Битва за Белоруссию

Белоруссия 3 июля отметила День независимости. В отличие от большинства бывших советских республик, дата этого праздника в Белоруссии приурочена отнюдь не к принятию сомнительных деклараций о «государственном суверенитете». Она имеет реальное историческое основание. В этот день в 1944 году, 65 лет назад, Минск был освобождён от немецко-фашистских оккупантов.

Этот день приобрёл статус государственного праздника в Белоруссии по итогам референдума в 1996 году. Таким образом, в эти дни отмечалась очередная годовщина одной из самых крупных побед Красной армии в Великой Отечественной войне.

1. Методом проб и ошибок

Но этой победе предшествовала долгая серия неудач советских войск на западном направлении. Всю зиму 1943/44 и весну 1944 г. мы пытались организовать крупное наступление с целью освобождения Белоруссии, но эти попытки всякий раз разбивались об организованную оборону германских войск. Сказывались и просчёты командования в подготовке и проведении наступления. Впечатляющий успех операции «Багратион» имел свою сложную предысторию.

Осенью 1943 года советские войска вступили на территорию Белоруссии и вышли к так называемому «Восточному валу» гитлеровцев – эшелонированной линии обороны (состоявшей, впрочем, из укреплений полевого типа), на которой командование вермахта рассчитывало остановить наступление Красной армии, успешно развивавшееся почти по всей линии фронта с лета 1943 года, после Курской битвы. И надо признать, что именно на территории Белоруссии немецкой группе армий «Центр» удалось надолго задержать продвижение наших войск.

С октября 1943 по март 1944 года войска Западного фронта под командованием генерала армии В.Д. Соколовского провели 11 (!) безуспешных наступательных операций на оршанском и витебском направлениях. Результаты этих боёв были ничтожны – глубина продвижения советских частей не превышала 12 км за одно наступление, обычно же составляя 2-4 км. Но за такие ничтожные территориальные успехи пришлось платить очень дорогую цену. За эти полгода Западный фронт потерял убитыми и ранеными, по данным, которые приводит М.А. Гареев в 3-м томе «Великой Отечественной войны» (М.: Наука, 1998), 530,5 тысяч человек. То есть фактически весь имевшийся осенью 1943-го состав Западного фронта успел за полгода если не слечь в могилы, то перебывать в госпиталях!

По сути, вермахту удалось временно загнать наши войска на западном направлении в «позиционный тупик», столь хорошо известный ещё по Первой мировой войне.

Неудачными оказались и попытки соседнего 1-го Прибалтийского фронта помочь Западному в овладении Витебском, который был объявлен Гитлером «крепостью» (это означало, что город должен был удерживаться любой ценой даже в окружении). Несколько больший успех имели войска Белорусского (с 24 февраля 1944 г. – 1-го Белорусского) фронта, освободившие зимой 1943/44 г. Мозырь, и то главным образом благодаря глубокому продвижению южного соседа – 1-го Украинского фронта.

Систематические неудачи советских войск на западном направлении привели к созданию Ставкой Верховного Главнокомандования (ВГК) в апреле 1944 г. особой комиссии Государственного Комитета Обороны (ГКО) по Западному фронту под председательством Г.М. Маленкова. Одним из первых результатов работы комиссии стало отстранение Соколовского от должности командующего фронтом. Были сняты с постов и некоторые другие военачальники рангом ниже. Свои выводы комиссия представила в объёмном докладе Сталину.

Комиссия отметила, в частности, «недостатки в планировании и подготовке операций… крупные недостатки в работе артиллерии… неправильное построение боевых порядков при наступлении… недостатки в использовании танков». Резкой критике подверглась организационная работа командования фронта. В докладе указывалось, что «штаб Западного фронта не выполняет своей роли. Штаб обезличен, оторван от командования фронта и от насущных задач, решаемых войсками, и по существу является каким-то статистическим бюро, собирающим только данные по обстановке, и то с опозданием… Разведка на Западном фронте ведётся совершенно неудовлетворительно. Добываемые ею данные зачастую являются недостоверными. Разведотдел штаба фронта не руководит деятельностью разведывательных органов армий, корпусов и дивизий и развалил агентурную разведку… Командующий фронтом т. Соколовский оторван от своих ближайших помощников – командующих родами войск и начальников служб, по многу дней не принимает их и не решает их вопросов. Некоторые заместители командующего не знали о задачах своих родов войск в связи с проводившимися операциями, не говоря уже о том, что они не привлекались к разработке операций».

