«Отечество наше расхищается и разоряется чужими…»

Начало Смутного времени мы связываем с именами Годунова и Отрепьева. Завершение - с Мининым и Пожарским. Но не всегда вспоминают патриарха Гермогена, а ведь именно он оказался тем утесом, о который разбились корыстные замыслы польских, да и своих, доморощенных, авантюристов.

Появление Лжедмитрия как будто сорвало обручи с бочки, в которой давно бродила крепкая хмельная брага. Напомним, Борис Годунов, сменивший на троне Федора Иоанновича, понимая необходимость экономических преобразований, пытался в реформах опереться на дворянство, но то лишь кичилось не богатыми поместьями и сытыми крестьянами, а иноземным оружием да дорогой сбруей. А тут неурожай, голод, да такой, что человек охотился на человека. И вылезло наружу безобразное, смердящее, омерзительное, что было загнано внутрь силой, страхом, законом, религиозными и нравственными нормами, но что непременно жаждало вырваться. Восстал русский на русского. Измена следовала за изменой. Верность считалась пороком, предательство и воровство - доблестью. Одна за другой рвались связи - общественные, родственные, семейные, которые делали из отдельных людей единый человеческий организм, народ, нацию.  

Но куда опасней были силы внешние. Рим и Польша уже видели Россию католической, папа Павел V открыто величал Лжедмитрия “царем всей России, Московии, Новгорода и Казани”. Занимавший в то время патриарший престол святитель Иов кричит об этой опасности. Не слышат. Русские города один за другим отворяют ворота перед иноземцами. Взбунтовалась и Москва.

Толпа, вытолкав патриарха из Успенского собора, надела на него клобук и рясу простого монаха и с позором отправила в Старицкий монастырь в ссылку.

Гермоген был игуменом Спасо-Преображенского монастыря в Казани, затем первым казанским митрополитом. На патриарший престол призван в самый разгар смуты. После убийства Отрепьева бояре посадили на трон Василия Шуйского, царство которого было скорее символическим и ограничивалось лишь пределами Москвы. Объявился новый самозванец. Хитрая вдова Марина Мнишек признает его своим мужем и тайно с ним венчается. Присоединение России к Риму вновь становится реальным. Католическим агентам при дворе нового самозванца приказано закрыть доступ в государственные учреждения врагам унии, изгнать греческих монахов, представлять связи с греками как рабство, а унию как свободу. Репрессивная машина покатилась по православным центрам. Иноков, священников палили огнем, схимников и отшельников заставляли петь срамные песни, кто отказывался - убивали. В церковных одеждах плясали блудницы. На святых иконах пьяные бандиты играли в карты.  

Псковский епископ Геннадий, наблюдая происходящее, “умер от горести”. Суздальский епископ Галактион, изгнанный поляками из епархии, тоже умер в изгнании. Коломенского епископа Иосифа в плену мучили, привязывая к жерлу пушки. Тело тверского епископа Феоктиста нашли израненным и изъеденным зверями. В Ростове митрополит Филарет, отец будущего царя Михаила Романова, заперся с добровольцами в соборной церкви, но осады сдержать не смог, Филарета - раздетого, босого - увезли в плен. 23 сентября 1608 года польские отряды обложили Троице-Сергиеву лавру. Осенью 1609 года снова восстала Москва, но патриарху удалось-таки остановить народ. Воодушевленный этой маленькой победой, он решается на послание к сторонникам второго Лжедмитрия.  

“Вы забыли обеты православной веры нашей, - упрекает он их, - в которой мы родились, крестились, воспитывались и выросли... Посмотрите, как Отечество наше расхищается и разоряется чужими; какому поруганию предаются святые иконы и церкви; как проливается кровь неповинных, вопиющая к Богу!...”  

Но не была еще готова почва принять эти семена. В Москве зреет новая смута. Скинули Шуйского. Впустили в город поляков.

В боярских домах опять зазвучал орган, чужие молитвы на чужом языке. И неизвестно, как бы все обернулось, если бы не Гермоген.

Всего-то и требовали от патриарха - подписать грамотку, признающую за Владиславом, сыном польского короля Сизигмунда, право на русский престол. Патриарх поставил условие: пусть сперва примет православие и выведет из Москвы войско. “А отдаваться на волю короля не повелеваю, - предупреждал он бояр. - Не послушаете - наложу клятву”. Пробовали послать грамотку без подписи Гермогена, но российское посольство, ранее отправленное в ставку Сизигмунда и фактически арестованное, не признало бумагу. Отвечали: нет сегодня на Руси никого выше патриарха, а раз он не подписал, и мы не принимаем.  

Возрождение Руси началось не с Москвы, а с иных русских городов. Встревоженные поляки потребовали от Гермогена: останови города. “Уйдите из Москвы, - отвечал он, - иначе повелю довести начатое до конца”. Поляки уходить отказались, а патриарха заковали в цепи и бросили в темницу. Жестоко страдая, он отправляет конспиративные письма к нижегородцам, призывая крепко стоять за веру, унимать грабеж, сохранять богатство и положить души свои за дом Пречистой Богородицы.  

Это были последние послания патриарха. 17 января 1612 года он скончался от голода. Письма же те, читаемые в храмах Нижнего Новгорода, и подвигли Козьму Минина и князя Пожарского собрать новое ополчение и освободить от польских захватчиков вначале Москву, а затем и всю Россию.