Прогнозы Александра Панарина

Память об одном из самых необходимых для нас мыслителей упирается в рогатки, расставленные энтропией. Последняя захлестнула и информационное пространство. В эти дни напрасно пытаешься «нагуглить» новую или старую передачу канала «Культура», посвященную Панарину. Нет таких телевизионных проектов для него и для нас. Google вообще, первым делом, выдает ссылку на хоккеиста Панарина…

В YouTube чуть ли не единственный ролик памяти выдающегося философа, публициста, политолога появился в 2013 году (то есть через десять лет после смерти Александра Сергеевича). Из Интернета мы узнаем, что месяц назад в Луганске прошла научная конференция «Наследие А.С. Панарина и проблемы глобального прогнозирования».

Панарин был последовательным противником диктата меньшинства. А оно словно мстит философу откровенным игнорированием и замалчиванием. Наследие Панарина актуально для большинства русских людей. Но кем по-прежнему определяется степень актуальности?

В биографической справке о нем даже указание мест рождения (Горловка, Донецкая область) и смерти (Москва) выполняют важную функцию: соединить части русского пространства, провести важную цивилизационную ось. Сегодняшний Донбасс — едва ли не главное напоминание о панаринском «вулкане истории».

Символично, что докторская диссертация Панарина «Современный цивилизационный процесс и феномен неоконсерватизма» — датирована 1991-м. В год распада — «несвоевременные мысли» о неоконсерватизме.

Горловка, родина Александра Сергеевича, пережила, начиная с 2014 года, безумную атаку оголтелого социал-дарвинизма. Это то самое, от чего предостерегал философ.

Панарин был блестящим критиком глобализма и общества потребления. Глобалистский проект немыслим без социал-дарвинизма.

В книге «Стратегическая нестабильность в ХХI веке» (2003) Панарин писал: «Сегодня обнажилась социал-дарвинистская, связанная с идеей “естественного отбора” подоплека этой свободы: демократия свободы есть система, в которой устранено всё то, что препятствует естественному отбору, — то есть всё то, что способно отстоять достоинство и перспективу более слабых. Глобальное открытое общество — это общество, открытое для беспрепятственного проникновения сильных в те ниши, в которых до сих пор было позволено отсиживаться слабым».

Собственно, всё, что нужно русскому человеку знать о либерализме и его социал-дарвинистской подоплеке, Панарин сказал еще годом ранее, в книге «Православная цивилизация в глобальном мире». Вот несколько цитат из нее.

– «Сегодняшний либерализм на Западе — это идеология победителей со всеми ее характерными особенностями: догматической самоуверенностью, неумением прислушиваться к другим, нетерпимостью к критике и неспособностью к самокритике, в которой усматривается грех самообнажения перед “чужими”».

– «Достоин внимания тот факт, что отвратительная в своем догматическом самомнении (или в своем подобострастии — как у наших западников) идеология победителей сформировалась именно на базе либерализма».

– «Официозный либерализм как идеология победителей оказался на удивление глухим к свидетельствам глобального экологического, демографического, социокультурного, продовольственного и прочих кризисов».

– «В целом “открытое глобальное общество”, как оно интерпретируется сегодня на Западе, означает откровенный социал-дарвинизм — глобальное пространство ничем не сдерживаемого “естественного отбора”, в котором более слабые экономики, культуры, этносы обречены погибнуть, уступив планету сильным и приспособленным».

Украина стала местом, где либерализм продемонстрировал, как легко и стремительно он способен превратиться в фашизм. Расчеловечивание — один из основных разделов сегодняшней либеральной методички.

Вспомним, что писали и говорили «люди с хорошими лицами» (не только украинские, но и российские) о событиях 2 мая 2014 года в Одессе, о бомбежках и обстрелах Луганска, Горловки, Донецка. Мы видим, как глумятся холеные украинские чиновники и «эффективные менеджеры» над стариками Донбасса, у которых они украли пенсии. При этом украденное щедро выделяется шелудивой «образованщине» на фанфаронские культурные проекты, на бездарные фильмы режиссеров сенцовых. Мы слышим, как в Верховной раде глава комитета по соцполитике Третьякова рассуждает о необходимости стерилизации безработных украинцев, которые рожают детей «низкого качества». И она по-прежнему занимает пост главы комитета.

Да, кого-то из российских либералов ужаснули результаты украинского Майдана. Какие-то российские либеральные СМИ громче других разглагольствуют о дегуманизации (при том, что их же авторы очень даже преуспели в расчеловечивании «колорадов» и т.п.).

