Атомный шантаж

6 августа 1945 года, 75 лет назад, произошло первое боевое применение ядерного оружия. По сию пору не умолкают споры – что это было – грозное возмездие коварному врагу, суровая военная необходимость или акт глобального устрашения рождающейся сверхдержавы? Ответ на этот вопрос не утратил своей актуальности и по сей день, спустя три четверти века. В ходе конференции, проведенной Фондом изучения исторической перспективы и Российским историческим обществом, на него попытались ответить ученые из России, США, Великобритании, Японии, Китая, Франции и других стран. Мероприятие привлекло к себе внимание СМИ и общества. В связи с этим «Столетие» публикует некоторые из докладов иностранных участников конференции.

В 2019 году в разделе мнений газеты New York Times бывший советник президента США по национальной безопасности Сьюзан Райс писала: «После высадки в Нормандии моего отца послали на Западное побережье для подготовки к высадке на Тихоокеанском театре военных действий. Избежать битвы ему удалось благодаря решению президента Гарри Трумэна сбросить атомные бомбы на Хиросиму и Нагасаки, вынудившие японцев сдаться»…

Заявляя это, Сьюзан Райс сознательно или бессознательно поддерживает ложь, вот уже 75 лет лежащую в основе идеи американской исключительности, — идею о том, что сброс атомных бомб был единственным способом добиться капитуляции Японии без ввода американских войск, который слишком дорого обошёлся бы и США, и Японии с точки зрения человеческих потерь. Логика в том, что в этом случае атомная бомбардировка не только была оправдана — она была, по сути, самым гуманным способом закончить войну с точки зрения спасения человеческих жизней.

Горькая правда состоит в том, что для завершения войны на Тихом океане сброс атомных бомб был необязателен даже без ввода войск, как и в том, что американское руководство, начиная с Гарри Трумэна, было хорошо об этом осведомлено.

В действительности японская верхушка уже в течение нескольких месяцев понимала, что не сможет победить военным путём.

Это понимание появилось после поражения в битве за Сайпан в июле 1944 года и оставалось до конца войны. В феврале 1945 года принц Коноэ, трижды занимавший должность премьер-министра Японии, писал императору: «Сожалею, что приходится говорить это, но поражение Японии неизбежно».

В мае 1945 года японское руководство приняло официальное решение обратиться к Советскому Союзу в надежде, что тот поможет им добиться от США более выгодных условий капитуляции. В частности, японцы противились требованию США о безоговорочной капитуляции, за которой последовал бы суд и казнь императора, почитавшегося многими в Японии как божество. Как писал в информационной сводке в июле 1945 года генерал Южно-Тихоокеанского командования Дуглас Макартур, «казнь императора для них будет выглядеть так же, как для нас распятие Христа. Все они будут драться до смерти».

Понимая важность этого момента, большинство советников Трумэна настоятельно рекомендовали ему изменить условия капитуляции и гарантировать японцам сохранность их императора, что соответствовало интересам США после войны. Однако Трумэн положился на единственного человека — высокопоставленного чиновника, выступавшего против этой идеи, Джеймса Бирнса, занявшего пост госсекретаря 3 июля 1945 года. Бирнс без конца предупреждал Трумэна, что если тот позволит японцам сохранить императора, его самого ждёт политическое распятие.

Американцы знали об отчаянном желании Японии закончить войну за несколько недель, если не месяцев, до сброса атомных бомб. США взламывали японские шифры и перехватывали телеграммы японцев, в которых раз за разом говорилось о таком желании, если удастся договориться о более выгодных условиях капитуляции. Сам Трумэн 13 июля ссылался на перехваченное сообщение от 18 июня, телеграмму от японского императора с просьбой о заключении мира. Все его ближайшие советники разделяли этот взгляд.

Американское руководство знало, что существует и другой способ закончить войну, без применения атомных бомб. А именно: дождаться вступления в войну с Японией Советского Союза.

В феврале 1945 года в Ялте Сталин, наконец, уступил США и Великобритании в их просьбе к СССР вступить в войну с Японией через три месяца после окончания войны в Европе — по плану это должно было случиться 8-9 августа.

