Философ террора

Уже мало кто помнит, что до 1991 года Фурштатская улица в Петербурге носила имя Петра Лаврова - знаменитого русского философа и политика прошлого века. История его жизни, а главное то, чем обернулись в конечном итоге его проповеди и сочинения для русского народа, довольно поучительны и для сегодняшнего дня, когда снова в нашем обществе зазвучали призывы к «радикальным переменам».

Глядя на портрет этого благообразного господина с окладистой бородой, дворянина и профессора, полковника от артиллерии, любившего в свободное время посочинять, трудно представить, что именно Петр Лаврович Лавров еще задолго до «великого Октября» призывал и требовал:

Встанем, братья, повсюду зараз, -

От Днепра и до Белого моря,

И Поволжье, и дальний Кавказ -

На воров, на собак – на богатых

И на злого вампира царя.

Бей, губи их, злодеев проклятых,

Засвети лучшей жизни заря!

Еще больше мы, наверное, удивимся тому, что эти яростные строки взяты не просто из стихотворения пожилого профессора. Это - цитата из знаменитой «Рабочей марсельезы», сочиненной Петром Лавровым, которая сразу после Февральской революции некоторое время использовалась в России в качестве национального гимна. «Отречемся от старого мира, отряхнем его прах с наших ног!» - восторженно распевали на улицах Петрограда экзальтированные барышни, рабочие, студенты и дезертировавшие с фронта солдаты.

Позднее все они, наверное, тоже были очень удивлены, когда эта «бескровная революция» обернулась одной из самых свирепых диктатур в истории человечества.

Хотя чему было удивляться, если в гимне, который они сами же радостно пели, были призывы к кровавой расправе.

Родился будущий революционер-философ в Мелехово Псковской губернии в семье полковника артиллерии в отставке, личного друга знаменитого А. Аракчеева, известного своей преданностью императору. В детстве Лавров получил прекрасное домашнее воспитание, хорошо овладел французским и немецким языками. Повзрослев, поступил в артиллерийское училище в Петербурге, где считался лучшим учеником академика М. Остроградского, проявил исключительные способности к математике. Карьера его продолжилась в качестве преподавателя в Петербургской Михайловской артиллерийской академии и Константиновском военном училище. Во время Крымской войны Лавров оказался в войсках, однако, как сам потом признавался, ему «ни в каких военных действиях участвовать не случилось». Вскоре он женился на красавице, вдове с двумя детьми на руках, немке по происхождению. Отец, узнав о мезальянсе, разгневался и лишил сына материальной поддержки. Для уже многодетного полковника и профессора с неплохим жалованьем, привыкшего к обеспеченной жизни, это оказалось ударом. Пришлось подрабатывать писанием статей для журналов и репетиторством, чтобы содержать большую семью. Впрочем, вскоре смерть отца и старшего брата сделала Лаврова вполне обеспеченным человеком.

Однако именно в это время он стал зачитываться Герценом, сблизился с Чернышевским. Затем вышла в свет его первая книга, «Очерки вопросов практической философии», где Лавров утверждал, что «нравственная личность неизбежно вступает в конфликт с несправедливым обществом». Сам он открыто не «призывал Русь к топору», как это делал Герцен. Однако близость к революционерам привела к тому, что после покушения Каракозова на Александра II Лавров был арестован, признан виновным в «распространении вредных идей» и приговорен к ссылке в Вологодскую губернию, где жил с 1867 по 1870 год.

Вряд ли Лавров в то время предполагал, что когда его политические сотоварищи придут позднее к власти, то за распространение «вредных идей» будут сразу без разговоров ставить к стенке.

Да и не только за распространение, а просто за то, что профессор или бывший царский полковник.

В ссылке Петр Лаврович не трудился прикованным к тачке, а, пользуясь досугом, написал свое самое известное произведение – «Исторические письма». В них содержался страстный призыв к молодежи, ко всем «критически мыслящим» и «энергически стремящимся к правде личностям», понять «задачи исторического момента и потребности народа», незамедлительно приступить «к творению истории и борьбе против старого мира», который, по его мнению, погряз во лжи и несправедливости.