Но важно вспомнить, как беспрепятственно проникал социал-дарвинизм в общественное сознание 90-х. Как постепенно подготавливалось всё то, от чего сегодня и некоторые либералы «трезво содрогнулись».

Интеллигенция любит цитировать философа Григория Померанца: «Дьявол начинается с пены на губах ангела, идущего в бой за святое и правое дело. Все превращается в прах — и люди, и системы. Но вечен дух ненависти в борьбе за правое дело. И благодаря ему зло на Земле не имеет конца. С тех пор, как я это понял, считаю, что стиль полемики важнее предмета полемики». Но всегда ли автору этого высказывания был важен стиль полемики? Ой ли.

Вот гораздо менее известная цитата — из статьи Померанца 1992 года в «Огоньке»: «По данным опроса, примерно четверть населения предпочитает жить впроголодь, но работать спустя рукава. Я думаю, что даже больше, и каждый шаг к цивилизации сбрасывает с дороги миллионы люмпенов, развращенных сталинской системой и уже не способных жить ни при какой другой». Стиль полемики — вполне «огоньковский», не правда ли? И предмет полемики настолько важен автору, что он позволяет себе и социал-дарвинистские проговорки.

Десятилетие спустя Панарин, по сути, переводит это с «огоньковского» на русский язык: «Демократия свободы есть система, в которой устранено всё то, что препятствует естественному отбору, — то есть всё то, что способно отстоять достоинство и перспективу более слабых». И чей стиль полемики нас устраивает больше?..

Огромная заслуга Панарина в том, что он еще два десятилетия назад производил «лазерную коррекцию зрения» всякому русскому читателю, который хотел этого…

Пока «образованщина» умилялась известной цитатой Григория Померанца, полагая, что тот «вычислил» универсальную «геолокацию» дьявола, — Александр Панарин предупреждал о другом. Дьявол протягивает «людям с хорошими лицами» привлекательную игрушку. Называется она — социал-дарвинизмом.

В статье «Север — Юг. Сценарии обозримого будущего» («Наш современник», №5, 2003) Панарин пишет:

«Для адептов “морали успеха” референтной группой являются преуспевшие — невзирая на степень их территориальной, профессиональной и социокультурной отдаленности от тех, кому предстоит примерять к себе их “эталонный” образ жизни и систему ценностей. Для народов, кому господа мира сего уже отказали в праве на успех, референтной группой являются наиболее обездоленные и гонимые. Когда мы встречаем этих гонимых, наша интуиция должна подсказывать нам: они — воплощение уготованной нам участи, нашей судьбы».

Примечательно, что уже в следующем десятилетии слова «мораль успеха» воспринимаются русским литератором едва ли не как ругательные. Михаил Тарковский в повести «Полет совы» («Наш современник», №8, 2016) описывает особое состояние, в которое впадает писатель, «когда случается что-то возмутительно-несправедливое». И уточняет: «Это происходит, когда я слышу некоторые слова, например “успешность” и “толерантность”».

Вернемся к панаринской мысли:

«Эта способность идентифицироваться с наиболее униженными и гонимыми — способность, идущая от великой монотеистической традиции и радикально противоположная предвкушениям и вожделениям “вертикальной мобильности”, стала совершенно чуждой современному западному сознанию. Но именно на основе этой способности, противоположной индивидуалистической морали успеха, конституируется народ как воскресшая общность нашей эпохи.

Речь идет о векторе сознания, прямо противоположном тому, на что ориентирует современного человека либеральная идеология успеха. Если последняя учит горделивому (или неврастенически-паническому) дистанцированию от тех, от кого исходят “флюиды отверженности”, религиозно воспитанное народное восприятие учит узнаванию у них нашей собственной участи: “узри в нем брата своего”.

Либеральная “школа успеха” учит идентификации, сориентированной на верхние этажи социальной лестницы даже вопреки свидетельствам здравого смысла и опыта. Монотеистическая школа смирения, напротив, формирует в нас способность к подлинной, нестилизованной идентификации с наиболее униженными.

(Важно понять, что речь идет не о смирении перед поработителями и растлителями, а о смирении как категории, облегчающей идентификацию с “нищими духом”)».

В способности к идентификации с наиболее униженными автор усматривает перспективу выдвижения эффективной демократической альтернативы «глобализации по-американски». «Причисляемость к “третьему миру” не есть процедура самоуничижения, связанная с игрой на понижение, — считает Панарин. — Общая “третьемировская” идентичность народов Евразии относится, напротив, к стратегии сопротивления, для которой требуется, чтобы гонимые выступали не менее сплоченно, не менее “глобально”, чем гонители».