Однако Гареев отмечает и другие недостатки, которые комиссия ГКО предпочла не заметить и обвинила во всех грехах только начальствующий состав фронта и некоторых армий. Между тем, «первая и главная из причин связана с деятельностью Ставки ВГК и Генерального Штаба… И осенью и зимой 1943-1944 гг. Ставка, Генштаб имели возможность вместо изолированных наступательных операций [1-го] Прибалтийского, Западного и Белорусского фронтов подготовить и провести согласованную операцию этих фронтов на Западном стратегическом направлении. При тех же силах такая операция могла бы дать более ощутимые результаты. Так, успех проведённой летом 1944 г. Белорусской операции был предопределён не только привлечением более крупных сил, но и в значительной степени продуманной организацией единой стратегической наступательной операции и согласованными действиями нескольких фронтов…

При определении целей частных фронтовых операций Ставка планировала совершенно нереальные задачи… За неполных шесть месяцев осенне-зимней кампании 1943/44 г. Западным фронтом было проведено 11 наступательных операций. Таким образом, на каждую из них в среднем отводилось 15 дней, тогда как по опыту известно, что для подготовки только одной крупной наступательной операции требовалось не менее 30-40 дней».

Одним из двух старших по воинскому званию членов комиссии ГКО был начальник Оперативного управления Генштаба генерал-полковник С.М. Штеменко. Однако любопытно, что в своих знаменитых прижизненных мемуарах «Генеральный штаб в годы войны» (1-е издание – М., 1968) он деликатно обходит тему неудач Западного фронта зимой 1943/44 г. и деятельность комиссии, одним из фактических руководителей которой являлся. Этим событиям он посвятил лишь несколько обтекаемых, ничего не значащих фраз. Видимо, в то время существовал запрет на огласку этой истории. Ведь и цитированный выше доклад был опубликован только в 1990-е годы. Однако советскому читателю был знаком труд бывшего генерала вермахта К. Типпельскирха «История Второй мировой войны», русский перевод которой появился уже в 1956 г., всего пять лет спустя после выхода в свет немецкого оригинала.

Вот что писал Типпельскирх об этих неудачных для нас боях на западном направлении: «Развернувшиеся в то время непрерывные бои на Востоке дают немало примеров того, как немецкому командованию… удавалось отражать попытки русских осуществить прорыв, благодаря более умелому управлению со стороны командиров всех степеней… Негустая сеть русских железных и шоссейных дорог могла легко контролироваться авиацией, благодаря чему немецкое командование могло своевременно узнавать о перебросках русских войск. Тщательная работа радиоразведки, следившей за радиосвязью противника, неизменно давала точную картину организации его связи командованием… Замечательно работавшие дивизионы АИР обычно точно определяли численность и расположение русской артиллерии во время неизбежной пристрелки, несмотря на все искусные манёвры русских…

Ожесточение, с которым русское командование, не считаясь с потерями в живой силе, продолжало преследовать поставленную цель, придавало боевым действиям характер боёв на истощение. В ходе таких боёв обороняющиеся немецкие войска оказывались в состоянии относительно небольшими силами наносить русским исключительно тяжёлые потери, нередко в 20 раз превышавшие потери обороняющихся».

Учитывая разглашённые ныне и приведённые выше данные о потерях Западного фронта в тех боях, мы должны признать, что Типпельскирх, увы, не сильно преувеличил, устанавливая соотношение потерь.

Именно операции, подобные тем, которые вёл Западный фронт зимой 1943/44 г., стали источником легенды, активно распространявшейся в 1990-е годы, о том, будто потери советских войск за всю войну превышали немецкие потери в десятки раз.

Особенно «отличился» на этом поприще автор серии тенденциозных книжек про советских военачальников Максим Соколов. В книге «Неизвестный Жуков: портрет без ретуши» он взял с потолка цифру в 46 миллионов погибших на войне советских граждан, исчислив в то же время потери немцев на Восточном фронте всего в 1,9 миллиона. Между тем сами германские историки оценивают потери вермахта на Востоке убитыми и пленными более, чем в 7 миллионов человек (при этом необходимо помнить, что в конце войны подавляющая часть вермахта сдалась в плен не советским, а англо-американским войскам), а вместе с его союзниками – порядка 10 миллионов, что никак не меньше безвозвратных потерь среди советских военнослужащих (официальная цифра – 8,6 млн.; в реальности, наверное, несколько больше).

Неудачные наступательные операции, сопровождавшиеся неоправданно большими потерями, имели место не только зимой 1943/44 г. на Западном фронте. Но экстраполировать картину отдельных сражений на всю войну совершенно неправильно.

У неудач на Западном фронте была и другая причина – психологического порядка. Немецкая группа армий «Центр» до лета 1944 года не знала катастроф, подобных тем, что понесло южное крыло германских войск – Сталинград, Курск, Правобережная Украина. Последствия неудачи под Москвой зимой 1941/42 г. были в значительной степени сглажены последующими успешными оборонительными боями. Группа «Центр» отличалась большим боевым опытом и устойчивостью в боях.

