Верный сын Отечества
Моему знакомству с Владимиром Ивановичем Кулаковым предшествовала целая полоса событий. Не зная его, я искал именно такого человека и специалиста в области предотвращения психической и физической деградации народа России.
Дело в том, что 21 год назад, придя в российский парламент и будучи избранным председателем Комитета Государственной Думы по безопасности, я вплотную занялся проблемой демографической безопасности. А у этой проблемы имелись одни минусы и беспросветная тьма впереди: смертность превышала рождаемость, а те, кто появлялся на свет Божий, уже на 50 процентов признавались больными. В тогдашней армии и милиции, и не только у них, давно назрел вопрос набора здоровой молодёжи. Однако в противовес очевидному вначале пошли разговоры, а затем и вовсе приступили к сокращению параметров планки здоровья призывников в Вооружённые силы, в правоохранительные органы и т.д.
Власть этой важнейшей проблемой толком почему-то не занималась, что с лихвой компенсировалось страницами газет и телепередач, которые буквально переполнялись истерическими воплями. Дескать, рожать не будут – плохо живём, потому спасут нас только мигранты.
Так, мол, везде, особенно в США. Надо брать с них пример и открыть ворота всем, кого прельщает жизнь в России…
И то и другое – бред, если не умысел! В нашей стране народ никогда особенно хорошо не жил, а ведь рожали, да ещё как! Например, у нас, в сельской семье, росло шесть детей, правда, велосипед я увидел лишь к 14 годам. Что касается ворот – то они тогда давно были настежь, и в Россию съехалось столько «спасителей», что ни МВД, ни прокуратура толком не знали, сколько их на самом деле. Сходились на цифрах от пяти до десяти миллионов.
А демография? Она улучшилась? Нет. Стало ещё больше больных и без отца росших детей, поползли вверх детская наркомания и проституция. Короче, не помогли мигранты, скорее, усугубили ситуацию.
Тогда же я узнал, что в России действуют 60 только зарегистрированных фирм, преимущественно американских, занимающихся бизнесом на продаже детей. Да, да! На продаже! Ибо никто в Америке не заказывает ребёнка без ноги или с одной почкой плюс шизофрения. Как так? А так, что изначально диагноз ставился один, а по приезде в США – другой.
В России за детей платили от трёх до пяти тысяч американских долларов, а в Штатах – от 30 до 50 тысяч баксов. Всего в год усыновляли таким образом до 10 тысяч детей! Другими словами, дивизию! А в самой Отчизне служить некому.
Подумалось мне тогда: «Кому нужна наша безопасность и законы, регулирующие её, если в скором времени не станет людей, которые бы всё это осуществляли? Или ещё проще – для кого?».
В ту пору появлялись статьи типа «Перспектива китаизации России» и крайне мрачный для нас демографический прогноз, данный американским учёным. Не российским! Наши «эксперты» либо не знали, либо боялись, либо находились в состоянии, как говорит молодёжь, пофигизма. Одним словом, мы не услышали их объективного, мужественного и громкого голоса.
Я начал зондировать почву: госслужащие исполнительной ветви власти, к которым пришлось обращаться, говорили прямо: «Ну и что, что продают, а кто их, больных, будет содержать?».
Вот те раз! Попробуй, разгреби муравейник, и ты увидишь, что насекомые, перво-наперво, спасают личинки – продолжение популяции. Инстинкт, выработанный природой! А мы, Homo sapiens российский, – отдаём, избавляемся, как от ненужного, самим бы выжить.
Попросил одного замминистра внутренних дел оперативно посмотреть на то, кто стоял у истоков законов в ельцинскую эпоху, позволивших заниматься бизнесом на детях, кто вообще эти работники, пересевшие с ободранных «запорожцев» на крутые «мерсы»? Получил согласие, жду. Ну, думаю, коллеги просветят – а то я уже собирался писать президенту РФ.
Проходит время, и тот руководитель говорит мне:
– Извини, Александр Иванович! Не получается тебе помочь.
– Что такое, – спрашиваю, – подходов нет?