Развитому «Северу» он противопоставляет нищий и бесправный «Юг». Философ определяет (и распределяет) бинарные оппозиции не по географическим или национальным признакам. «Южная» идентичность, согласно Панарину, связана с «третьим миром». Но, в принципе, были и наглядные иллюстрации того, как панаринский «Юг» соответствует себе географически. Вспомним кадры из фильма «Марадона» Кустурицы: поезд боливарианского альянса; Мар-дель-Плата, где в 2005 году Латинская Америка отказалась подписывать договор об американской зоне свободной торговли; митинг с участием Уго Чавеса, Эво Моралеса, Марадоны (неофициально представлявшего Фиделя Кастро), с лозунгами «Stop Вush»…

Панарин предлагает такую идейную платформу «Юга», которую два десятилетия спустя нужно высечь в граните:

«Для этой интернациональной общности все либеральные обретения “демократической эпохи”, все ликования по поводу “политического плюрализма”, “свободы слова” (то есть права журналистов поливать грязью национальную историю и государственность), свободы сексуальных меньшинств и т. п. буквально являются пустым звуком.

При ближайшем рассмотрении все эти “права и свободы” оказываются карт-бланшем для разрушителей государственности, морали, культуры как способов самозащиты континента от атлантических агрессоров, требующих “открытого общества”, то есть свертывания всякой законной обороны.

Народ здесь не найдет для себя никаких новых шансов — напротив, это шансы для своих и чужих узурпаторов всех его былых социальных и государственных завоеваний.

Пространство “Юга”, в той мере, в какой оно достигает адекватного уровня самосознания, отторгает все “либеральные ценности” как заведомо социально пустые, оторванные от реального “жизненного мира” простых людей. Но это означает, что данное пространство взыскует империи — в старом, сакрально-мистическом смысле “государства-церкви”, имеющего сотериологические полномочия, относящиеся к идее спасения».

«Православная цивилизация», «Искушение глобализмом» — не просто названия книг, а ключевые панаринские темы, важные для русской общественной мысли в новом тысячелетии.

Есть авторы, у которых напряженно ищешь что-то созвучное тебе. В их работах и книгах надо настраиваться на чужую волну, осваивать чужую оптику. А Панарин для русского читателя сразу может стать своим. Даже когда автор высказывает не бесспорные мысли, это компенсируется отличной стилистикой.

Откроешь книгу Панарина — ты уже на своей волне. Часто находишь там именно то, что хотел бы прочесть, но что до сих пор никем не было сформулировано.

Панарина интересовали политология, история, геополитика, социология, культура, футурология.

Возьмем геополитический прогноз Панарина «В каком мире нам предстоит жить?» Он был сделан в 1997 году. А сегодня эта работа позволяет оценить проницательность автора.

Вот некоторые тезисы Панарина.

«Чем меньше демонстрирует Россия способность к эффективному освоению своего огромного пространства, тем больше у ее соседей складывается впечатление “незаполненного вакуума”, который можно попытаться заполнить».

«Сильная, геополитически защищенная Россия, не оставляющая шансов любителям новых геополитических переделов, объективно будет способствовать ускорению перехода от индустриального общества к постиндустриальному и связанной с этим смене самой парадигмы развития. Напротив, слабая, геополитически “рыхлая” Россия может послужить подспорьем устаревшей модели индустриального развития, основанной на расточительном использовании природных ресурсов и территорий».

В 97-м автор хочет видеть свою страну полноценным субъектом мировой политики. «По всей видимости, в мире еще не сложился баланс оценок относительно действительной роли России». Панарин считает, что влиятельные геополитические игроки в этот момент еще не определились, чего хотят больше: возможного возрождения России или ее предельного ослабления. «Эта неопределенность не меньше затрудняет оценку будущего геополитического положения России, чем противоречивость ее собственного поведения на мировой арене».

Панарин дает оценки, далекие от тех экспертных мнений, которые господствовали в ельцинские времена.

«Геополитическое мышление Запада утрачивает свой творческо-плюралистический характер, становясь все более одновариантным».

«В ряде случаев Запад заявляет о себе как геополитический субъект, ставящий других перед жесткой дилеммой: принятие его условий или безоговорочная капитуляция. Между тем он же породил в остальном мире великую мечту о справедливом мировом порядке, основанном на равноправном партнерстве».

Автор прогнозирует, что начало XXI века ознаменуется новой фазой антизападной волны.