Тем знаменательнее оказался летом 1944 года успех наших войск, сумевших наконец прорвать оборону этой немецкой группировки и нанести ей самое крупное на тот момент поражение за всю войну.

Нередко можно встретить утверждения, будто успех наступления советских войск в Белоруссии летом 1944 года был обусловлен их громадным превосходством в силах и средствах над противником. Известно, что войска четырёх фронтов – 1-го Прибалтийского и трёх Белорусских (в апреле 1944 г. Западный фронт был разделён на 2-й и 3-й Белорусские, а бывший Белорусский фронт стал именоваться 1-м Белорусским) насчитывали в 2 раза больше живой силы, в 5,8 раза больше танков и самоходок, в 3,8 раза больше единиц артиллерии и в 3,9 раза больше боевых самолётов, чем противостоявшая им группа армий «Центр» и смежные фланговые дивизии групп армий «Север» и «Северная Украина». Однако примерно такое же преимущество наши войска имели и во время неудачных наступлений зимой 1943/44 г., но тогда они из этого никакой пользы не извлекли.

2. Расплата за 1941 год

Провалы зимних и весенних наступательных операций советских войск на западном направлении сыграли определённую дезориентирующую роль для германского командования. Оно уверовало в то, что оборона группы армий «Центр» неприступна и что после стольких неудачных попыток советское командование будет искать военного счастья на других направлениях. Летом 1944 года Гитлер и его генералы ожидали наступления советских войск, в первую очередь, в Западной Украине и Молдавии, в Прибалтике, в Карелии. Белоруссия рассматривалась в этом качестве в последнюю очередь. Советское командование сумело принять меры, окончательно убедившие немцев в таком мнении. На кишинёвском и псковском направлениях были созданы большие ложные группировки войск, насыщенные макетами танков и артиллерии.

Немаловажное значение в мероприятиях по подготовке операции «Багратион» (такое название план наступления получил 30 мая 1944 г.) имело соблюдение строжайшей секретности.

Как пишет Штеменко, «к непосредственной разработке плана летней кампании в целом и Белорусской операции в частности привлекался очень узкий круг лиц. В полном объёме эти планы знали лишь пять человек: первый заместитель Верховного Главнокомандующего [Г.К. Жуков], начальник Генштаба [А.М. Василевский] и его заместитель [А.И. Антонов], начальник Оперативного управления [сам Штеменко] и один из его заместителей». Здесь Штеменко забыл упомянуть самого Верховного Главнокомандующего И.В. Сталина, которому принадлежало как основное авторство идеи операции «Багратион», так и предложение о кодовом названии операции.

Особенностью, коренным образом отличавшей операцию «Багратион» от предшествовавших ей попыток наступательных действий на западном направлении, было то, что она осуществлялась силами нескольких взаимодействовавших между собой фронтов. Стратегическая наступательная операция состояла как бы из серии взаимосвязанных и переходящих одна в другую наступательных операций фронтового масштаба. Среди них следует особо выделить Витебскую, Бобруйскую, Минскую и Вильнюсскую операции. На завершающей стадии операция «Багратион» развёртывалась в тесной связи с наступлениями, начатыми в июле войсками 1-го и 2-го Украинских, 2-го и 3-го Прибалтийских фронтов и имевшими целью окончательное освобождение советской территории, выход к Висле и овладение стратегическими плацдармами для последующего наступления на Берлин.

Далеко не всё развивалось гладко и на сей раз. В ряде мест наши войска встретили упорное сопротивление и в первые дни имели лишь незначительное продвижение.

Анализируя свои действия, Г.К. Жуков впоследствии признавал: «При подготовке операции была слабо разведана оборона противника на рогачёвско-бобруйском направлении, вследствие чего была допущена недооценка силы его сопротивления… Я как представитель Ставки вовремя не поправил командование [1-го Белорусского] фронта».

Тем не менее, успех наступления, начавшегося 23 июня, вскоре обозначился. 26 июня наши войска освободили Витебск и Могилёв, а 29 июня – Бобруйск. Все эти города были объявлены Гитлером «крепостями», однако продержались они, как видим, недолго. В них были окружены и уничтожены сравнительно небольшие по численности немецкие группировки – порядка 30 тысяч в Витебске, 20 тысяч в Бобруйске и 10 тысяч в Могилёве. Но самый крупный «котёл» был образован в ходе проведения Минской операции.

Ещё одним отличием от ряда предшествовавших наступательных операций стало то, что советские войска на этот раз не стремились создавать прочный внутренний фронт окружения. В своё время под Сталинградом и Корсунь-Шевченковским это приводило к задержкам наступления. Терялся темп, необходимый для осуществления глубоких стратегических прорывов. На этот раз главное значение приобретала дезорганизация обороны противника, прорыв её на большую глубину и быстрый захват объектов в оперативном тылу врага. Окончательный разгром окружённых войск возлагался на второй эшелон наступавших.