– Да видишь ли… Одним словом, нам это делать «не рекомендовали». Занимайтесь, рекомендовали, лучше беспризорными, коих развелось столько, что подсчитать не в состоянии.
– По-ня-я-тно… – при подобном отношении к проблеме беспризорных у нас уж точно прибавится.
Я осознавал, что рекомендовали не из ЖЭКа, не из торговой палатки. Стёжка денежная от несчастных распродаваемых сирот уходила, видимо, круто вверх.
Одним словом, сторонников найти – нелегко, хотя сочувствующие – имелись. Поддержала меня депутат Государственной Думы, член движения «Отечество – Вся Россия» Екатерина Лахова, которую я знал ещё с Верховного Совета РСФСР, да руководитель парламентской фракции «Единство» Владимир Пехтин. Чаще я слышал в свой адрес: «Зачем тебе нужно, это же не твой вопрос», – что отчасти верно. Функционально вопрос – не мой, пусть я и возглавлял Комитет по безопасности. В Государственной Думе имелся профильный Комитет по здравоохранению. Но в этой смежной теме и специалисту-то сложно разобраться, а недостаточное знание теневых нюансов охраны материнства и детства в части нарушения законности тормозило подготовку докладной записки на имя главы государства. Именно по этой причине мне требовался не только высококвалифицированный специалист, но человек, у которого бы искренне болела душа за правое дело. Помог случай.
Встреча в Центре
На конференции, посвящённой защите материнства и детства, где я выступил и обозначил наболевшие вопросы демографической безопасности, ко мне подошла высокая, симпатичная женщина, отрекомендовалась и предложила отойти в сторонку, чтобы спокойно обсудить сказанное мною с трибуны.
Собеседницу мою звали Ольга Викторовна Шарапова – сейчас она депутат Московской городской думы, а в те годы трудилась на посту заместителя министра здравоохранения Российской Федерации. Многое я узнал тогда от неё, и опасения мои подтвердились в самую худшую сторону.
В стране опосредованно или непосредственно эффективно орудовала пятая колонна равнодушных. Да, да, господа, именно пятая колонна. И это вовсе не значило, что она желала вымирания нации. Нет! Просто входившие в её состав ничего не делали, их не интересовало, что происходит в сфере деторождения, они безразлично наблюдали за вымиранием нации.
У юристов такой мотив называется эвентуальным, что соответствует косвенному умыслу.
В завершение нашего разговора Ольга Викторовна поинтересовалась:
– Вы не знакомы с академиком Кулаковым? Это мой учитель. Владимир Иванович крупный специалист, и он вам многое может прояснить. Да он, по сути, тем же занимается.
Дня через два я договорился встретиться с академиком в его Научном центре акушерства, гинекологии и перинатологии Российской академии медицинских наук (РАМН).
То, что я увидел в Центре, куда мы приехали с моим помощником Юрой Суховым, меня потрясло в буквальном смысле слова.
Привыкший по роду прежней работы в органах внутренних дел и в госбезопасности видеть больше смерть, тут я увидел зарождение жизни! Нам показали на компьютере отобранные сперматозоиды, доращенные и очищенные от болячек (можно богатырей растить!), готовые к оплодотворению. На мой вопрос, у кого и зачем их отбирать, Владимир Иванович пояснил, что сперматозоиды «отлавливают» у бесплодных мужчин.
– Дело в том, – продолжил он, – что бесплодие связано с высокой недостаточностью выработки организмом сперматозоидов, по пять-десять найдётся у каждого такого мужчины. Вот и забираем, доращиваем, ну и…
Если этот процесс умело наладить, то, несомненно, удастся поднять российскую демографию. А что касается бесплодных женщин, то их уже около 6 миллионов набирается, и 60 процентов из них вполне можно избавить от недуга. Судите сами, 10 миллионов (вместе с мужчинами) этих обделённых репродуктивной функцией хотят иметь ребёнка, причём желанного ребёнка, им не нужны ни машины, ни коттеджи, они просто хотят родить и растить малыша.
– И на сколько человек удалось бы увеличить рождаемость за счёт бездетных? – спрашиваю с интересом.