Обратим внимание на те панаринские опасения, которые подтвердились: «Перед лицом такой перспективы следует оценить возможные варианты поведения западной цивилизации. Наиболее вероятный сценарий связан с продолжением нынешней линии “наступления по всему фронту” (в том числе в форме наступления НАТО), с дальнейшей консолидацией Запада как системы, противостоящей не-Западу и по логике этого противостояния обретающей все более милитаристские черты».

Панарин предупреждает: «В предельном своем выражении эта тенденция ведет к третьей мировой войне».

Далее следует такое интересное предсказание: «Соответствующий порог сдерживания ослабляется тем, что в обоих случаях речь пойдет не о войне в традиционном смысле слова, а об употреблении более тонких технологий разрушения противника: вестернизации и подкупа центральной элиты, поощрения этнического сепаратизма и тотальной регионализации, массового нравственного разложения. Сегодня некоторым геостратегам из НАТО не хочется осознавать неоспоримость логики: демонтаж России неизбежно приведет к необходимости и демонтажа Китая. Но такое осознание крайне важно: оно поможет предотвратить тотальную геополитическую катастрофу».

Автор не произносит распространенного ныне словосочетания «гибридная война», но именно она и подразумевается под «более тонкими технологиями разрушения противника».

Панарин пишет:

«Наступление НАТО на Восток — факт не только военно-стратегический. Это и многозначительный цивилизационный симптом: тотальная интегрированность Запада, возглавляемого США, ведет не к победе, а к банкротству европейской идеи в мире…».

И далее: «Односторонняя вестернизация российской внешней политики, утратившей способность к балансированию, обернулась для России не успехами, а просчетами и поражениями. По всем критериям продолжение такой политики в будущем веке неминуемо приведет к глобальной катастрофе».

До мюнхенской речи Путина оставалось еще десять лет. А до ельцинского «я ухожу» — два года. В XXI веке, как известно, произошло изменение внешнего курса. Но приходится ли сомневаться в том, что продолжение той политики, которую анализировал автор в 97-м, действительно могло бы обернуться и демонтажом России, и глобальной катастрофой?

Панарин рассматривает возможные альтернативы тогдашнему разрушительному политическому курсу:

«В ответ на игнорирование Западом законных геополитических интересов России и общей неудачи западнически настроенных реформаторов в России приходит к власти антизападническая, антилиберальная коалиция. Она круто поворачивает курс внешней политики на Восток, на союзничество с неудобными Западу режимами — и, по возможности, на прочный альянс с Китаем. Эта политика в мировоззренческом и идейном плане подкрепляется альтернативным вариантом постиндустриального общества, более соответствующим духу незападных цивилизаций. В мире постепенно кристаллизуется проект информационного общества незападного типа, посредством которого Россия и другие страны “вторичной модернизации” избавляются от комплекса неполноценности. Вместо эпигонской концепции “догоняющего развития” они берут на вооружение концепцию “опережающего развития”, в рамках которой классическое индустриальное наследие рассматривается как помеха смелым инновационным скачкам».

А вот предостережение, обращенное к соседям, постсоветским республикам. Мало кто из адресатов внял этому прогнозу: «В целом можно сказать: главной опасностью для стран, принадлежавших к бывшему “второму миру”, является перспектива их выталкивания в “третий мир”.

Поэтому их геополитическая стратегия в ближайшую четверть века наверняка будет представлять “геополитику развития”, связанную с поиском путей роста и эффективных альтернатив тенденциям деиндустриализации. Чем более Запад демонстрирует свою готовность воспрепятствовать восстановлению постсоветского пространства — необходимому условию экономического развития России и стран СНГ, — тем более вероятно, что “геостратегия развития” в ближайшем будущем будет формироваться как антизападная».

Для многих перспектива переместиться в «третий мир» оказалась привлекательней.

«Здесь хотелось бы упомянуть об одном настораживающем парадоксе современного либерализма, — пишет Панарин. — Если идеологии, выросшие из Просвещения, неизменно исходили из преимуществ единого большого пространства перед малыми, этническими, то современный либерализм не стесняется в конъюнктурных политических целях разрушать большие цивилизованные пространства, когда они кажутся ему прибежищем враждебных сил. Характерно то, что сегодня США используют против России тот же самый прием, какой “демократическая” Россия в 1990—1991 годах использовала против СССР: “берите столько суверенитета, сколько сможете взять”».

