Республика ШКИП

На столе директора, на самом видном месте, картонным домиком - открытка-раскладушка с надписью: «Верь в мечту. У нее есть приятная особенность – сбываться». Не знаю, чего в этом утверждении больше – оптимизма или грустного юмора. Наверное, этот лозунг подстегивает директора по утрам, когда он приходит на работу, и отдает все силы на то, чтобы прийти сюда завтра с новым запасом тепла и доброты.

Здесь все живут мечтой. И надеждой на то, что она сбудется. Без мечты здесь нельзя даже не столько в ее романтичном свечении, приятно манящем, но все-таки отстраненном от реальности, сколько в чисто прикладном, прагматичном, бытовом смысле. Здесь мечта как лекарство от безысходности. Как обязательная инъекция надежды.    

Из 131 воспитанника Центра содействия семейному воспитанию «Солнечный круг» 70 - инвалиды. Все растут без родителей. Виктора Яковлевича они называют папой. При встрече малыши бросаются обниматься. Взрослые (или те, кто считает себя таковым) приветствуют папу так, как это принято сейчас в их подростковой среде – поднимают открытую ладонь на уровень плеча и – хлоп! Ладонь в ладонь. (Пушнин продемонстрировал, как это делается).

Это ведь дети «придумали» называть родителей мама и папа, а не папы и мамы научили детей так себя величать. Первое, что произносит малыш, слог «ма». Потом, через паузу, его повторяет. «Ма-ма». Глухое «п» дается сложнее, но в итоге и этот слог (после настойчивых уроков отца) поддается: «па-па».

Счастлив тот, кому родители принадлежат от рождения, и он не представляет, что может быть иначе.

Преданный матерью ребенок, как только рвется пуповина, становится сиротой и в лучшем случае обречен на казенную любовь государства, а в худшем (и так бывает очень часто) – на нелюбовь, равнодушие, а то и презрение окружающих.

Но когда сирота начинает понимать, что он оставлен, отбракован, выброшен на обочину жизни за ненадобностью, через боль и обиду ищет берег, к которому можно пристать, островок, за который можно зацепиться исплакавшимся, воспаленным обидой сердцем.

Воспитательниц (если уж совсем «по науке», то - социальных педагогов) детдомовцы называют мамой. В «Солнечном круге» одна «мама» на восьмерых. Помощницу социального педагога (в просторечии «няня») воспитанники называют тетей. А папа у всех один – директор детдома (назовем так по старинке Центр содействия семейному воспитанию) Виктор Яковлевич Пушнин.

И в этом нет игры. Ребенок врастает в эту роль, которую и ролью-то теперь называть нелепо. Она становится его сутью. Детей 131, а «папа» один. И для каждого из них он – единственный. Единственный в том смысле, что каждый видит в «папе» что-то свое, очень личное, глубоко запрятанное, выстраданное.

У Пушнина своя, уже давно взрослая дочь Маша, но вряд ли Виктор Яковлевич уделял ей внимания больше, чем чужим детям – он же всю жизнь на работе.

Во время нашего разговора Маша позвонила отцу с какой-то (как всегда бывает у женщин, неотложной) просьбой. «Папа…», - услышал я из ладони Пушнина взволнованный голос.

Пока директор наставлял дочь по мобильному, я подумал: и взрослая дочь, и детдомовцы называют Виктора Яковлевича «папой» с одинаковым моральным правом на это, потому что «химический состав» этого понятия (отец, папа) тоже одинаков - желание быть защищенным. И непоколебимая уверенность в защитнике.

Пушнин в педагогике без малого полвека, что само по себе уже достойно уважения, если не восхищения.

Редкий мальчишка мечтает стать учителем. Не мечтал и Виктор, но и не исключал работу с детьми. Перед глазами был пример матери – сначала учителя начальных классов, а потом директора школы-интерната в тихом украинском поселке. Но, то был интернат для нормальных советских детей, и от матери не требовалось титанических педагогических усилий. Дети как дети. Не лучше и не хуже других.