– Мы подсчитывали. В случае реализации разработанной нами программы уже в первые два-три года рождаемость в стране возрастёт на 260 тысяч, а через семь лет – на полтора миллиона человек.
– Так за чем же дело стало, Владимир Иванович, если такие впечатляющие перспективы?!
– Увы, о нашем Центре власть вспоминает лишь тогда, когда нужна помощь кому-то из жён высокопоставленных чиновников. Жизнью и потенциалом Центра из высшего руководства интересовалась пока что заместитель председателя Правительства Российской Федерации Валентина Ивановна Матвиенко, да вот вы вдруг приехали. Другие не интересуются. Более того, противозаконно не выполняются даже предписания Постановлений Совета Министров СССР и уже нового Кабинета Министров России. А вот в сталинские времена вглядывались далеко, создавая в 1944 году, в труднейшее для страны время, наше учреждение, осознавали демографическую значимость Центра для восполнения утраченного в годы Великой Отечественной войны населения страны.
– Сейчас-то, что нужно? – допытываюсь.
– Для реализации нашей программы требуется завершить строительство второй очереди Центра и технически оснастить его. На всё про всё требуется 65 миллионов долларов США. Кто же даст?
– Господи, – вырвалось у меня, – да у нас взятки порой превышают эту сумму. Неужели нельзя добиться?
– Пока не выходит, – грустно ответил Владимир Иванович. – Ведём здесь работу, может, чего и добьёмся…
Затем, помимо прочего оборудования, нам показали барокамеру, где лежали маленькие красненькие тельца, свернувшиеся комочками, вроде похожие на человека, однако разглядеть в них будущих полноценных людей представлялось весьма затруднительным.
Увидев наше искреннее изумление, Владимир Иванович продолжил:
– А тут мы доращиваем детей, которые родились на два, а то и больше месяцев раньше означенного срока. Кстати, в США такая операция обходится семейному бюджету в 70 тысяч долларов! А мы, разумеется, делаем совершенно бесплатно.
… Много чего удивительного, феноменального мы в Центре ещё увидели. Не усмотрели только внимания государства. Встретились с научным коллективом – представительными, в больших годах, профессорами и доцентами. Глядя на нас с детской надеждой, они с чувством поведали, как выживали в трудные 1990-е годы, как удалось не растерять научную школу и кадры.
Сознавая, что не смогу полноценно помочь в многочисленных проблемах Центра в силу независящих от меня причин, тем не менее дал твёрдое обещание сделать всё от меня возможное, чтобы донести до верховной власти увиденное и услышанное.
Хождение по мукам
В кабинете мы с Владимиром Ивановичем наметили план действий. Что надо и что вероятно получится – было ясно. Но как достучаться до высшей власти? Как? После того, как осознали, что, кроме Путина, проблемой демографии никто толком не займётся, решили для начала подготовить письмо на его имя. Подготовили. На полутора страницах доходчиво изложили суть вопроса с предложениями. Кроме меня, письмо подписал Владимир Алексеевич Пехтин. Шёл 2001 год.
Второй акцией стали письма депутатам Государственной Думы о необходимости финансирования Центра, приуроченные к обсуждению во втором чтении государственного бюджета на 2004 год. Одно письмо на имя Председателя Государственной Думы Г.Н. Селезнёва с профессиональным медицинским обоснованием подготовил Владимир Иванович, другое – на основе первого – уже я.
Вынеся в эпиграф слова президента Владимира Путина «Население страны продолжает сокращаться. Пусть и более медленными темпами, чем показывает текущая статистика, – но продолжает», я изложил плачевное состояние рождаемости и сохранности детей, густо пересыпав текст ужасающими официальными цифрами Минздрава.
Наша задача состояла в том, чтобы выделить расходы на родовспомогательные учреждения по территории всей страны в отдельную расходную статью бюджета и увеличить сумму финансирования детских коек из расчёта планируемой рождаемости. Депутаты такие вопросы и раньше ставили, но представители правительства каждый раз находили отговорки, что приводило затем к расходованию денег не собственно на медицину, а по усмотрению чиновников от медицины.
