Он явил себя России…

Перед своей кончиной он завещал братии хранить единомыслие, блюсти чистоту душевную и телесную, любовь нелицемерную и просил схоронить себя на общем кладбище. Однако митрополит Киприан по просьбе монахов благословил их на погребение старца в храме Живоначальной Троицы, где и поныне находятся его чудотворные мощи. Более шести веков к ним не зарастает людская тропа.

Он не истязал свое тело веригами, не претерпел за веру того, что претерпели другие. Не был ни книжником, ни философом-богословом, не оставил после себя наставлений. Но нравственные и духовные принципы, исповедуемые им, на много веков определили духовные и нравственные приоритеты нации.

Его мирское имя было Варфоломей. Во времена, в которые довелось ему родиться, жизнь человека, его положение в обществе были чрезвычайно зыбки. Он мог быть пленен, убит, унижен, разорен. Не только татарские чиновники, но купцы и просто бродяги относились к русским, как к презренным рабам. Терпели и от чужих, и от своих. То там, то здесь смертельным катком прокатывалась междоусобица. В обществе царили смятение и страх. Материальное благополучие, служебная карьера  походили на дом на песке, готовый в любой момент рухнуть, погребя под собой усилия многих лет. На это нельзя было опереться.

Но и без опоры тоже нельзя. Без опоры душа увязала в трясине жизни, растворялась в ней, и человек, примирившись с ярмом раба, становился мелким, хитрым, корыстолюбивым и бесчувственным – умирал человек.

Одна надежда – на Бога. Но Бог ждет, когда ты сам разовьешь или не разовьешь свои добродетели. Выходит, опираться надо на самого себя, на свою душу? Она зорче разума, но менее криклива, чем он. И голос ее услышишь разве что в тиши уединения. И с многогрешным телом связана она одной тонюсенькой ниточкой – совестью. Значит, чтобы сохранить душу, надо жить по совести? А чтобы жить по совести, надо научиться слушать душу?

К месту его отшельничества идут другие монахи. Они признают Сергия за старшего. Но тот удивляет их. Он сам рубит кельи для братии, носит воду, шьет одежду, обувь. Живет скромно и покойно. Избегает почестей, уклоняется от власти. Ест то, чего уже никто не может есть. Одевает то, что другие отказываются одевать. Незлобив, благостен, неприхотлив. Невесть как удерживает в постоянной, удивительнейшей гармонии душу, разум и тело – ту троицу, что составляет суть человека, не позволяя им присваивать то, что по праву принадлежит другому. И то, что для него было естественным, для других оставалось чудом.

Сколько служителей до и после Сергия работали во имя Христа, а к духовным вершинам подобно ему поднялись немногие. Сколько духовных поводырей, пастырей учило и продолжает учить, как жить, а авторитет имеют не все. Потому что проповедуют одно, а живут по-другому.

В том и состоит подвиг Сергия, что он не просто учил заповедям Христа, а учил собой, как следует жить по Его заповедям. Довольствовался малым. Сам беспрестанно трудился и духовно, и физически. Не празднословил. Уберегся от тщеславия и сребролюбия.

...В монастыре голод. Три  дня у Сергия не было во  рту ни крошки. Силы и терпение  стали покидать его. На четвертый  день пошел он к монаху Даниилу  наниматься в плотники – пристраивать  сени к келье. На вопрос, дорого  ли возьмет за работу, отвечает:

– Хочется хлебца гнилого, а у тебя он есть, больше  этого не потребую.

А когда Даниил вынес ему хлеб в решете, сказал:

– Побереги, я не беру  платы прежде работы.

Человек живет в постоянном конфликте между двумя сущностями –телесной и духовной. И разум – вечный посредник – далеко не всегда может их примирить. Чаще всего верх берет падкий на соблазны, нетерпеливый физический человек. Здесь наоборот. Варфоломей голоден, требует пищи, но подчиняется Сергию и отправляется не просить, а зарабатывать. Ему хочется съесть хлеб, не приступая к работе, для которой у него, кажется, и сил-то нет. Но он уступает воле Сергия и берется вначале за топор. Варфоломей мог унизить Сергия, как Сергий мог не удержать Варфоломея, однако они распорядились между собой так, что один не был обижен, а второй не только не претерпел унижения, но поднялся на еще более высокий духовный уровень.

Став игуменом монастыря – начальником, старшим, он старшинствует только у алтаря, начальствует только в области духа, во всем остальном по-прежнему «купленный раб». С радостью берется за самую неблагодарную, черновую работу, которая другого привела бы в уныние. Когда в монастыре вспыхнуло недовольство введенным им уставом, он не стал применять имеющуюся у него власть, а встал ночью и, не сказав никому укоризненного слова, ушел в леса рубить себе новую келью. А когда за ним пришли, не стал куражиться, передал топор новым братьям и вернулся к прежним обязанностям, каясь и принимая вину за случившееся на себя.

Русь времен Сергия уже жила идеями объединения. Но объединение народа не означает лишь то или иное государственное устройство или военное строительство. Это прежде всего некие духовные принципы, нравственные ценности и приоритеты.

Объединять следовало что-то. То, что, объединившись, и следовало защищать. Не территориальные границы, которые без этих принципов утрачивают всякий смысл. Не богатство удельных князей, что могло привести лишь к междоусобице. А какие нравственные приоритеты могли быть у народа, не одно поколение которого родилось и выросло в рабстве?

Подвиг Сергия в том, что он не только возродил из пепла эти приоритеты и ценности, но поднял их на новую высоту и этим обеспечил нравственное превосходство над завоевателями-иноверцами.

Обеспечил «самим собой», «тихим деланьем». Потому великий князь Дмитрий и поехал перед походом на татар к радонежскому старцу, что понимал: для победы у русского воинства есть все - и решимость, и боевой опыт, и оружие, не уступающее татарскому. Необходима была духовная крепость. Ее и обеспечил Сергий своим благословением.

Вот и нынешняя Россия жаждет Воскресения. И опять не помешает вспомнить ту истину, которую открыл нам своей жизнью радонежский чудотворец.

Она состоит в том, что Воскресение Руси начинается не с реформ, не с переворотов, а с воскрешения Человека – каждого в отдельности и всех вместе. А это работа скорее души, чем разума. Хватило бы только на это духовных сил...