«Жизнь серьезно испытывает нас…»

Простота и скромность, доброта и порядочность, «вещий дух и добрый смысл», взвешенное национальное самосознание, «высокое служение славянам» вообще и своему Отечеству, в частности, бескорыстное отстаивание Истины и «поиск абсолютного добра» — таковы, пожалуй, важнейшие черты личности учёного. Недавно, 23 октября, ему исполнилось бы 80 лет.

Широта его исследовательских интересов поражает. Какой бы области гуманитарных наук он ни касался, везде мысль его оказывалась новой, часто неожиданно-остроумной, пронзительной, своеобычной; независимость суждений, тонкая интуиция, блестящий литературный и полемический дар — всё это приметы трубачёвского стиля. И всё же этимология стала главным предметом его научных изысканий.

Знание более чем 50-ти языков, в том числе древних, «мёртвых» стало тем необходимым инструментом, «саблей вострою», который помогал безошибочно добираться до самой сути слова, делать поразительные научные открытия в области славянских и индоевропейских древностей, этногенеза славян, русской культуры.

Как-то, касаясь специфики работы лексикографа, Трубачёв заметил: «Мы по-прежнему представляем себе слишком схематично и неизбежно упрощенно, скажем, те же древние славяно-иранские отношения как отношения двух монолитов, здесь найдется работа и для этимологии, и для лингвистической географии. Золото скифов поныне лежит в земле. Другие народы давно населяют эту землю, но до сих пор называют они реки юга… России этимологически скифскими, сарматскими, аланско-осетинскими именами. Скифский мир с его языком и культурой не исчез без следа, он растворился и ушел в нас, живущих и населяющих эти обширные пространства. Это — часть нашего самосознания, часть нас самих. Я не стану цитировать Блока, скажу лишь, что нет дела почетнее и труднее, чем дело раскрытия истоков, питающих наше самосознание… В этом — глубинный смысл этимологии — “науки об истинном”».

Действительно, судьба слова, его происхождение распахивают перед нами глубинные тайны народного домостроительства; и, безусловно, язык есть самый правдивый источник и свидетель истории народа, и как просто эта истина выражена в известных строках А.А. Ахматовой:

Ржавеет золото и истлевает сталь,
Крошится мрамор — к смерти все готово.
Всего прочнее на земле печаль,
И долговечней — царственное слово.

Отстаивая теорию Дунайской прародины славян (о чём ещё в нач. 19 в. размышляли и В. Копитар, и П-Й. Шафарик) в фундаментальном исследовании «Этногенез и культура древнейших славян» (которое явилось обобщением серии журнальных публикаций под названием «Языкознание и этногенез славян»), учёный, в частности, писал: «Этимологические разыскания выдвигают на первый план центральноевропейские связи славян (преимущественно с древними италийцами), причём балты оставались длительное время в стороне. Лишь после миграции балтов и славян намечается их сближение, приводящее к позднейшему соседству. Уязвимы выдвинутые в последнее время теории балтоцентристской ориентации всего индоевропейского комплекса Европы; более вероятна относительная периферийность балтийского. Постепенно становится ясным, что славянская проблематика в гораздо большей степени является продолжением индоевропейской, чем принято было думать; для проблемы славянской прародины весьма существенны указания на связь древнеиндоевропейского ареала также с дунайским регионом».

Трубачев подверг существенному пересмотру, казалось бы, уже устоявшиеся взгляды на формирование языка и культуры древнейших славян, проблемы славянского этногенеза и прародины славян; выдвинул свою концепцию, углубляющую хронологию образования праславянского языка и этноса.

Пронзительно уловил смысл трубачёвского делания поэт Юрий Лощиц. Его стихотворение «Невод» (2000 г., к 70-летию Олега Николаевича), написанное в форме монолога мысли учёного заканчивается такими словами:

Закину я невод,
шелковые сети
до неба,
до недра,
до дна и до выси,
до самой до сути —
до Божией мысли.