Стараясь убедить депутатов и пронять представителей правительства, я в документе подчеркнул, что хилые инвестиции в здравоохранение порождают хилые поколения, что неминуемо приведёт к исчезновению нации. «Государственная Дума сегодня, – говорилось в письме, – просто обязана исправить ошибку депутатов предыдущих созывов, а равно свою собственную, и решить столь важный для страны вопрос. Это наш долг как депутатов, как граждан России перед будущими поколениями наших потомков… Ведь именно с родильных домов начинается материнство и детство».
Заканчивалось моё обращение, в надежде на понимание и не поступление возражений со стороны представителей правительства, следующими словами: «В противном случае у России через несколько лет будут не только физически немощные армия и флот, но недоношенные наука, образование, спорт, культура и всё остальное».
Мы с Владимиром Ивановичем были уверены в выделении отдельной строки в бюджете: делов-то – пропиши, и всё. Ан, нет! Делов, видимо, оказалось много – и все связаны с контролем над денежными потоками. В общем, – отказали.
В тот день, после контраргументов представителей правительства и итогов голосования по моей поправке, я уже криком кричал на весь зал заседаний Государственной Думы без микрофона. Просто орал, обращаясь к симпатичным женщинам из правительства: «Как вам не стыдно, вы же сами матери, да вы знаете, что 25 тысяч жён чиновников, мафиози и бизнесменов рожают за рубежом, что вы оставляете простым российским женщинам – «авгиевы конюшни»?!».
Никто на это не обратил внимания, крик в Государственной Думе – не новость и не редкость.
От происходящего защемило в сердце. Боясь перейти на более жёсткую лексику, близкую к ненормативной, я покинул зал заседаний. Это была не демонстрация, стало не по себе. Через какое-то время в мой кабинет вошла помощник премьера Михаила Касьянова и стала меня успокаивать:
– Александр Иванович, ну что вы, право, так разволновались. Мне сказали, что на следующий год такая статья расходов обязательно будет выделена, сейчас нет времени переделывать документы…
Не моё состояние их волновало – опасались, как бы я чего из упомянутых ранее нюансов о продаже детей не ляпнул аккредитованной в парламенте прессе. А мне и говорить пока не хотелось: собирал убийственную фактуру, включая процветавшую работорговлю детьми, стараясь преодолеть жуткое сопротивление даже мне – дважды генералу – милиции и госбезопасности.
Потерпев поражение с написанием резких докладных и трактатов, решили с Кулаковым создавать общественное мнение, особо напирая на мораль, которая резко пошатнулась в годы «сколько угодного суверенитета» и демократической анархии, когда мерилом всего стали деньги и власть.
Владимир Иванович подключал свои академические связи, ходил по инстанциям, одновременно занимался эпистолярным жанром. Но самое главное – он развернул информационную атаку, к которой затем подключились заслуженные и уважаемые академики, профессора, хирурги, главврачи и многие другие, понимавшие, перед какой катастрофой стоит личность человека, государство в целом.
Очень сильное впечатление не только на думцев, но и на другую часть активного общества произвело Открытое письмо на имя Президента Российской Федерации авторитетных в сфере медицины специалистов – академиков РАМН В.А. Таболина, Э.А. Степанова, Ф.И. Комарова, их коллег. Письмо это опубликовала «Парламентская газета» в июне 2002 года под названием «Чтоб здоровенькими были дети». Авторский коллектив гневно указывал, что «интерес правительства РФ к подобного рода центрам столь ничтожен, что в пору говорить о государственной политике разрушения ведущих российских общефедеральных родовспомогательных учреждений, а не об их создании».
По существу это был вердикт присяжных от медицины. Однако приговора не последовало. Как в воду смотрели академики – и Владимиру Ивановичу в скором времени пришлось отстаивать от захвата уже свой Центр…
Но ещё до этих событий В.И. Кулаков подготовил целый ряд публикаций. Запомнилось интервью той же «Парламентской газете» в марте 2002 года под названием «Стране нужны здоровенькие дети» с подзаголовком «Сэкономим на младенцах – потеряем генофонд». И снова гвоздят горькие слова «Сейчас, выходит, государству не нужны не только наши программы, но и наш академический центр».