Разведывательные службы союзников уже несколько месяцев утверждали, что вступление Советского Союза в войну станет «похоронным звоном» для Японии и японской военной экономики. 11 апреля 1945 года Объединённый разведывательный центр Объединённого комитета начальников штабов прогнозировал: «Если в какой-либо момент в войну вступит СССР, японцы осознают, что окончательная капитуляция неизбежна».

Этот вывод повторялся не раз и позднее. К аналогичному заключению месяц спустя пришёл Высший военный совет Японии: «В настоящий момент, когда Япония ведёт войну не на жизнь, а на смерть против США и Великобритании, вступление Советского Союза в войну станет смертельным ударом для Японской империи».

17 июля за обедом в Потсдаме Сталин заверил Трумэна, что советские войска войдут в Японию согласно договорённости. Трумэн записал в своём дневнике: «Сталин вступит в войну с Японией к 15 августа. Когда это случится — японцам конец». На следующей день в письме к своей супруге Бесс он писал, что русские вступают в войну, и это значит, что «мы закончим войну на год раньше. Подумай только о всех этих детях, которых не убьют!»

Для японского руководства атомные бомбардировки, несмотря на весь их ужас, не изменили стратегического уравнения. Изменило это уравнение вторжение советских войск, начатое в полночь 8 августа — спустя два дня после бомбардировки Хиросимы.

Красная Армия, как и ожидалось, уничтожила когда-то мощную Квантунскую армию в Манчжурии. Когда 13 августа премьер-министра Судзуки Кантаро спросили, зачем Японии понадобилась столь стремительная капитуляция, он ответил, что Япония должна сдаться, иначе «Советский Союз возьмёт не только Манчжурию, Корею и Карафуто, но и Хоккайдо. Это разрушило бы основу, на которой стоит Япония. Мы должны закончить войну, пока можем иметь дело с США». К этому моменту США разбомбили 100 японских городов. В городе Тояма разрушено было 99,5% зданий. Японцы понимали, что американцы сотрут с лица земли их города.

Хиросима и Нагасаки были ещё двумя городами, которыми японское руководство было готово пожертвовать ради нужд войны. Однако вторжение советских войск было тем кошмарным сценарием, которого они отчаянно стремились избежать, и теперь оно привело к капитуляции.

Послевоенные американские мифотворцы придерживались идеи о том, что атомная бомбардировка позволила, якобы, избежать ввода войск. Число предполагаемых спасённых жизней с годами неуклонно росло — от тысяч до сотни тысяч, затем до четверти миллиона и полумиллиона. Позднее в речах Трумэна и Джорджа Буша-старшего звучали и цифры ещё более высокого порядка: миллион и больше. Немногие до выхода в 1965 году новаторской книги Гала Алпровица «Атомная дипломатия» осмеливались признать, что истиной целью атомных бомбардировок была не Япония, а Советский Союз.

23 апреля 1945 года, спустя 11 дней после вступления в должность, Трумэн на встрече с Молотовым обвинил советского министра иностранных дел в нарушении Советским Союзом всех ялтинских договорённостей. Это было неправдой.

Однако за эти 10-11 дней дружеские отношения Рузвельта с Советским Союзом и послевоенные планы были полностью перечёркнуты. Как признавал генерал-майор Лесли Гровс, руководивший Манхеттенским проектом, «спустя две недели после того, как я начал руководить проектом, у меня уже не оставалось ни малейших иллюзий. Я понимал, что Россия — наш враг, и что проект строится на этой основе».

В конце мая Бирнс сообщил американским учёным, что бомбы нужны были не для того, чтобы сокрушить Японию, а для того, чтобы вытеснить СССР из Восточной Европы. Тот же посыл транслировали и другие.

Вскоре после этого началась гонка ядерных вооружений. И сегодня периодически правда проглядывает сквозь плотное облако фальсификаций, существующих вокруг атомных бомб и японской капитуляции.