Сокровенный замысел Творца о человеке незримо и промыслительно влиял на судьбу филолога. С младых ногтей проявилась у него неодолимая тяга к языкам, к чтению: он самостоятельно выучил немецкий, польский, затем английский, французский… Учил упорно, целеустремлённо — усваивал легко, воистину то было апостольское призвание, и стал он разуметь всякую речь человеков. Ещё в студенческие годы будущий академик увлекся сравнительным языкознанием, тогда-то у него и возникла идея полной, насколько это возможно, реконструкции праславянского лексического фонда. Задуманный Трубачевым «Этимологический словарь славянских языков» (выходит с 1974 г., на сегодняшний день издано 35 тт.) стал новым явлением в отечественной и мировой славистике.

Академик В. Н. Топоров замечательно точно охарактеризовал исследовательскую работу О.Н. Трубачёва: «Геродота греки называли “отцом истории”… В этом смысле и Олега Николаевича Трубачёва смело можно было бы назвать “отцом русской этимологии” в её предельно полном виде, осуществившим тотальный подход к этой области знания и исследуемому материалу. И именно в этом пространстве и на этом уровне так тесно и органично сплетаются тайны человека и познаваемого им мира явлений, в отношении которого человек и этимолог выступает, по сути дела, как ономатет, не только дающий всему имена, но и познающий самого себя в зеркале имён. По ступеням этого познания нас ведёт великий проводник Олег Николаевич Трубачёв». По существу, Олег Николаевич создал Московскую этимологическую школу, он произвёл настоящий переворот в понимании задач этимологии, сформулировал её исторические принципы. Колоссальная эрудиция выдающегося учёного-лингвиста позволяла ему как бы снимать «одёжки», то есть различные наслоения времени, со слова и вскрывать его изначальное значение, но не только — ибо поиск истоков всегда заставлял рассматривать слово как важнейшую единицу той культуры, в рамках которой оно жило.

Поразительно, но, реконструируя языковые реликты, Трубачев умел оплотнить их, сделать видимыми, почти осязаемыми; а потому путешествия в глубины истории под водительством Трубачёва более чем увлекательны.

Этимологические изыскания учёного стали фундаментом современной науки о происхождении слов. Долгие годы (1961-2002) он был заведующим Отделом (до 1986 г. — Сектор) этимологии и ономастики в Институте русского языка им. академика В. В. Виноградова РАН, с 1966 по 1982 гг. служил заместителем директора Института русского языка; с 1963 г. начал издавать ежегодник «Этимология», являлся главным редактором журнала «Вопросы языкознания», возглавлял Национальный комитет славистов России (1996-2002).

«Высокое служение славянам» Олег Николаевич осуществлял и на поприще научно-просветительском. Он выступал с лекциями в лексикографическом семинаре «Славянский мир» (руководитель - д. ф. н. Г.А. Богатова), на факультете иностранных языков МГУ (декан - профессор С.Г. Тер-Минасова), охотно принимал участие в «Сергиевских» и «Кирилло-Мефодиевских чтениях» МГУ (руководитель - к. ф. н. Н.В. Масленникова), читал лекции по этимологии и ономастике в Институте русского языка РАН, Московском гос. педагогическом университете, университетах Пскова, Смоленска, Рязани, Твери, Днепропетровска, в ряде университетов Финляндии, ФРГ, США. Начиная с 1984 г. он неоднократно выступал в газете «Правда», тогда имевшей многомиллионный тираж, с научно-популярными статьями по русско-славянской проблематике, в журнале «Дружба народов». Их отличал всегда высокий профессионализм, доходчивость изложения, патриотизм, тактичность, весомая аргументация.

Много откликов он получал от простых русских людей, живо интересовавшихся судьбами русского народа и братьев-славян. Как правило, люди с болью и пониманием реагировали на острые вопросы нашего национального бытия, однако, с известным раздражением и недоверием эти статьи были восприняты либеральной частью академической общественности. Доходило иногда и до откровенных недоразумений, резкого неприятия позиции Трубачёва — уж слишком русским он был, да ещё с искрой Божией! Заслуги Олега Николаевича стремились замалчивать или искажать, увы, продолжается это и поныне. Видно, гениальные прозрения русского учёного, даже оставившего мир земной, всё страшат некоторых граждан.