Надо сказать, к этому времени активизировался Комитет Государственной Думы по здравоохранению, которым руководила Екатерина Лахова. Мне приходилось бывать на его заседаниях, и каждый раз уходил под большим впечатлением. Во-первых, на заседания комитета приглашались специалисты высокого класса, и я узнавал много нового (кстати, неизменным его участником была Ольга Викторовна Шарапова). Во-вторых, аргументация комитета становилась более и более наступательной. Это вселяло надежду.
В то же время без предварительного сговора у нас сформировалась группа депутатов и «гражданских» специалистов по ликвидации рабской торговли детьми. Забегая вперёд, скажу – эту нечеловеческую вакханалию к 2007 году прекратили.
Поскольку данная тема для другого разговора, замечу лишь, что, к счастью, не вся власть, как нередко уверяют, «протухла», в стране оказалось на её разных уровнях всё же больше честных и патриотически настроенных людей. Они с охотой присоединялись к нам для устранения этого позорного для Родины явления. Не потребовалось ни указов президента, ни специальных законов, оказалось достаточным чести и профессионально-политической воли тех, в чьей компетенции были те или иные вопросы, связанные с этой проблемой…
Встреча с президентом РФ и начало подковёрной борьбы
Наша партийная фракция – «Единство и Отечество – Единая Россия», равно как и другие, встречалась с президентом РФ для обсуждения законотворческих вопросов по злободневным для общества и государства проблемам. На одной из встреч мне, как председателю одного из ведущих парламентских комитетов, поручили выступить по вопросам внутренней безопасности. Давалось пять минут для чёткого доклада с реальными, не расплывчатыми предложениями. Эти «минуты» тщательно готовили пять суток, на минуту – сутки.
Две с половиной минуты я посвятил тем проблемам, о которых писал выше, – это меньше одной страницы. Мы с Владимиром Ивановичем выверяли каждое слово: ничего лишнего, никаких эмоций. Кулаков уверил, что главу государства не следует грузить проблемами, он о них и без нас в курсе, надо предложить внятные пути решения. Так и сделали. Заучив текст, как монах «Отче наш…», я высказал всё это президенту и предложил решить проблему национальной демографии за счёт 10 миллионов бездетных. Пока. На первое время.
Выслушивая каждого выступающего, В.В. Путин комментировал сказанное. Дополнял, критиковал, свободно сыпал цифрами. Причём никуда не заглядывая и – что нас поражало – по любому вопросу: будь то налоги или борьба с преступностью, тарифы на энергоносители или те же квоты на рыбный промысел.
Прокомментировал он и наш с Владимиром Ивановичем текст, из чего я понял, что письмо ему наше не показали. Дословно вспомнить сейчас трудно, но смысл заключался в следующем. «Если бы, – сказал президент, – эту проблему можно было решить, как вы предлагаете, за счёт бездетных, я бы первый отдал эти 65 миллионов. В глобальном плане это должно потребовать других мер – более радикальных и перспективных».
Прошло какое-то время, и радостный Кулаков, придя к нам на Охотный ряд, рассказал, что финансирование пошло, достигает уже 50 процентов от нужного, и дышать стало легче.
Интересы Центра поддержал ряд депутатов Государственной Думы – Борис Грызлов, Владимир Никитин, Татьяна Яковлева, Дмитрий Рогозин, Руслан Гостев, Андрей Исаев, Павел Крашенинников, Георгий Боос, Владимир Пехтин, многие другие.
Всё вроде бы пошло хорошо, но вот – не судьба! Владимир Иванович занедужил. Сказались стрессы, постоянные пинки, унижения, короче, хождения по мукам. О том, что он в больнице, я узнал случайно, вернее, по случаю снятия Владимира Ивановича с должности руководителя Центра. Узнал от самого коллектива Центра, обратившегося ко мне за помощью.
В Центре и за его стенами начиналась подковёрная борьба. Сторона противная (имеется в виду противоположная) поступила вопреки всем этнопсихологическим канонам. Она стала бить лежачего, а это не только не в традиции русского народа, но и запрещено законом. Однако противники избрали византийскую методу – по форме вроде бы и правильно, а по содержанию – издевательство и подлейшая подлость, нижайшая низость.