Они приезжали в школу-интернат из ближних и дальних хуторов, чтобы через неделю, отучившись, снова вернуться в ухоженные сытые хаты, где их ждали соскучившиеся по чадам мамы и папы, украинские борщи с копченым сальцем, вареники, рыбалка на дальнем пруду, по дороге на который папка даст порулить новеньким мотоциклом с коляской. Вечерняя уха. Мамин поцелуй на ночь с обязательным влюбленным вздохом: «Вырос-то как, сынку…»

То были желанные и любимые родителями дети, и особых хлопот с ними не было.

…В свое время Виктор Яковлевич занимался спортом. Закончил в Киеве институт физкультуры. Играл в волейбольной команде мастеров и сам кандидат в мастера, но карьеру профессионального спортсмена прервала травма. Отслужил в армии в Архангельских болотах. Перебрался в Москву. Женился. Работал в институте нефтехимической и газовой промышленности имени И.М.Губкина. То есть, педагогикой в его жизни пока и не пахло. Но недалеко от дома открылась новая школа…

Нет ничего более постоянного, чем временное. Он заглянул в школу поработать с годик-другой учителем физкультуры, пока жена-студентка не закончит институт. А застрял на шесть лет. Потом была еще одна школа и три года работы в группе советских войск в Германии.  

Пушнин мог вернуться в прежнюю школу, где его все устраивало – и зарплата, и нагрузки, и уважение коллег, и обожание учеников.

Но он бросил новый вызов судьбе, согласившись преподавать в детском доме для социальных сирот. Кто-то из великих обмолвился, что для того, чтобы познать себя, требуется только две вещи: честность и время. И то, и другое у Виктора Ивановича Пушнина было в достатке – честность перед собой в выборе профессии, и время на реализацию себя в ней.

«Райское место» на 16-й парковой, окруженное мачтами сосен, пронзающими бирюзовую бездну неба, казалось, сулило 42-летнему, уже «тертому» мужику безграничные возможности для педагогической практики. Виктор Яковлевич грезил детскими трудовыми лагерями, спортивными олимпиадами школьников, соревнованиями, турнирами сборных детских домов и школ района и города по волейболу, футболу, легкой и тяжелой атлетике, восточным единоборствам… В нем не умер еще талантливый тренер, что в сочетании с приобретенным педагогическим опытом учителя физкультуры и парторга могло дать прекрасный результат. Кто-то горит на работе, а кто-то загорает. Пушнин сгорал!

Как это нередко бывает, большое дело, как и огромную любовь, подтачивают маленькие разногласия. А тут, в лихие 90-е, не разногласия – война. Перечитайте или вспомните повесть Григория Белых и Алексея Пантелеева «Республика ШКИД» - ситуация в детдоме на 16-й Парковой, в которую пришли Пушнин и новая команда педагогов, была едва ли не круче.

Прежний педагогический состав во главе с директором полностью уволили. По строгому конкурсу набрали свежий коллектив. В детдоме было 360 воспитанников. Они встретили новых педагогов, как врагов. Переворачивали автомобили. Выбрасывали из окон посуду, учебники, стулья. Набрасывались на учителей с кулаками, а кого-то даже побили. Общались только матом. У проходной дежурила милиция с собаками…

Это была неуправляемая полукриминальная детская республика со своим «президентом» и «правительством» - ребятами старших классов, так называемой в их среде «отрицаловкой», не признающей законов нормального общежития.

Пушнин и его команда педагогов пришли на руины детской надежды. Надо было начинать даже не с нуля, а с глубокого минуса. Надо было разбирать баррикады, по разные стороны которых оказались дети и педагоги.