«Олег Николаевич Трубачёв был великим языковедом ХХ и самого начала XXI века, всемирно признанным этимологом — разведчиком древнейших корней славянской речи, “человеком словаря”, — вспоминал хорошо знавший его поэт Юрий Лощиц. — Но памятен он и долго будет любезен русскому и славянскому читателю также и тем, что, уже став учёным с мировым именем, не замкнулся в академическом коконе, но с энергией возвращенной молодости стал искать пути к самой широкой аудитории. Скорее всего, таким рубежом в его творчестве можно считать 1984 год, когда опубликованная в «Правде» статья «Свидетельствует лингвистика» открыла миллионам читателей Трубачёва-публициста. В итоге учёный оставил нам не только тома монографий, словарей, сотни выступлений в специальных филологических изданиях, но и богатое, несмотря на свою сравнительную компактность, публицистическое наследие. Именно это наследие не в последнюю очередь подсказывает нам, что мы вправе говорить об О.Н. Трубачёве как о великом гражданине России и выдающемся славянофиле наших дней».

Цикл статей Трубачёва «Славяне, язык, история» в 1988 г., а также ряд его монографий выдвигались на соискание Государственной премии СССР в остро дискуссионных условиях; академический синклит отклонил сие предложение. Думается, по одной простой причине.

О.Н. Трубачёв своим весомым искренним словом очень легко пробуждал мысль, заставлял русского человека вспомнить и свою историю, и культуру, великость и величие, пробуждал национальное самосознание и возвращал достоинство истерзанному за вековое унижение народу русскому.

Именно это совсем не нужно «гражданам мира», как не нужно ни французское, ни германское, ни сербское… национальное «я», особенно в русле политики «нового мирового порядка», так называемой. глобализации, одна из целей которой (может быть, важнейшая) — уравнивание человечества, разрушение национальных стереотипов мышления, традиций народов, их верований, обычаев, трансформация особости национальных мировоззрений и нравственных ценностей в некую аморфную «общечеловеческую философию» потребительства, удовольствия и бытового комфорта, создание некоей «общечеловеческой культуры». Очевидное богоборческое начало этого проекта, разумеется, приведёт человечество к уничтожению и, наоборот, лишь отрицание этой тоталитарной модели позволит народам пойти по пути подлинного объединения.

И сегодня за приглашением нас в Европу просматривается тенденция как раз разделения славян и Европы. На это обстоятельство не раз указывал в своих публицистических статьях и выступлениях академик О. Н. Трубачёв. Вот и в эссе «Славяне и Европа» он, среди прочего, замечал: «Как славист-компаративист я имею дело с реконструкцией, при которой очень многое вторичное отпадает. Остаётся, быть может, главное: древнее обитание славян в Европе, близко к её дунайскому центру. То есть то, во что верили и пытались обосновать фактами поколения Шафарика и Палацкого, повторяя мысль последнего о чешском народе: “Мы были до Австрии, мы будем и после Австрии”. Почти столь же постоянно я имею дело с многоликой тенденцией — вытолкнуть славян из Европы. Этим занимались и публицисты от науки, и просто публицисты, а порой и серьёзные учёные. Любопытно, что феномен “выталкивания славян из Европы” временами сменяется, перемежается с демонстративными акциями “вхождения славян, русских в Европу” — то ли при Петре I, при Екатерине ли II, или при нынешних, когда Европу, впопыхах, путают с НАТО. Всему этому сопутствуют терминологические всплески, которые моя наука фиксирует и даже знает им цену… (например, судьба пары терминов “русский” — “российский”, второй из них этнически безликий и потому насаждаемый)».

Проблематика тех статей ученого остаётся весьма актуальной и сегодня, — хотя со времени споров прошло ни много ни мало четверть века! А война против славян, объявленная в европейской печати Марксом и Энгельсом ещё в 1848 г., похоже, идёт полным ходом, Поэтому нелишне напомнить о некоторых важных положениях академика О.Н. Трубачёва.

