Тайные пружины приговора

Вынесенный 24 марта 2016 года Международным уголовным трибуналом для бывшей Югославии в Гааге приговор в отношении Радована Караджича стал одним из самых суровых в истории деятельности данного судебного института.

Бывший президент боснийской Республики Сербской был признан виновным в совершении геноцида, военных преступлений и преступлений против человечности и приговорен к 40 годам лишения свободы. При этом обвинение требовало для Караджича пожизненного заключения.

Для того, чтобы понять логику данного решения, следует иметь в виду несколько ключевых аспектов процесса над Радованом Караджичем, а также место данного процесса в иерархии как самого Гаагского трибунала, так и архитекторов «постдейтонской Боснии» в НАТО и Европейском союзе.

Именно бывший политический лидер боснийских сербов стал одним из первых фигурантов конфликтов на пространстве бывшей Югославии, против которого было выдвинуто обвинение Гаагским трибуналом.

Первый обвинительный акт против него был подписан 25 июля 1995 года, а затем неоднократно пересматривался и дополнялся. Обнародование трех официальных версий обвинительного заключения заняло почти пять лет - с июля 1995 года по май 2000 года. Сам Караджич был арестован в июле 2008 года.

Последний по времени вариант обвинительного акта в отношении экс-лидера боснийских сербов был выдвинут прокуратурой Международного уголовного трибунала для бывшей Югославии в сентябре 2008 года и подтвержден в феврале 2009 года.

Судебные заседания в рамках процесса начались 26 октября 2009 года и завершились 7 октября 2014 года. За пять лет было проведено 497 судебных заседаний, прокуратура представила 337 свидетелей, защита – 248 свидетелей.

Подобная ситуация делала фактически невозможным не только оправдание Караджича, но и вынесение по его делу относительно мягкого приговора, поскольку это подрывало бы состоятельность самого Гаагского трибунала.

В результате Караджич был объявлен виновным по десяти пунктам обвинения, включая геноцид, преследования, убийства, депортации, насильственные перемещения, террор, захват заложников.

Второй аспект процесса над Радованом Караджичем связан с его местом в формировании соответствующей истории и трактовки всего периода этно-гражданской войны в Боснии и Герцеговине – в первую очередь, места и характера Республики Сербской. Официальная боснийская историография трактует данный государствообразующий энтитет как продукт геноцида и «этнических чисток», используя, в том числе, предыдущие решения и толкования как Гаагского трибунала, так и Международного суда ООН. Предыстория такова. В феврале 2007 года Международный суд ООН в Гааге огласил вердикт по иску Боснии и Герцеговины против уже не существовавшей к тому моменту Союзной Республики Югославия (СРЮ), датированному 1993 годом. Тогда – еще до событий в Сребренице - боснийские власти обратились в высшую судебную инстанцию с требованием признать ответственность тогдашней СРЮ за геноцид боснийских мусульман. После июля 1995 года в соответствующее исковое заявление вошло и «досье Сребреницы».

Решение Международного суда ООН оказалось двойственным. Оно квалифицировало именно события в Сребренице как «геноцид», однако возложило вину за него на армию боснийской Республики Сербской, освободив от ответственности Белград. В постановлении суда говорилось, что «не доказано ни то, что армия СРЮ участвовала в убийствах в Сребренице, ни то, что эти убийства планировали политические лидеры СРЮ».

Нынешнее решение Гаагского трибунала во многом повторяет логику Международного суда ООН. Осудив Караджича за якобы совершенный «геноцид» в отношении мусульманского населения Сребреницы, трибунал одновременно счел недоказанными обвинения в совершении геноцида «в различных регионах Боснии». Данное обстоятельство фактически дезавуирует трактовку, озвученную в свое время бывшим председателем Коллективного президиума Боснии и Герцеговины Харисом Силайджичем, - о том, что сама по себе боснийская Республика Сербская «является продуктом антимусульманских «этнических чисток». Однако столь же очевидно, что судьи на процессе по делу Радована Караджича аналогичным образом не могли нарушить тот сценарий, который ранее был написан конкретно для Сребреницы – в связи с чем осуждение бывшего лидера боснийских сербов по данным событиям было предрешено.

В-третьих, осуждение Радована Караджича вписывается в общую антисербскую канву деятельности Гаагского трибунала. При этом он призван был стать самым высокопоставленным политическим лидером сербов, осужденным за самые тяжкие преступления после смерти в застенках трибунала Слободана Милошевича.

В-четвертых, приговор, вынесенный Караджичу, фактически делает в глазах Трибунала излишними дальнейшие серьезные процессуальные действия в отношении бывшего главнокомандующего армии боснийских сербов генерала Ратко Младича.

Поскольку в данном случае для доказательства вины достаточно будет задействовать выработанный самим Трибуналом принцип «совместного преступного деяния» (joint criminal enterprise). Указанный принцип не был прописан ни в Статуте, ни в процедурных документах Гаагского трибунала, однако на всем протяжении деятельности указанного органа активно применялся прокурорами и судьями для доказательства коллективной вины верхушки не только боснийских сербов, но и лидеров Сербии и Югославии.

В-пятых, примечательным является и сам отказ судей приговорить Радована Караджича к пожизненному заключению. Это вызвано не обнаружением смягчающих вину обстоятельств, а стремлением избежать малейшего риска досрочного освобождения заключенного по законам той страны, где он будет отбывать наказание. Согласно законодательным нормам ряда государств, «пожизненное заключение» может трактоваться как срок заключения до 25 лет, и при этом осужденный имеет право подать прошение о досрочном освобождении после отбытия двух третей указанного срока. Оговоренный в приговоре 40-летний срок заключения позволяет обойти данную правовую коллизию.