Для чего потребовался уход Владимира Ивановича? Для того, чтобы усовершенствовать разработанную им и его коллективом систему? Нет! Она и так хороша, нового ничего не придумать. Тогда для чего? Ответ прост, как солдатский сапог: преобразовать научный Центр в бизнес-центр и, что самое главное – контролировать денежные потоки.
И не только. Ещё слава. Установление полезных связей. Власть. О! Это тоже деньги. Да, господа, других мотивов я не вижу. Ну, хорошо, может быть, ещё зависть. Это не мой досужий вымысел, я ведь до депутатства был всё же оперативником, и кое-какие связи остались у меня в спецслужбах и в МВД. Так что, господа, – деньги и власть. Все остальные аргументы – не более чем тонкое покрывало, через которое корысть, нравственное уродство так и прут в глаза.
Языком протокола
А теперь позвольте от публицистики перейти к жестокому языку протокола (разумеется, не судебного), в основе которого лежат бюрократические документы, свидетельства очевидцев, соучастников и иные фактические сведения. Это позволит лучше понять ситуацию, которая сложилась тогда в самом Научном центре и вокруг него, и в которую я тогда подробно вник. Итак...
12 октября 2006 года коллективу Центра поступило предложение Министерства здравоохранения и социального развития Российской Федерации рассмотреть вопрос о переходе из подчинения РАМН – в ведение Федерального агентства по высокотехнологической медицинской помощи, созданного указом президента РФ в июне того же года. И стать головным учреждением в реализации ключевой составляющей национального проекта «Демографическая ситуация в России», а также других важнейших задач, поставленных президентом перед российским правительством и обществом в целом, касающихся охраны материнства и младенчества.
Учёный совет Центра решил данный вопрос положительно, о чём Владимир Иванович и уведомил письмом президента РАМН академика М.И. Давыдова. Однако такое решение вызвало недовольство, начальство не скрывало негативного отношения к переходу ведущих научных учреждений РАМН в ведение нового Федерального агентства. Как следствие, появились незаконные приказы об увольнении ряда директоров ведущих учреждений РАМН.
А вместо отсутствовавшего по болезни В.И. Кулакова временно исполняющим обязанности директора Центра, также с нарушением закона, назначили руководителя одного из отделений Центра. И только после вмешательства Федеральной службы по труду и занятости, которая вынесла соответствующее предписание, РАМН была вынуждена отменить свои приказы.
Дело на этом не закончилось. По трагическому стечению обстоятельств, вопрос перехода Центра из одного подчинения в другое совпал с реабилитационным периодом: в августе-октябре 2006 года Владимир Иванович перенёс несколько серьёзных операций. А также сроком окончания 17 декабря 2006 года трудового договора В.И. Кулакова о его руководстве Центром и процедурой проведения конкурса на замещение должности директора этого научного учреждения. Несмотря на письменное обращение Владимира Ивановича к своему академическому руководству перенести конкурс на январь 2007 года по указанным выше причинам, президиум РАМН отказался продлевать трудовой договор с академиком Кулаковым. Это походило на месть за переход Центра в Федеральное агентство.
Иначе как объяснить такое решение в отношении заслуженного человека, учёного с мировым именем, который на протяжении нескольких лет являлся вице-президентом РАМН. Тем более, в ситуации, когда он мужественно боролся с недугом и почти излечился (болезнь, как известно, может в любой момент скрутить кого угодно).
Кроме того, руководство РАМН в нарушение действовавшего Положения о порядке замещения руководящих научных должностей в РАМН более чем на месяц затянуло процедуру конкурса на замещение должности директора и не представило в установленные сроки список соискателей для обсуждения и конкурсного отбора на Учёном совете Центра. Тем самым ущемлялись права В.И. Кулакова как участника конкурса на замещение должности директора и реального претендента на эту должность, о чём Владимир Иванович письменно уведомил президента РАМН.