1. История славян накрепко связана с Европой. Это одна из реальностей жизни и сознания… всех славянских народов. В Европе их предки более одиннадцати веков тому назад приобщились к великой греко-римской культуре. Но в этой же самой Европе они жили значительно раньше.

2. Разгаданное наукой замечательное свойство языка — изменяясь, оставаться самим собой — помогает раздвинуть рамки познаваемой истории. Роль свидетельства языка неоценима и в области изучения прошлого славян.

3. Историческая наука во многом базируется на письменных источниках, но эти источники составлялись людьми своего времени и своих интересов. Римские и греческие источники трактуют о славянах, как правило, руководствуясь корыстными государственными и военными интересами, как правило, не столько о славянах, сколько против славян… когда славян нарекали то “скифами”, то “гуннами”. Кажется ясно, как важно не принимать на веру многое в подобных реляциях. Тем не менее… унаследовали многое удобное из этого античного видения славян, и такие воззрения живут… в серьёзных трудах на Западе (но не только).

4. Если бы мы не обратили должного внимания на данные языка, мы просто не знали бы всей исторической правды, которая состоит в том, что славяне ни в чём особенно не отставали от других современников по родоплеменному строю. В частности, они имели свои древние названия копья, щита и стрелы. Больше того: рассказы древних писателей о пеших славянах, почти не знавших конницы, просто перечёркиваются свидетельствами языкознания о древности славянских названий седла и стремени. А это уже говорит не просто о езде верхом, но о кавалерийских усовершенствованиях, которых Запад долго не знал. При Александре Македонском, Юлии Цезаре и много позже там ездили, сидя “охлюпкой”, как сказал бы Даль.

5. Менандр Протектор включил в своё сочинение речь вождя склавинов (славян), исполненную дерзкого вольнолюбия и обращённую, между прочим, к аварам. …специалисты обратили внимание, что в то время, как славянские учёные обычно цитируют это место, учёные других стран его опускают. Не потому ли, что оно не вставляется в образ покорных славянских масс, неспособных к коллективным действиям, подчинённых аварам и под аварским командованием занявших Балканы? Здесь всё неверно — и исторически, и хронологически, и лингвистически.

6. …например, научный миф о древних славянах, не знавших первоначально якобы ни порядка, ни культурного скотоводства и обязанных в том и другом германцам и аварам-тюркам, хотя и был создан славянским учёным, но — в рамках Австро-Венгерской монархии. Как всё это напоминает более новые “научные” сценарии о хазарском господстве, благоприятном будто бы для развития восточноевропейской торговли, о “культурном вкладе” ордынского владычества на Руси…

7. …общим местом некоторых исторических сочинений оказывается утверждение о культурной отсталости славян… даже об извечной их отсталости. А между тем нельзя не видеть, что, когда недоброжелательный к славянам стратег Псевдо-Маврикий говорит: “Вместо городов у них болота и леса”, то это несовместимо с картиной богатой материальной культуры древних славян, восстановимой, в частности, лингвистически. Достаточно сказать, что у древних и древнейших славян было название города в смысле ограждённого поселения (живые по сей день слова город, град и т. д.), и оно не только праславянское, но и праиндоевропейское.

8. Индоевропейцы — ещё более обширная языковая совокупность, куда входят также и славяне и их языки, входят как самостоятельная ветвь. После того как великий чех Иосиф Добровский ликующе провозгласил ещё в начале XIX века своё: “Славяне есть славяне!”, утекло много воды, и были накоплены горы лингвистических фактов, говорящих о правоте этих слов. Но вопрос хотят закрыть, и на новом, качественно более высоком, уровне науки нас вновь стремятся вернуть к архаической концепции вторичности происхождения славян и их языка от какого-либо другого, “более древнего” языка и народа.

