Страна гор на пороге перемен

"Накопление нерешенных социально-экономических и политических проблем приближается к критическому уровню. Дальнейшее их игнорирование (как и попытка "загнать вглубь" силовыми методами) уже в краткосрочной перспективе способно привести к резкому росту протестного поведения и гражданского неповиновения, к неуправляемому развитию событий, логическим завершением которого станут открытые конфликты. Одновременно рост влияния религиозных общин уже в среднесрочной перспективе (10-15 лет) может привести к появлению "шариатских анклавов" в горных районах республики". Это вывод полпреда президента России в Южном федеральном округе Дмитрия Козака в опубликованной "Московским комсомольцем" "Справке об обстановке в Республике Дагестан и мерах по ее стабилизации." Для тех, кто следит за ситуацией в Дагестане, он если и стал неожиданным, то только по форме. Для чего Дмитрию Козаку потребовалась огласка этой информации? Неужели он опасался, что президент иначе может не понять всей серьезности положения?

А положение в Дагестане действительно серьезно. И дело не только в очередной серии терактов - сегодня здесь сложилась классическая ситуация, когда низы не хотят, а верхи не могут. Укрепление федеральной группировки в Дагестане - дело в любом случае полезное, но вряд ли это поможет решить проблему, ибо причины ее не в деятельности боевиков, а в общей ситуации в республике.

Такой самобытный Дагестан

Даже самого беглого взгляда на национальный состав и демографическую ситуацию Дагестана достаточно, чтобы оценить уникальность, а вместе с ней и конфликтный потенциал этого региона.

Начнем с самой очевидной особенности Страны гор (именно так переводится название республики) - национальной. В Дагестане нет титульной нации, более того, ни одна этническая группа не имеет сколько-нибудь значимого численного перевеса. Всего же на сравнительно небольшой территории проживают, по разным оценкам, от 38 до 50 наций (разница оценок связана с разными принципами вычленения отдельных этносов кавказской языковой группы). Причем большинство этносов коренные, то есть образовавшиеся на территории Дагестана и имеющие здесь основной исторический ареал обитания.

Вторая очевидная особенность Дагестана - очень высокая плотность населения, или, говоря прямо, перенаселенность. Опубликованная средняя плотность 41,2 человека на 1 кв. км, и без того очень высокая по российским меркам, не совсем точно отражает ситуацию. Дело в том, что север Дагестана, Ногайские степи, почти не заселен, основная масса жителей сосредоточена на юге республики в горных районах. Добавим, что Дагестан - один из трех регионов России, где сохранился высокий уровень рождаемости: 4,3 ребенка на семью (что в 2 раза превышает средние показатели по России). Важно и то, что Дагестан - один из немногих российских регионов, где сельское население превышает городское, что вкупе с перенаселенностью сельских районов создает серьезный потенциал конфликта между городом и деревней.

Наконец, третья, не самая очевидная, но крайне важная особенность нынешнего Дагестана - "сетевая национальная структура", как ее определил эксперт Международного института гуманитарно-политических исследований Александр Кынев. Речь о том, что все крупные города Дагестана расположены главным образом на Кумыкской равнине, вне исторических ареалов проживания основных этнических групп. Урбанизация почти в равной степени охватила все народы Дагестана, а потому городское население республики полиэтнично: в Махачкале представлены почти все национальности, в Хасавюрте - кумыки, аварцы, чеченцы и лакцы, в Буйнакске и в Избербаше - кумыки и даргинцы, в Дербенте - азербайджанцы, лезгины, табасараны, в Кизляре - русские, кумыки, ногайцы, аварцы, даргинцы.

Кроме того, за последние полвека изменилась и сельская география народов Дагестана. Принудительные сталинские переселения 1944-1957 годов и брежневские расселения в 60-70-х годах аварцев, даргинцев и лакцев с гор на малонаселенную тогда Кумыкскую равнину привели к чересполосному заселению части сельских районов Дагестана. Итогом этих переселений и урбанизации стало разрушение жесткой структуры этнических анклавов, место которой заняла сложная сетевая национально-клановая система.

Все это, с одной стороны, способствует общедагестанской консолидации: сегодня весь Дагестан, а не отдельные анклавы воспринимается большинством населения как своя этническая территория. С другой стороны, такая система расширяет пространство межэтнической конкуренции. Значит, в нормальной ситуации динамичного развития региона "сетевая национальная структура" выступает положительным, консолидирующим и стабилизирующим фактором, однако в кризисных условиях, наоборот, может стать одним из детонаторов дестабилизации.