Зная, каким высоким авторитетом пользовался подвергаемый бесчеловечным бюрократическим атакам директор у сотрудников Центра и членов Учёного совета, не имелось сомнений в том, что он снова Центр возглавит.
Случайно или нет, но уже 29 ноября 2006 года в ходе начавшейся процедуры конкурса на замещение должности директора Центра, президиум РАМН вдруг утверждает новое Положение о выборах директора научно-исследовательского учреждения (института, центра) РАМН. Исключается ряд принципиальных моментов, отражённых в ранее действовавшем Положении, в том числе – право Учёного совета центра (института) на избрание директора, а РАМН, наоборот, получает привилегию назначать нужных ей выдвиженцев.
Как потом мне стало известно, в тот период, когда академик Кулаков отсутствовал из-за болезни, предпринимались попытки блокировать работу руководства Центра; на ведущих сотрудников научного учреждения оказывалось психологическое давление с целью заставить их уволиться, что создавало, мягко говоря, нервозную обстановку в коллективе.
После обращения ко мне представителей Центра, я, в свою очередь, письменно обратился к председателю правительства РФ Фрадкову с убедительной просьбой вмешаться в эту нелепую ситуацию. Ведь подковёрные интриги и межведомственная свара ставили под угрозу выполнение важнейших задач, поставленных главой государства, а они имели, подчеркну, огромное значение для национальной безопасности. Этого допустить было никак нельзя!
О бюрократических склоках пока ещё действующее руководство Центра информировало президента В.В. Путина, главу правительства М.Е. Фрадкова и первого заместителя председателя правительства Д.А. Медведева.
В итоге справедливость восторжествовала: Центр передали в подчинение Федеральному агентству, а директором Центра назначили академика Кулакова. Об этом он сообщил мне, в понятном возбуждении позвонив по мобильному телефону: «Александр Иванович, спасибо! Мы победили! Теперь, наконец, удастся серьёзно заняться разрешением демографических проблем в рамках национального проекта «Здоровье». Извини, что мы напрягали вас и ваших коллег. Старались не для себя. Мне уже осталось…», – и не договорил... Понял я смысл этой недосказанной фразы после его ухода из жизни.
Я искренне порадовался за Владимира Ивановича, которого, в отличие от его коллег, к моему сожалению, знал всё-таки мало, недостаточно. Мы не дружили семьями, не чаёвничали вместе, не ходили в баню или на охоту.
Я знал его только по делам, имеющим, на самом деле, перспективное государственное значение. Но и того доставало, чтобы убедиться в неординарности его личности, какой он Человек и Специалист своего дела. Человек с большой буквы, Человек с большой душой и добрым сердцем, бессребреник.
Все, знавшие его в профессии, едины во мнении, что талантом врача и хирурга его сам Господь наделил! Такие свойства его души и характера, как искренность, скромность, порядочность, воля и интеллигентность, ясный разум и гуманное мышление сочетались в нём удивительно гармонично.
У Владимира Ивановича болела душа за дело, которому он посвятил всю жизнь, он обладал потрясающим чувством ответственности – качеством столь теперь редким.
Я заметил и ещё одну черту его характера – эмоциональность. Нет, в виду не имеются крики и бросание на стенку. Правильнее, наверное, было бы сказать о высокой чувствительности, высокой настройке его натуры.
Хотел увидеть Остров Свободы
Когда я приехал в составе российской делегации на Кубу для участия в праздновании 60-летия Победы над нацистской Германией, то на приёме в посольстве неожиданно увидел Владимира Ивановича. Обнялись. Разговорились. Спрашиваю: «А как вы-то здесь, в такой дали оказались?».
– А я в отпуске, но если честно, всю жизнь хотел увидеть Остров Свободы и самого Фиделя, – ответил он как-то по-мальчишески.
Молодое поколение может подумать: причём тут эмоции и чувствительность натуры? Мало ли кто хочет что увидеть. И, наверно, не ошибётся, поскольку не знает отношения к Кубе нашего, старшего поколения. Моё поколение прекрасно помнит, как мы носили береты на манер пришедшего к власти Кастро, как распевали песню «Куба, любовь моя», написанную в 1962 году к приезду Фиделя в Москву композитором Александрой Пахмутовой на слова Николая Добронравова и Сергея Гребенникова. Как играли в футбол с кубинскими революционерами, приехавшими в СССР лечиться, и многое другое. Собственно, и я ехал с теми же чувствами на Кубу, хотя очень не люблю летать в дальние командировки.