9. Раньше, подражая средневековым авторам, выводили, например, славян от скифов, действительно живших на юге России в древности… Говорили же скифы на иранских наречиях, короче, были предками современных осетин. Но на этом дело не кончилось. С некоторых пор муссируется отношение славянских языков к балтийским, причём с особенным энтузиазмом поднимается не вопрос их близкой связи ввиду данных общений и родства, а специфическая концепция, ставящая опять славян в положение некоего производного, на этот раз от балтов.

10. Нельзя не отметить активность отдельных западных учёных в их стремлении переместить район поисков прародины славян куда-нибудь подальше на восток (в район припятских болот, например). Иногда это похоже на тенденцию “вытолкнуть” славян из древней Европы, если угодно — вместе со всеми остальными индоевропейцами….

В сентябре 1988 г. Всероссийский фонд культуры выступил с инициативой создания многотомной фундаментальной «Русской энциклопедии», председателем Общественно-научного Совета Русской энциклопедии стал член-корреспондент АН СССР Трубачёв. Поначалу проект был принят как будто благосклонно: проводились заседания и круглые столы, председатель Совета РЭ выступал в печати, на телевидении в общественных собраниях; в журнале «Народное образование» была открыта рубрика «Русская энциклопедия. Начало пути»; рядовые граждане буквально заваливали редакции журналов и газет письмами с вопросом: «Когда будет Русская энциклопедия?». Кабинет Трубачёва в Институте русского языка на Волхонке напоминал собой штаб Совета РЭ, к Олегу Николаевичу шли и ехали бесконечные посетители с различными предложениями — одним словом, возникло целое движение «Русская энциклопедия», поддержанное и писателями России, и Международным фондом славянской письменности и культуры и проч. общественными организациями — резонанс был немалый.

О.Н. Трубачёв был твердо убеждён, что в ряду важнейших задач науки стояло создание Русской энциклопедии.

В первом своём интервью о РЭ он подчеркнул, что в энциклопедии «должны быть представлены максимально полные персоналии сынов и дочерей русского народа, знатоков и друзей русской культуры в других странах. Если коротко, то это история русского человека в пространстве и времени».

Вспоминая о работе над этим проектом, рязанский профессор Л. В. Чекурин писал: «В многотрудных делах академика О.Н. Трубачёва граждански значимое место занимает его позиция по созданию Русской энциклопедии, конкретная разработка теории, её общих принципов и многих деталей. Мы все надеемся, что эта работа по организации и разработке принципов построения Русской энциклопедии будет востребована Россией. [Но тогда] …мы поняли главное, что Русской энциклопедией нельзя не заниматься. “Русская нация, её история и культура, — отмечал Трубачёв, — оказались как бы растворёнными в общесоюзной истории и культуре. Существующие энциклопедии говорят о тех или иных аспектах жизни всего советского народа. А это невольно создаёт впечатление о том, что русский народ уже исчерпал свою национальную самобытность. <…> Основополагающий принцип РЭ — глубокая демократичность, правдивость, полнота информации. Другой принцип, не менее важный — гуманитарность. Мы в большом долгу перед человеком в России, поэтому хотим любые знания рассматривать под углом зрения науки о человеке ”».

К сожалению, этот проект, «объёмный портрет России», тогда так и не удалось реализовать, в силу ряда причин. Однако в 1994 г. вышел первый пробный сборник под грифом «Русская энциклопедия» — «Русская ономастика и ономастика России. Словарь» под ред. О.Н. Трубачёва. В предисловии Олег Николаевич отмечал: «Имя собственное (предмет ономастики) — визитная карточка, с неё приличествует начинать знакомство, в данном случае — со страной… Сборник этот первый в своём роде <…> …этот труд знаменателен тем, что, пожалуй, впервые выделил задачу полной инвентаризации русского ономастического богатства. Не претендуя на полноту, ономастический сборник РЭ — впервые для универсальных энциклопедий — даёт ценнейшую систематическую информацию по целому ряду разделов, практически н и к о г д а прежде не освещавшихся в энциклопедиях вообще: русские отчества (а ведь сама категория отчества — яркая особенность именно русской общественной культуры!), фамилии донского казачества, традиционные народные названия ветров, клички животных (зоонимия), имена языческих божеств (теонимия) Древней Руси, названия племён и народов». Предполагавшееся широкое включение ономастического материала в Русскую энциклопедию не имело аналогов в истории отечественного словарного дела. В частности, и поэтому остаётся сожалеть, что проект РЭ, которым руководил О. Н. Трубачёв, так и не был осуществлён.