Уникальная властная система

В Дагестане, несмотря на конфликтный потенциал, удалось избежать большого взрыва и после развала СССР, и во время чеченских войн. Относительная стабильность обеспечивалась весьма необычной властной системой республики.

В советское время там сложилась система доминирования двух крупнейших национальностей - аварцев и даргинцев, представители которых сменяли друг друга на посту первого секретаря Республиканского комитета КПСС и других ключевых должностях. При первом секретаре даргинце немного усиливалось представительство этой нации, при аварцах преобладали аварцы, но общее доминирование этих двух групп оставалось неизменным. При Горбачеве обком КПСС возглавил аварец Магомед Юсупов, который начал мягкую перегруппировку власти в пользу аварцев и отправил тогдашнего предсовмина республики даргинца Магомедали Магомедова на почетную пенсию, назначив его на ничего не значащую должность председателя Верховного совета республики. Однако при развале СССР именно эта должность оказалась ключевой, Магомедов воспользовался своим положением и в результате уже 15 лет руководит республикой.

Впрочем, Магомедов выступал тогда не столько как представитель даргинцев, сколько как представитель советской партхозэлиты, что и обеспечило ему поддержку основных представителей аварского клана. Чтобы закрепить власть и сохранить стабильность в республике, новое руководство пошло на серьезное изменение всей системы управления республикой, обеспечив представительство во власти и других народов Дагестана.

В результате в Дагестане сформировалась уникальная властная система, не похожая на те, что существовали и существуют в других регионах России, и весьма мало соотносящаяся с федеральными законами. Во-первых, глава исполнительной власти республики не избирается населением. Собственно, номинально его вообще нет - вместо него существует коллегиальный орган Государственный совет, состоящий из 14 представителей основных этносов. Избирает членов Госсовета Конституционное собрание, которое само избирается с учетом национальных квот. Конституционное собрание избирает также и высшее должностное лицо республики - председателя Госсовета, в данном случае Магомедали Магомедова (изначально планировалась регулярная ротация по национальному признаку председателей Госсовета, однако потом про это правило забыли).

Во-вторых, существует жесткая система национального квотирования ключевых должностей в республиканском руководстве: так, если председатель Госсовета даргинец, то председатель парламента непременно аварец, а глава правительства кумык.

В-третьих, законодательный орган, Народное собрание, тоже избирается по квотам. На последних выборах были созданы многомандатные округа с одним свободным мандатом для представителей любых наций и несколькими национальными, жестко закрепленными за определенным этносом.

До недавнего времени эта система действительно весьма эффективно позволяла решать сложные межнациональные проблемы и сохранять национальный мир в Дагестане, а потому полностью устраивала федеральное правительство. Кроме того, она весьма способствовала консолидации элит из разных этнических групп.

Однако консолидация элит, крайне важная для стабильности в республике, стала одной из предпосылок нынешнего кризиса.

Стабильность, ставшая проклятием

После того как в 1999 году во время нападения чеченских боевиков на Дагестан местная элита показала свою способность контролировать ситуацию и лояльность федеральному центру, республиканское руководство получило полный карт-бланш на действия внутри республики при условии сохранения лояльности. Тогда этот путь виделся единственным для обеспечения стабильности в пограничном с Чечней регионе.

К этому времени окончательно сформировались и основные клановые группировки в дагестанской элите, между которыми и произошло перераспределение всех ключевых активов и властных постов. При всей конфликтности внутри элиты внешне сложилась весьма устойчивая и консолидированная система. Во-первых, все ключевые игроки оказались заинтересованы в сохранении нынешней властной структуры. Во-вторых, национальный принцип формирования кланов не стал абсолютным. Так, мэр Хасавюрта аварец Сайгидпаша Умаханов консолидирует усилия с мэром Махачкалы даргинцем Саидом Амаровым в борьбе за влияние против аварцев Гаджи Махачева, депутата Госдумы РФ и председателя совета директоров ОАО "Дагнефть-Роснефть", и Гамзата Гамзатова, генерального директора ОАО "Дагэнерго". А четвертая по влиятельности аварская группа Хархарова, директора Махачкалинского морского торгового порта, очень близка к самому влиятельному клану республики Магомедали Магомедова. Если к этому добавить распределение между основными кланами государственных постов, то станет очевидно, что система сдержек и противовесов внутри элиты работает весьма эффективно. Окончательно закрепить устойчивость системы от дестабилизации и посягательств извне призван контроль над информационным полем и усиление силовых структур. Казалось бы, вот она, искомая формула стабильности?