Панарин прогнозирует, что, несмотря на совпадение этнических и государственных границ в западном ареале, и там возможны если не парады этносуверенитетов, то политизация субэтносов и активизация их в этом направлении. Этот прогноз из 90-х интересен отнюдь не только применительно к государствам и сомнительным образованиям, оформившимся в нулевые годы на территории Югославии. Соответствующие процессы подталкивались и поощрялись Западом. Но панаринское предсказание гораздо более интересно оценить в контексте центробежных тенденций в Испании. Вспомним референдум о независимости Каталонии в 2017 году. Показателен в этой связи также и шотландский опыт. Дело не ограничилось первым референдумом о независимости Шотландии в 2014 году. В 2021-м здесь могут определиться и со вторым референдумом.

В «десятку» бьет и еще один прогноз Панарина: «Огромный демографический наплыв с Юга на Север (арабы из стран Магриба во Франции, мексиканцы и пуэрториканцы в США, выходцы из Юго-Восточной и Дальневосточной Азии в большинстве западных стран) готовит этнические и конфессиональные дисбалансы уже в обозримом будущем».

Автор геополитического прогноза «В каком мире нам предстоит жить?» считает главной творческой удачей российской цивилизации — «способность формировать большие межэтнические синтезы». «Единые большие пространства следует отстаивать как общецивилизационное достояние не только потому, что они — условия межэтнического мира. Они являются и условиями развития».

Самые важные соображения Панарин высказывает афористично, словно бы заботясь о том, чтобы его уроки легче запомнились.

– «Если государство разрушено, но Церковь устояла — цивилизация возродится».

– «Разрушение веры в Историю надо признать новейшей, самой опасной разновидностью пострелигиозного нигилизма. Перефразируя Ф. Достоевского, можно сказать: если будущего нет, то все дозволено».

– «Разумеется, силам нигилизма можно противопоставить фундаменталистское отступление назад, к вседовлеющей традиционалистской догматике. Именно это и предлагают сегодня некоторые теоретики ислама в России. России не следует откликаться на это приглашение».

– «Собственно, все поражения правящей “либеральной” элиты в России связаны с двумя отступлениями от великой русской идеи: с дискредитацией веры в будущее (в Историю) и с моралью успеха для избранных. Сначала избранной казалась Россия, которая в обход других устремилась в “европейский дом”, потом надежды стали возлагаться уже не на всю Россию, а на ее несуществующий “средний класс” и наконец — на ничтожное меньшинство связанных с Западом компрадоров».

– «Те в России, кто сегодня играет на понижение, на “остужение” ее исторического и пространственного чувства, обосновывая свою позицию ссылками на неуместность и неадекватность “мессионистских” притязаний, просто не понимают природы ее пространственно-временного феномена. Способность России удерживать, организовывать и цивилизовывать пространство прямо связана с напряженностью ее исторической веры в Большое время».

Вариативными были панаринские прогнозы относительно восточного вектора:

«Что касается России, то ей, несомненно, предстоит крутой поворот. В 90-е годы она вступила с ложным цивилизационным и геополитическим сознанием: устремилась к Западу как раз в тот момент, когда Запад окончательно перестал считать ее своей, западной страной. Наиболее вероятен такой ответ: обретение Россией новой геополитической идентичности как евразийской державы, ищущей союза с Китаем…».

Но геополитический прогнозист предполагает и другой сценарий: «В случае если Китай намерен будет изолироваться в рамках системы “большой китайской экономики” и не склонится к большой евразийской коалиции, России, может быть, придется сориентироваться в альтернативном направлении. Важно только понять, что следующая фаза ее возможной европейской политики не будет иметь ничего общего с нынешним эпигонским атлантизмом».

И, кстати, напрасно европейские страны не прислушались к панаринским предостережениям из 97-го года:

«Континентальной Европе угрожает растворение в англо-американской системе, утрата многообразия и культурной самобытности. В целом это снижает качество европейских решений, предлагаемых миру. Наиболее разительный пример — продвижение НАТО на Восток. В перспективе оно не менее опасно для Европы, чем для России…».

И далее он отмечает: «Расширение НАТО, по сути, является процессом закрепления американизации Европы. В долгосрочной перспективе это не усиливает, а ослабляет статус Запада в мире, ибо уменьшает гибкость и разнообразие его стратегий».

И заключительный урок из геополитического прогноза «В каком мире нам предстоит жить?». Александр Панарин так сформулировал проблему сыновей и пасынков России: «Презумпция доверия к другому опыту и готовность усомниться в своем — давнее свойство российской культуры, которое одновременно является и фактором роста, и фактором риска. Роста — если в России оказываются на месте элиты, по-сыновьи к ней относящиеся. Тогда самые смелые культурные эксперименты — не помеха устойчивости. Риска — если командные позиции занимают группы, несыновней рукой вырубающие наследие и топчущие святыни».