Вспоминая об общественно-просветительской деятельности академика О.Н. Трубачёва, нельзя не сказать о ряде его блистательных выступлений на Праздниках Славянской письменности и культуры. С конца 80-х гг. эти праздники стали общенародными, государственными, хочется верить, что традиция удержится в нашей культурной жизни. В 1988 г. Олег Николаевич побывал в Новгороде, затем были Киев, Минск, Смоленск, Симферополь, Москва. И везде его речи — по сути, научно-популярные доклады — носили серьёзный, весомый характер. В 1992 г. издательство «Наука» выпустило книгу Трубачёва «В поисках единства», в которую вошли выступления на Кирилло-Мефодиевских праздниках в Новгороде, Киеве, Минске и Смоленске, тогда она включала четыре очерка: «Великий Новгород», «Откуду есть пошел Киев… и другие вопросы», « “А кто там идёт?” Взгляд на этногенез белорусов» и «Смоленские мотивы». Второе издание пополнилось ещё двумя — «К истокам Руси (наблюдения лингвиста)» и «Русский — российский. История динамика, идеология двух атрибутов нации». В третье же издание вошло ещё и эссе «Славяне и Европа», а также обширное Приложение (даты жизни и творчества Трубачёва, библиография его трудов и проч.). Во Введении автор определил свою главную задачу — разговор о единстве и выделил такое важное понятие, как русский языковой союз. Эта проблема остается весьма злободневной и в наше время, кроме того, целый ряд положений, выдвинутых академиком О.Н. Трубачёвым, сегодня звучат как его завещание нам, всем тем, кто несмотря ни на что упорно продолжает отстаивать и развивать национальные традиции русской культуры, её самобытность, напоминает о её величии. Впервые мысль о русском языковом союзе была высказана ученым в 1987 г. на страницах газеты «Правда», в книге же она получила подробную разработку. В частности, он напоминал, что «ни одна подлинно великая страна не кончается там, где кончается её территория. Значительно дальше простирается влияние культуры великой страны, и это влияние идёт практически всегда через её язык. Знание языка великой культуры пускает корни в сопредельных инонациональных регионах, языки которых при этом связывает с наиболее авторитетным языком макрорегиона целая система своеобразных отношений, которые укладываются в понятие языкового союза, уже относительно давно принятое в мировой лингвистической науке». В Российской империи именно русский язык стал средством самой широкой коммуникации. «…базой языкового союза, особенно такого, с которым мы имеем дело, всегда служит культура. Языковой союз — это масса тождественных по значению и употреблению слов, терминов культурной жизни, оборотов речи, не говоря о прямых заимствованиях. “Дающим” по преимуществу является при этом наиболее авторитетный язык региона, и не надо забалтывать также и эту реальность демагогическими лозунгами уравниловки…»

«Я говорю о языковом союзе в границах старой России — союзе, который не признаёт новых лоскутных границ… вижу в этом нечто, в чём можно черпать уверенность, что не всё ещё пошатнулось и пошло в распыл. <…> Жизнь серьёзно испытывает нас, перед глазами постоянно проходят апокалиптические картины общего распада. Давно уже, при чтении одного исторического сочинения мне запомнилась одна пронзившая меня простая мысль о том, что в самую, казалось, безнадёжную годину дробления Древней Руси… именно в эту пору… началось сложение русской народности. Этот ободряющий пример хотелось бы подольше задержать перед глазами. Он поучителен тем, что отводит материальному относительно скромное место и позволяет оценить истинные потенции духовного в той его части, о которой вспоминают в последнюю очередь… — в языке».

«Русский языковой союз — великое и достаточно уникальное культурное наследие, его надлежало бы хранить, а не замалчивать, тем более, что в нём — одна из гарантий сохранения единства страны и её культуры также в будущем».