- Самое сложное – вернуть доверие детей, - рассказывал Виктор Яковлевич. – Они чувствуют малейшую ложь. Высшая нравственность – это умение честно мыслить. Ставить перед собой точные задачи и выполнять их. Дети не способны понять, что мы смотрим на них цельно, заглядывая в их будущее, а не оцениваем только качество момента, их конкретную шалость или высокий поступок.

Балом правила некая группировка, назвать которую преступной не поворачивается язык, но и синонима, более точно отражающего «приключения» подростков образца девяностых, в словаре юристов нет. Визиты участковых и серьезных милицейских чинов в кабинет директора детдома были в те времена регулярными.

- Как-то приходит следователь. – С грустной улыбкой вспоминает Виктор Яковлевич. – «Покажите спальное место Н.Н.». Идем в жилой корпус. Показываю комнату и кровать пацана. Следак разбросал постель. Распотрошил матрас, а из него, как горох из мешка, посыпались кольца, цепочки, браслеты, бусы, перстни, сережки… И дорогие, и так себе.

Днем паренек и К грабили квартиры и прохожих, а ужинать и спать возвращались в детдом. Ловко устроились.

Стало понятно, что такой «армией» в 360 человек (кровати в спальнях стояли в два яруса!) в одних тесных стенах управлять нереально. Контингент детдомовцев сократили на треть, разбросав по другим специальным детским учреждениям. Детский дом завис в состоянии полураспада, но дышать стало легче.

Сначала надо было добиться того, чтобы слово учителя (воспитателя) обрело в детском доме намоленные веками и поколениями вес и солидность. Чтобы «истиной в последней инстанции» стал совет педагога, а не блатной окрик сверстника. Как быть? Силы явно не равны. «Друг» всегда рядом, почти 24 часа в сутки, а воспитатель – только рабочий день. Учитель предметник и того меньше.

Там, где есть две морали, понятия «хорошо» и «плохо» становятся переменными величинами. Пушнин стал действовать личным примером.

Приглашает «теневых лидеров» из старших классов к перекладине. Покажи, на что способен? Балбес карабкается на турник. Разок переползет через перекладину и повиснет, как сопля. А Виктор Яковлевич - мужик за 40 лет - крутит «солнышко», держит угол и подтягивается для начала раз 20.

Убедительно? Не очень? Тогда давайте в волейбол. Вас шестеро, а я один. Через полчаса учитель разделывает пацанов под орех. Как так, переругиваются те друг на друга, он один, но успевает в любой угол площадки, а они, «блатари», кто держит в страхе всех детдомовских пацанов, позорно проигрывают «деду», на глазах роняя свой и без того сомнительный авторитет.        

Продолжим, или на сегодня хватит? Ах, хотите реванш, но в футбол! Поехали! Малыш, иди ко мне на ворота, а вы так вшестером и играйте. Через 20 минут 7:1 в пользу Пушнина. Наелись? То-то же! Завтра побежим кросс в лесу. Готовьтесь…

На «десерт» Пушнин средним пальцем поднимает над головой двухпудовую гирю.

«Крутой мужик!», - слышит за спиной. «Уважуха!».   

Вот так, шажок за шажочком, нарабатывался педагогический авторитет. В детский дом вместе с теплом, уютом и доверием возвращался здравый смысл. Возвращалась надежда. Детский дом становился домом для детей.

- Кто остался из первой команды педагогов? – Спрашиваю Пушнина. - Кто не испугался трудностей.

Виктор Яковлевич загибает пальцы:

- Мой заместитель Раиса Ивановна Макарова. Руководитель структурного подразделения Александр Николаевич Мирошкин… Вместе с нуля начинали. Вынесли самые тяжелые времена. Учитель рисования Людмила Михайловна Роншакова. Она пришла из общеобразовательной школы. Изобразительное искусство, скорее хобби Людмилы Михайловны, но как педагог она - талантище. Стольких ребят открыла! Наши работы все выставки обошли – от районных до международных. Отовсюду просят – только дайте.  