Сам, впрочем, он бороться за эти идеалы в России не стал, а бежал из ссылки в Париж, где вступил в I Интернационал, съездил в Лондон, где познакомился с Марксом и Энгельсом, и вскоре стал редактировать революционную газету «Вперед!» Именно в этой газете и была опубликована его «Новая песня», которую потом окрестили «Рабочей Марсельезой». Впрочем, эта песня была отнюдь не единственной, в которой Лавров призывал к уничтожению «злодеев проклятых». Одно из других его стихотворений так и называлось - «Песня ненависти»:

Пусть в сердце всех, в ком сердце страстью бьется,

Царит лишь ненависти жар.

Готов костер; довольно дров найдется,

Чтоб на весь мир разжечь святой пожар!

Разите же врагов, не уставая,

Разите смелою рукой.

И будет вам та ненависть святая

Священнее любви святой!

В Париже Лавров, прекрасно владея французским языком, сразу почувствовал себя, как рыба в воде.

Когда в 1871 году власть перешла в руки Парижской коммуны, эмигрант из России был в восторге и горячо приветствовал это великое, как он считал, событие.

Он без устали ходил на митинги, выступал на площадях, призывая рабочих французской столицы к решительной борьбе. Даже сам, как писал потом в воспоминаниях, ездил в пригороды, откуда возил коммунарам мешками продукты. В то время в Париже, как это всегда бывает во время всех переворотов, воцарился страшный голод. Парижане съели даже всех жирафов, серн и других обитателей зоологического сада, охотились за кошками и крысами.

Но Лавров ничего этого не замечал, заявляя, что только люди труда могут осуществить «великие идеалы о лучшей и счастливой жизни». Не заметил он и того, как по приказу коммунаров были взяты несколько сот заложников, а потом десятки ни в чем не повинных горожан, в том числе и парижский архиепископ Дарбуа, были расстреляны. Ну, а когда позднее революционеры захватили власть и в России, то террор и расстрелы стали уже нормой.

Выдающийся публицист Михаил Катков еще задолго до 1917 года предупреждал, какие опасности могут нести для России теории и пропагандистская активность русских интеллигентов, философов и теоретиков, которые, вроде Лаврова и Герцена, укрывшись за границей, яростно поносили собственную страну и призывали к уничтожению существовавших в России порядков.

«Наше варварство – в нашей иностранной интеллигенции, - заявил Катков. - Истинное варварство ходит у нас не в сером армяке, а больше во фраке и даже в белых перчатках».

И – еще: «Наша интеллигенция выбивается из сил показать себя как можно менее русской, полагая, что в этом-то и состоит европеизм. Но европейская интеллигенция так не мыслит. Европейские державы, напротив, только заботятся о своих интересах и немало не думают о Европе».

После поражения Парижской коммуны Лавров не оказался в тюрьме, а смог спокойно доживать свой век во Франции, занимаясь написанием теоретических трудов, причем печатая многое и в России, несмотря на будто бы «свирепую царскую цензуру». В Париже он и умер, и был похоронен на кладбище Монпарнас.

Вряд ли, конечно, Лавров, тогда понимал, к чему приведут его страстные проповеди «борьбы против старого мира» и дела его последующих единомышленников, ради чего и следует «бить и губить злодеев проклятых». Однако когда в России, уже после его смерти, грянула революция и к власти пришли ученики бывшего профессора, философа и отставного полковника, то это хорошо понял погибший от ее ужасов Александр Блок. «Рабочую марсельезу» Лаврова великий поэт назвал среди «прескверных стихов, корнями вросших в русское сердце». Их «не вырвешь иначе, как с кровью», - сокрушался поэт.

Кровью все идеи и восторги Петра Лаврова перед революциями и обернулись. Большой кровью.