«Павичев хлеб»

Сегодня мы прощаемся с Милорадом Павичем – сербским писателем, магическое слово которого осветило конец ХХ века для Европы и России в особенности. Он сам писал о себе: «самый знаменитый писатель самого презираемого народа».

Мастер бравады, гротеска, волшебной ироничной паутины, мерцающей на архитектурных элементах его умной прозы, - в этом случае он не бравирует, он, как историк, - констатирует. Сербы – «презираемый народ», а Павич самый известный в мире писатель, писавший на сербском языке и безусловно вошедший в мировую историю литературы, вписавший сербскую страницу во всемирную книгу именно тогда, когда его народ был гоним и презираем, убиваем и оболган. Он, несомненно, осознавал этот исторический груз. О нем как о мастере слова написано едва ли не больше, чем написал он сам. Литературоведы сходятся в том, что Павич «препарирует творческий процесс, разрезает его на смысловые куски и временные отрезки, превращает писателя-философа в писателя-механика».

Он, несомненно, представитель постмодерна… А разве возможно не быть им в эпоху, когда история твоей страны и всего мира превращается в пародийный постмодернистский трагифарс?

Когда исторические государства рушатся, когда народы перемешиваются словно в барабане стиральной машины, когда «космос» и «хаос» меняются местами, когда политика превращается в рутинно повторяющееся надругательство над здравым смыслом? Разве можно не быть постмодернистом? «Рождение-жизнь-смерть. Прошлое-настоящее-будущее. Явь-сон-пробуждение… Скрещивать слова. Умножать их на два. Что есть книга, как не собрание хорошо скрещенных слов?» (М. Павич «Звездная мантия»).

Кто-то из критиков заметил: то, что Павич – именно сербский писатель это – случайность. На мой взгляд, совершенно наоборот. Павич - это Павич именно потому, что он сербский писатель. Его постмодернизм не мешает ему быть совершенным представителем национальной культурной традиции. Надо знать эту традицию: здесь каждый пахарь – философ и каждый корчмарь – поэт, каждый черногорец рожден быть господином и каждый серб полон мифов и истории, вне зависимости, а скорее в обратной зависимости от полученного образования. Но с Милорадом Павичем как раз наоборот, ему образование не помешало – ведь он изучал мировую и сербскую культуру, литературу и историю – область идей, мифов и трагедий. Он был профессором литературоведения, прекрасно ориентируясь «в водах и течениях» европейского, русского и сербского литературного процесса XVIII - XX веков, он мог о многих сербских писателях эпохи Просвещения сказать: «У меня среди них много друзей!»

Он прекрасно знал и понимал русскую литературу, переводил Пушкина, «Евгения Онегина» - дважды! Он понимал природу слов и образов и был Мастером, в булгаковском смысле.

Когда в «Мастере и Маргарите» творит Мастер, для меня он как-то неземетно сливается с Милорадом Павичем, свободно путешествующим по реке времен. Другое русское имя невольно всплывает в сознании, когда думаешь о творчестве Павича и о значении его книг для вхождения его народа и языка в сознание западного читателя – Владимир Набоков. То, что Набоков сделал для русской литературы нашего века, для того, чтобы приоткрыть тайну русского мировосприятия западным сознанием, можно сравнить с тем процессом, которым мастерски управлял Милорад Павич – процессом завораживания западного читателя магией сербо-византийского письма. Согласимся с критиком: «Проза Павича основана на панславянской, византийской, во многом религиозной традиции…» Кому-то это покажется натяжкой, но это так. Именно отсюда ощущение близкого Конца времен – «сегодня конец света настолько созрел и стал таким вероятным, что вызвать его может даже трепетание крыльев бабочки…»

Милорад Павич сам говорил о своей укорененности в культурную традицию. «Я занимался сербской литературой… Особо я обязан сербским, русским, греческим и украинским церковным проповедникам периода барокко. У них я научился строить предложения, предназначенные для восприятия на слух, а не для чтения».

О том, что Павич был великолепным лектором, оратором, в эти дни вспоминают многие его слушатели, проводившие часы в переполненных залах Ниша, Нового сада, Белграда…

Первая книга Павича «Хазарский словарь» сразу заставила о себе говорить, спорить. Возмущаться. Завидовать. Словом, не оставила равнодушными. 1983 год. Белград, борющийся с перемежающимися отключениями электричества, реформами Анте Марковича и всплеском всяческого национализма. Белград, вступивший в последнюю фазу агонии социалистической федерации… И тут «Хазарский словарь». Что может сказать нам в ХХ веке судьба полумифической державы на границе Европы и Азии? Как оказалось, многое… Эта художественная метафора оказалась провидческой.

Югославия исчезла с карты Европы как и древняя Хазария, оставив след в памяти и преданиях – материале для новых сочинений.

Хорошо помню Белград 80-90 годов, политические и культурные дискуссии. Первое издание «Хазарского словаря», «сурры» из которого зачитывали и перетолковывали в белградских гостиных. Многие интеллектуалы той поры уже «переправились на лодке Харона»: художник и мыслитель Драгош Калаич, эпический и философский Милич од Мачве, полотна картин которого – готовые иллюстрации к книгам Павича…. Их нет с нами и теперь к ним присоединился Милорад Павич. В последний путь провожают его участники тех жарких споров, они знают подлинную цену каждому его слову.

Момо Капор, писатель, художник: «Вместе с Милорадом Павичем ушла бескрайняя библиотека, из которой он черпал свои чудесные истории, наполненные вымыслом и фантасмагорией. Он – творец чудесного мира, иногда трудно постигаемого, но уникального в нашей литературе. Когда уходит писатель, он не уходит навсегда – как все другие обычные люди, за ним остается нестираемый след – его творчество. Мы были друзьями и я много раз писал его портреты пером и маслом, всегда с трубкой в зубах. Даже когда он бросил курить, он грыз мундштук этой трубки, из которой навсегда ушел в вечность дух его вдохновенности».

Александр Петров, сербский поэт: «Завершился земной путь великого сербского писателя, который о себе сказал, что не имел биографии, только библиографию, другими словами – его жизнью были книги… Автор романов и поэт, историк литературы и переводчик, более четырех десятилетий назад он описал свою судьбу так: «золотник своего таланта он втиснул в краюху хлеба, а хлеб опустил плыть по течению реки…» ... «Павичев хлеб» попал в руки читателей на всех континентах, более чем на десятке языков. В руках каждого, кто отломил кусочек его хлеба, замешанного на словах, нашелся золотник, подобный тому евангельскому золотому, которым можно обогатиться без страха, что ты можешь его потерять...»

Краткая библиография:

«Железный занавес», 1973

«Хазарский словарь», 1984

«Пейзаж, нарисованный чаем», 1988

«Вывернутая перчатка», 1989

«Внутренняя сторона ветра», 1991

«Последняя любовь в Константинополе», 1994

«Ящик для письменных принадлежностей», 2000

«Звездная мантия», 2000

«Семь смертных грехов», 2002

«Уникальный роман», 2004

«Свадьба в купальне», 2005

«Другое тело», 2006

«Бумажный театр», 2008

«Мушка», 2009