Библиотекарь Надежда Петровна Молодцова работала воспитателем. По сей день, к ней приходят выпускники. Она им как мать. Приходят за советом и просто пообщаться, согреться душой. Талантливых педагогов у нас много. Без этих людей дом не сформировался бы. «Республика ШКИП» - школа имени Пушнина.

Через пять лет детский дом на 16-й Парковой стал образцово-показательным. Его ставили в пример. И то, правда. Заброшенные подвалы корпусов (бывшие мастерские) превратились в лыжную и велосипедную базы. У каждого (!) воспитанника был свой велосипед. Теперь незачем было угонять их у городских мальчишек. У каждого – своя пара лыж. Иные пижоны выходили на тренировки и соревнования в майках с надписью «СССР» на груди – подарок разных сборных. Не у каждого домашнего ребенка есть то, что есть у детдомовца.

- Одно время у наших ребят даже спортивные мотоциклы были, - уточняет Виктор Яковлевич. – Нам неплохо помогали…

Сейчас у Центра содействия семейному воспитанию «Солнечный круг» принципиально новые задачи, что видно из его названия. Детский дом, школа-интернат… - это в прошлом. Поменялось не только название – поменялась суть работы учреждения.

- Год назад мы потеряли статус государственно-образовательного учреждения. – Рассказывает Виктор Яковлевич. - Два года назад у нас забрали школу. Теперь наши дети учатся в обычных общеобразовательных и специальных школах. Новый закон об образовании не рекомендует учиться в детдоме. Дети живут у нас, а учатся в школах района. Мы их развозим, а потом так же забираем.

В «Солнечном круге» дети совместно проживают – это единственная функция интерната. Мы принимаем детей не на 10-15 лет, как было раньше, а на временное содержание.

Наша задача найти семью для ребенка, подготовить эту семью, выбрать и подготовить ребенка, который хочет именно в эту семью… И соединить их.

Это, если хотите, социальный госзаказ – как можно больше детей передать на семейные формы воспитания.

Для этого в Центре содействия семейному воспитанию «Солнечный круг» открыли школу приемных родителей. Набирается группа из 15 человек. Будущих пап и мам обучают основам психологии, тонкостям общения с детьми, навыкам, как избежать конфликтов. Проводят тесты и ролевые игры…

Мы проводим с кандидатами в родители собеседование, но каждому, конечно, в душу не заглянешь. Но у нас есть два месяца (ровно столько проходит обучение), чтобы понаблюдать за будущими папами-мамами.

Это новая забота директора. Точнее, одна из забот, подброшенная реформами образования и воспитания.

Решение взять ребенка на воспитание в семью поощряется государством. В зависимости от возраста ребенка и его здоровья приемным родителям выплачивается от 19 000 до 27 500 тысяч рублей ежемесячно – на содержание ребенка, и столько же – за его воспитание. В сумме – от 38 000 до 55 000 рублей в месяц. Согласитесь, неплохо.

- Для многих супругов это манящий стимул. – говорит Пушнин. – Хотя, как-то не по-людски оценивать любовь к детям конкретной суммой. Но прагматизм побеждает. Век такой. Не будем думать о людях плохо. Очень многие родители искренне хотят взять ребенка в свою семью. Без всяких шкурных интересов. Причем немало тех, у кого уже есть свои родные дети.

- А сами сироты хотят обрести семью, стать приемными? – спрашиваю Пушнина.

- Подавляющее большинство хотят расти не в казенном доме. По нашим опросам это процентов 80. Из 20-ти процентов оставшихся половина колеблется, а другая - категорически не хочет менять образ жизни. Мол, выросли в детском доме, и дальше пойдем по жизни самостоятельно.

А кто-то еще сохраняет надежду вернуться в отчий дом. Вдруг папка с мамкой, лишенные когда-то родительских прав или угодившие за решетку, возьмутся за ум.

А я вспомнил лозунг на столе директора: «Верь в мечту. У нее есть приятная особенность – сбываться».