Однако на практике такая стабильность оказалась проклятием. Элита, занятая сохранением контроля над государственными активами и собиранием властной ренты, не смогла уделить должного внимания развитию экономики, находящейся в весьма бедственном положении. Федеральная помощь разворовывается, весь бизнес, не связанный напрямую с клановыми группами, стремительно теряет рентабельность.

Последствия усиления силовых структур оказались еще более печальными. За лояльность и верность власти республика была отдана на откуп силовикам. Милиция оказалась бесконтрольной силой, наделенной всеми полномочиями по отношению к мелкому бизнесу и частной жизни граждан.

В результате такой "стабильности" произошла детонация всех дремавших до поры конфликтов. Массовая безработица, особенно среди молодежи, низкий уровень жизни, противоречия между городом и селом и, наконец, межнациональные отношения: глядя из нищего села, аварец (лак, лезгин, кумык) все претензии к власти трансформирует в претензии к захватившим власть в стране даргинцам.

Недоверие к власти, как известно, нередко перерастает в ненависть. И вот на этом фоне в Дагестан вернулись боевики.

Пространство джихада

Выдавленные из Чечни боевики нашли в соседней республике весьма благодатную почву для своей деятельности. И сразу скорректировали тактику. Характерная черта нынешнего террора в Дагестане заключается в том, что на фоне чрезвычайно высокого уровня криминалитета местные лидеры исламского подполья Раппани Халилов и Расул Макашарипов воздерживаются от "черного террора" против населения и ориентируют своих боевиков исключительно на охоту за сотрудниками правоохранительных органов. А потому в глазах населения, именно сотрудников правоохранительных органов почитающего за главных злодеев, террористы выглядят героями и избавителями.

На ваххабитов сегодня работают и особенности социально-демографической ситуации в Дагестане. Абсолютное большинство населения сельских районов республики живет за чертой бедности, здесь уровень безработицы достигает катастрофических масштабов (70% по официальным данным) и молодежь почти поголовно ищет заработки на стороне, в том числе и среди боевиков. И в идеологическом отношении по линии веры и безверия раскол дагестанского общества все отчетливее оформляется в противостояние между городом, который ориентируется на западноевропейские ценности и идеалы, и деревней, ориентируемой на ислам. Пропасть между этими дагестанцами увеличивается и углубляется с каждым годом. Они как бы пребывают в параллельных мирах, зачастую не имея представления об образе жизни друг друга. При этом исламская часть общества чувствует себя ограбленной и униженной, что дает мощнейший потенциал к сопротивлению.

В этой обстановке каждое новое пришествие боевиков в Дагестан может быть опаснее предыдущего. Тогда, в 1999 году, вопрос стоял об отдельных селах, сегодня боевики рекрутируют тысячи сторонников по всему Дагестану, и не только из этнических чеченцев.

А потому, если ситуация в республике не изменится, если не будут предприняты решительные меры по изменению сложившихся властных отношений, борьба с терроризмом в Дагестане, несмотря на все успехи федеральных сил, которые уничтожают одного за другим лидеров боевиков, обречена на провал.

Что дальше

Проблема Кавказа послужила в том числе и обоснованием решения президента отменить выборы глав регионов, заменив их назначением. Еще раз показал неэффективность и непопулярность местных властных элит Беслан (до того в Ингушетии люди радостно встречали боевиков, расстреливающих милиционеров). Федеральная власть должна была получить рычаг прямого влияния на руководство в регионе. Сегодняшняя ситуация в Дагестане как раз тот самый случай, когда смена руководителя назрела. Причем самым эффективным способом смены власти будут не выборы, чреватые обострением обстановки, а назначение представителя из федерального центра, которому пока еще доверяют и элиты, и основная масса населения. Однако, назначив нового руководителя, президент тем самым берет ответственность за ситуацию в регионе на себя, и любая ошибка тут чревата самыми серьезными проблемами.

Назначение русского губернатора - одно из самых очевидных и потенциально эффективных решений. Но оно же таит в себе опасность, что в случае даже относительной неудачи антиправительственные настроения трансформируются в антироссийские. Некоторые наблюдатели предлагают решить проблему назначением представителя лезгинских кланов. Представители лезгин весьма влиятельны в Москве, а в Дагестане они занимаются в основном проблемами региона своего компактного проживания на российско-азербайджанской границе, которую в Дагестане называют лезгино-лезгинской, в силу чего не воспринимаются населением Дагестана как сторонники "ненавистной власти".

Впрочем, вопрос личности и национальности нового лидера очень важный, но не единственный. Главное - понять, что система, обеспечивающая стабильность региону последние 15 лет, больше не работает. Дагестану нужна новая власть и новые принципы ее отношения с населением и экономикой.