Жизнь после смерти
Итак, после звонка Владимира Ивановича я порадовался за него, но радость вышла недолгой. Уже 10 февраля 2007 года, спустя небольшое время после недопонятого телефонного разговора, на связь вышла Ольга Викторовна Шарапова и сообщила трагическую весть: «Умер Владимир Иванович! Такого человека потеряли!». Она назвала дату похорон и где организуется прощание.
Для меня, как и для многих, кто хоть немного знал Владимира Ивановича (я уже не говорю о родных и близких), это стало сильнейшим потрясением. Отечество потеряло не только крупного учёного с мировым именем. Россия потеряла одного из ведущих организаторов национальной службы охраны материнства и детства, основоположника важнейших направлений отечественной акушерско-гинекологической науки.
Проводить в последний путь Владимира Ивановича Кулакова я приехал, надев генеральский мундир. Почему? Да потому, что для меня этот человек остался в памяти бесстрашным воином, воином Духа, боровшимся за сохранение и преумножение генофонда нации всеми доступными способами. В самые драматические и трудные годы переходного периода.
Владимир Иванович победил, но это стоило ему жизни. Своей болезни он смог противопоставить волю и мужество, и одолеть смертельный недуг.
Он оказался беззащитным перед подлостью, предательством, клеветой. Сердце не выдержало. Именно об этом я и сказал в траурной речи, а также о том, что такие подлые приёмы сродни доведению до самоубийства. Бог судья тем, на чьей совести этот грех. Обидно: ну, почему в России обязательно страдает тот, кто страдает за других?
Во время траурной церемонии (она проходила в Центре, а его Владимир Иванович возглавлял свыше 20 лет, и который уже давно в народе прозвали Центром Кулакова), коллектив принял решение ходатайствовать о присвоении ФГУ «Научный центр акушерства, гинекологии и перинатологии Росмедтехнологий» имени академика РАМН В.И. Кулакова. Тогда никто не мог предположить, что эта инициатива встретит на своём пути какое-либо препятствие. Однако шло время, а вопрос повис в воздухе…
Пришлось снова обращаться к председателю правительства. Подготовил письмо, в котором изложил суть вопроса, аргументы. А также сообщил о плачевном финансовом положении Центра, где уже не один месяц отмечались задержки с зарплатой.
В это время произошли кадровые перестановки: на посту председателя правительства РФ М.Е. Фрадкова сменил В.А.Зубков, как и его предшественник, человек честный, волевой, чувствительный к несправедливости. Я его знал по работе в финансовой разведке. Посчитав, что моей подписи окажется недостаточно для решения столь сложного и одновременно столь простого дела (к тому времени и тут обнаружились, чёрт бы их побрал, интриги), я переговорил с рядом председателей ведущих комитетов Государственной Думы. Они с этим предложением согласились. Тут же подготовили и отправили на имя В.А. Зубкова обращение, подписанное Е.Ф. Лаховой, Т.В. Яковлевой, В.А. Васильевым и ныне покойным И.Д. Кобзоном.
Результат не заставил себя ждать. И вот уже 13 лет ФГБУ Национальный медицинский исследовательский центр акушерства, гинекологии и перинатологии имени академика В.И. Кулакова Министерства здравоохранения Российской Федерации носит имя Владимира Ивановича. Справедливость опять восторжествовала, ибо те, кто честно и бескорыстно служат России, не должны забываться потомками!
Так отдана заслуженная дань светлой памяти выдающегося человека, спасшего жизнь и сохранившего здоровье многим тысячам женщин и детей нашей Родины.
Материалы по теме:
Чехия: к альянсу оппозиции против либерально-демократического авторитаризма?
Россия и Бразилия в парадигме стратегического партнерства
«Серая зона» Катыни, Холокост и польский коллаборационизм
История и политика в современных российско-польских отношениях