А прочность такового союза обусловливается ещё и тем, что его никто не строил, подобно союзам политическим или торговым, нет! По воле Божией срасталась великая Империя Русская — по воле Творца сложился и русский языковой союз.

Сегодня, когда уже прошло 20 лет нашего взаиморазобщённого существования, видится, что проблема упрочения русского языкового союза вышла на первый план, и не только на Украине или в Молдавии, но и в среднеазиатском и кавказском регионах. Принудительное внедрение английского языка на пространстве бывшей Российской империи вряд ли принесёт положительные плоды. Значительное препятствие тому составляет и наша азбука, древняя кириллица. Однако и на неё успели покуситься радетели глобализации. И характерно, что одно из последних интервью академика Трубачёва как раз касалось вопроса сохранения нашего алфавита, работающего от «финских хладных скал… до стен недвижного Китая». В разговоре с писателем Ю. Лощицем был поднят вопрос о волюнтаристском предложении академика Арутюнова, заявившего, что если Россия хочет войти в круг цивилизованного мирового пространства в век всеобщей компьютеризации, ей следует перейти на латиницу (заметим, кстати, что известные временные компьютерные трудности, связанные с кириллицей, к настоящему времени успешно разрешены). Трубачёв привёл множество аргументов против такого безответственного отношения к национальной истории, русскому языку, к трудам многих поколений отечественных деятелей культуры. Олег Николаевич подчеркивал: «Да, во всех этих посягательствах, и заявленных вслух, и еще, похоже, припасаемых для более удобного момента, просматривается какое-то мертвенное неуважение к великим культурным традициям православного славянства и народов, обретших письменность сравнительно недавно или совсем недавно — на основе той же нашей работящей и щедрой кириллицы. То есть, худшего варианта глобализации, если это она и если это одно из ее проявлений, трудно было бы придумать. Могу ответственно сказать, что все эти досужие разговоры о преимуществах латиницы и о её совершенстве есть ни что иное как новейший культурный, а правильней сказать, антикультурный миф. Глобализация, не успев еще внятно обозначить на мировой сцене свои подлинные намерения, уже оборачивается массовым обманом и мифотворчеством».

Профессор Е.М. Верещагин, вспоминая о последней встрече с Трубачёвым уже в больнице, рассказывает, что их разговор как раз касался этой же самой проблемы. Сначала Олег Николаевич говорил с юмором, который очень скоро перешёл в сарказм: «Как ещё, однако, много остаётся народов, алфавиты которых обрекают их на нецивилизованное бытие! Греки, евреи, арабы, народы Индии, японцы, китайцы…

Сердцем духовной культуры является язык, а если язык имеет алфавит тысячелетней традиции, на котором написаны и напечатаны миллионы и миллионы книг, то призыв изменить алфавит на поверку оказывается призывом отказаться от всей предшествующей духовной культуры.

Что же до России, то даже если ей грозит опасность якобы оказаться за бортом цивилизации, народ (может быть, в отличие от “прогрессивной интеллигенции”) легко своё культурное достояние… не отдаст. <…> древняя церковнославянская основа нашего языка берёт начало в Кирилло-Мефодиевские времена, в середине IX века. Посчитайте, уже значит, двенадцатое столетие, как эта азбука с нами. И что же, мы всё это проигнорируем в угоду непонятно чему? В угоду какой-то глобализации, которая тоже непонятно что с собой несёт?».

Кажется, бесконечно можно вспоминать и говорить о нашем выдающемся соотечественнике и современнике академике Олеге Николаевиче Трубачёве, чья беспредельная чисто русская искренность и увлечённость, глубокая мысль обнаруживаются в каждом его высказывании. Невосполнима боль утраты и по прошествии восьми с половиной лет, но в то же время греет душу понимание того, что имели счастье видеть, слышать его, говорить с богатырём. Невольно думается, как много мы не успели спросить у него, какие ещё тайны славянского слова он унёс с собой… Разгадаем ли?