Рано утром 3 июля на северо-восточную окраину Минска ворвались танки 4-й гвардейской танковой бригады 2-го гвардейского танкового корпуса, входившего в состав 3-го Белорусского фронта. Следом за ними с севера к городу подошли части 5-й гвардейской танковой армии того же фронта. В середине дня с юго-востока в Минск вошли части 1-го гвардейского танкового корпуса 1-го Белорусского фронта. Бои в городе продолжались целый день, к ночи с 3 на 4 июля столица Белоруссии была очищена от врага.

Значительная группировка немецких войск оказалась отрезанной восточнее Минска. Это были остатки примерно 30 дивизий. Правда, они понесли огромные потери в предыдущих боях и насчитывали теперь едва 150 тысяч человек. К 13 июля практически весь «котёл» был ликвидирован. 57 600 немецких пленных, взятых в боях на белорусской земле, 17 июля были проконвоированы по улицам Москвы.

Известный германский генерал, «гений танкового блицкрига» Х. Гудериан, бывший в ту пору генеральным инспектором бронетанковых войск, а вскоре возглавивший немецкий Генштаб, откровенно признавал масштабы поражения вермахта: «Группа армий “Центр” была уничтожена. Мы понесли громадные потери – около 25 дивизий». Ему вторит и Типпельскирх: «Результат длившегося уже 10 дней сражения был потрясающим. Около 25 дивизий были уничтожены или окружены. Лишь немногие соединения… оставались ещё полноценными, избежавшие же уничтожения остатки практически полностью утратили свою боеспособность».

Но эта победа далась дорогой ценой, о которой тоже необходимо помнить.

Историк И.В. Тимохович в упомянутом 3-м томе «Великой Отечественной войны» приводит такие цифры потерь со ссылкой на архивы Минобороны: «Войска [1-го] Прибалтийского, 2-го и 3-го Белорусских фронтов с 22 по 30 июня потеряли более 19 600 человек убитыми, свыше 74 600 ранеными и пропавшими без вести. Потери войск правого крыла 1-го Белорусского фронта на первом этапе операции «Багратион» (24 июня – 4 июля) превышали 50 тыс. человек, из них 9160 было убито». Таким образом, наши потери оказались ненамного меньше немецких.

Отчасти именно эти большие потери обусловили то, что после завершения Минской операции темпы наступления Красной армии в Белоруссии резко снизились. У немцев не было сил сразу создать сплошной фронт обороны, но и у наших не было сил и возможностей быстро развить стратегический прорыв в глубину. Примерно месяц потребовался советским войскам, чтобы пройти по Западной Белоруссии и Литве то же расстояние, которое было пройдено ими в Восточной Белоруссии за первые 10 дней операции «Багратион». По сути дела, освобождение Минска явилось кульминацией сражения за Белоруссию.

Иногда можно встретить утверждения, что масштаб нашей победы в Белоруссии уступает победе немцев, одержанной там же над войсками Западного фронта тремя годами ранее.

Тогда немцы окружили более чем 300-тысячную группировку советских войск, и прошли всю Белоруссию всего за три недели. При этом они не имели превосходства в силах. Однако такое сопоставление некорректно. Оно не учитывает многих факторов. В 1941 году немцы вели наступление на неподготовленную оборону советских войск. Нашим же в 1944 году пришлось прорывать подготовленную и эшелонированную оборону вермахта. В 1941 году наши войска вообще не имели боевого опыта, в 1944-м они его приобрели, но ведь и боевое мастерство противника также росло и совершенствовалось за эти годы.

Поэтому мы будем правы, когда доверимся современникам, особенно нашим бывшим противникам, в оценке «пятого сталинского удара» (из десяти крупных наступлений, предпринятых в 1944 году) как ошеломляющего для вермахта, как самого крупного поражения той немецкой группы армий, которая до тех пор сумела избегать крупных неудач. Немецкие генералы не находили иных эпитетов для обозначения случившегося с вермахтом в Белоруссии летом 1944 года, кроме как «крах», «катастрофа» и т.д.

Освобождение Минска совпало с третьей годовщиной знаменитой речи по радио И.В. Сталина, в которой он говорил об организации всенародного сопротивления захватчикам, в том числе в их тылу. Дата подписания Верховным этой директивы (29 июня 1941 года) с будущего года станет основанием для празднования Дня партизан и подпольщиков. А какую огромную роль сыграло партизанское движение в деле освобождения Белоруссии и в успехе операции «Багратион», известно очень хорошо.