Так, Национальный музей военно-морского флота США в Вашингтоне открыто пишет под представленным в экспозиции экспонатом атомной бомбы, что «масштабные разрушения городов Хиросима и Нагасаки атомными бомбардировками оказали мало влияния на настроения японских военных. Однако вторжение советских войск в Манчжурию 9 августа заставило их передумать».

Немногие знают, что существуют документированные свидетельства заявлений семи из восьми американских генералов и адмиралов Армии в 1945 году о том, что атомные бомбардировки необязательны в военном отношении, предосудительны с нравственной точки зрения — или и то, и другое. Настойчивее всех заявлял об этом адмирал Уильям Лихи, бывший личным начальником штаба Трумэна и учувствовавший в заседаниях Объединённого комитета начальников штабов. Лихи утверждал: «Японцы уже были повержены и готовы сдаться. Применение этого варварского оружия в Хиросиме и Нагасаки не оказало нам никакой существенной помощи в войне с Японией. И применив его первыми, мы переняли стандарты этики у средневековых варваров».

Генерал Эйзенхауэр, докладывая о своих беседах на Потсдамской конференции с военным министром Стимсоном, писал: «Я сказал ему, что против этого по двум причинам. Во-первых, японцы уже готовы сдаться, и нет необходимости наносить по ним столь страшный удар. Во-вторых, мне очень не хотелось, чтобы наша страна использовала подобное оружие первой».

Генерал Дуглас Макартур заметил в разговоре с бывшим президентом Гербертом Гувером, что если бы Трумэн принял предложение, сделанное Гувером в мае 1945 года, об изменении условий капитуляции, «японцы приняли бы их с радостью. У меня нет в этом сомнений». Вероятно, это помогло бы закончить войну на месяц-другой раньше, чем это произошло в действительности, и спасти множество жизней.

Советский Союз интерпретировал атомные бомбардировки как беззастенчивый акт агрессии в свой адрес. Он лучше других знал об отчаянном желании Японии сдаться. Он знал о бесполезности применения атомных бомб с военной точки зрения.

Эта необоснованность бомбардировок продолжала мучить маршала Жукова и 26 лет спустя, когда в своих воспоминаниях он написал: «Тогда уже было ясно, что правительство США намерено использовать атомное оружие для достижения своих империалистических целей с позиции силы. 6 и 9 августа 1945 года это подтвердилось на практике: американцы без всякой к тому военной необходимости сбросили две атомные бомбы на мирные густонаселённые японские города Хиросиму и Нагасаки». Как вспоминал физик Юлий Харитон, «советское правительство истолковало (Хиросиму) как атомный шантаж против СССР, как угрозу развязывания новой, ещё более страшной и опустошительной войны».

Трумэн понимал это, как понимал и то, что проблема намного глубже. Ведь он сознавал, что положил начало процессу, несущему угрозу будущей жизни на нашей планете. И он неоднократно говорил об этом. Когда 25 июля в Потсдаме он получил полную информацию о мощи ядерных испытаний в Аламогордо, Трумэн записал в своём дневнике: «Может, это и есть разрушение огнём, предсказанное ещё в Долине Евфрата после Ноя и его знаменитого ковчега». Он говорил не о более мощном или смертоносном оружии, а о разрушении огнём. И это он заявлял не раз.

Убийство сотен тысяч невинных японцев — это военное преступление. Развязывание холодной войны и гонки ядерных вооружений — это чудовищное преступление против человечества.

Но угроза всей жизни на Земле, полного её истребления, выходит далеко за рамки всех остальных совершённых Трумэном преступлений. С тех пор мы как вид жили под нависшим над нашими головами дамокловым мечом. И продолжаем жить в этой реальности сегодня.

Вот почему так важно снова взглянуть на историю атомных бомбардировок и устранить эту угрозу, нависающую над американцами, русскими, китайцами и всеми остальными народами нашей планеты, отныне и навсегда.

Питер Кузник — историк, писатель, сценарист («Нерассказанная история Соединенных Штатов»), профессор кафедры истории и директор Института ядерных исследований в Американском университете Вашингтона (США).