеха, взяв Пермь. В марте 1919 года колчаковские армии ненадолго перешли в генеральное наступление по всему фронту. Были возвращены Уфа, Бугульма, Бугуруслан, взят Глазов. Белые войска приближались к Казани и Самаре. Однако уже в конце апреля – начале мая на Восточном фронте наступил окончательный перелом в пользу красных. Следует заметить, что и в момент наибольшего продвижения колчаковских войск на запад их успехи были намного скромнее успехов антибольшевицких сил летом-осенью 1918 года.  

Во многих стратегических обзорах Гражданской войны можно встретить упрёки Колчаку за то, что под давлением английских советников он выбрал направление главного удара в сторону Вятки и Вологды, на соединение с армией Северной области. Тогда как ему целесообразнее было бы сосредоточить основные силы в направлении Самара—Саратов для соединения с армиями Деникина и создания единого стратегического фронта белых сил. Справедливости ради следует отметить, что и Деникин не стремился наступать навстречу Колчаку, боясь, что в случае соединения армий его подчинение «верховному правителю» станет не только формальностью.  

Н.В. Устрялов, возглавлявший при «верховном правителе» ведомство пропаганды, вспоминал, как однажды в Омск сумел пробраться от большевиков один генерал, чтобы поступить на службу к белым. Ознакомившись с порядками в «белой» армии, он стал уверять, что в красных войсках гораздо лучше обстоит дело с дисциплиной и выполнением приказов. Его мнение было встречено единодушной обструкцией в военных кругах. Однако жизнь показала, что прав был именно этот генерал.  

Атаманы казачьих войск только формально подчинялись «верховному правителю» и были настолько независимы в своих действиях, что даже возник термин «атаманщина». «Творчески» к решению задач военного управления подходили многие колчаковские генералы. Так, генерал Розанов приказывал, в случае укрывательства населением партизан и большевиков расстреливать каждого десятого из жителей населённого пункта, а «селения, население которых встретит правительственные войска с оружием – сжигать, взрослое мужское население расстреливать поголовно».  

Свои взгляды на методы ведения Гражданской войны Колчак откровенно изложил тому же Гинсу: «Я приказываю начальникам частей расстреливать всех пленных коммунистов. Или мы их перестреляем, или они нас…»

Давайте сравним это с диалогом двух белогвардейских генералов – Врангеля и Май-Маевского в тяжёлые для белого Юга дни февраля 1920 года (в изложении Врангеля):  

«…—На войне начальник для достижения успеха должен использовать все, не только одни положительные, но и отрицательные побуждения подчинённых…  

Я [т.е. Врангель] возмутился.  

—…Какая же разница при этих условиях будет между нами и большевиками?  

Генерал Май-Маевский сразу нашёлся:  

—Ну, вот большевики и побеждают, — видимо в сознании своей правоты заключил он».  

Усомнившись в полноте исторической достоверности приведённых реплик, отметим всё-таки несходство позиций белогвардейских вождей. Читатель сам рассудит, что ему ближе – морализм Врангеля или прагматизм Колчака и Май-Маевского…  

Вспоминая сейчас, в связи с юбилеями событий и потоком новой тематической кинопродукции, Гражданскую войну, следует обращаться, в первую очередь, к историческим фактам. Только тогда мы не будем завлечены призраками прошлого в трясину очередной Смуты…