Является ли историческое покаяние уступкой фальсификаторам истории?

Насколько эффективным инструментом внешней политики является фальсификация истории? Какова позиция Русской православной церкви церкви относительно таких вопросов, как десоветизация, десталинизация, декоммунизация? Эти и другие вопросы стали темой очередной программы по международной политике.

Иеромонах Филипп (Рябых) - заместитель председателя Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата.

Александр Дюков – историк, генеральный директор Фонда «Историческая память»

- Отец Филипп, если говорить о покаянии в контексте международных отношений, то складывается впечатление, что Россия испытывает комплекс вины, потому что нам постоянно дают понять, что наше прошлое небезупречно.

О. Ф.: Мне кажется, что только от нас зависит то, что мы испытываем. Необходимо самим занимать более активную позицию в современных международных отношениях. Совершенно очевидно, что Россия избрала новый путь, отказавшись от коммунизма в 1991 году. Каковы перспективы этого пути, остается вопросом, тем не менее, в нашей конституции закреплено, что Россия – это демократическая страна. Переход к демократии был нашим историческим выбором, и для меня это и есть покаяние, то есть изменение истории, которое произошло в 1991 году.

- Александр, а что об этом думаете вы, как историк?

А. Д.: В данном случае я буду говорить скорее не как историк, а исходя из контекста, в котором мы сейчас обсуждаем эту тему, в контексте международных отношений. Насколько я понимаю, покаяние – это дело индивидуальное. Поэтому все попытки говорить о каком-либо массовом покаянии несколько отдают тоталитаризмом, принципом коллективной ответственности за прошлое, что не совсем правильно. Что же касается покаяния как инструмента или орудия международной политики, то, на мой взгляд, нам достаточно активно пытаются навязать комплекс вины. Это вполне осознанная политика, которую проводят оппоненты нашей страны и с которой, безусловно, нужно бороться. Но мне не кажется, что покаяние в том смысле, который в него вкладывают оппоненты, будет для нас продуктивно, поскольку подразумевается, что мы должны отказаться от нашего советского прошлого как такового. Не осудить отдельные преступления, которые, безусловно, совершались в то время коммунистической властью, а отрицать весь период советской государственности.

Для нашей страны подобное признание будет нести целый ряд тяжелых последствий, одним из которых станет предательство русских в странах Прибалтики. Ведь идеология прибалтийских государств построена на том, что русские, которые там живут, потомки оккупантов, незаконно завезенных сюда Советским Союзом, поэтому они и лишены прав. Таким образом, признав преступность Советского Союза, мы признаем законным возмутительное ограничение прав национальных меньшинств в Латвии и Эстонии, что абсолютно невозможно.

- А вообще покаяние в международных отношениях несет в большей степени позитивный или негативный оттенок?

О. Ф.: Как раз об этом я и хотел сказать несколько слов. Когда идет речь о навязывании комплекса вины, возникает вопрос: «А кто судьи?» В данном случае судьи – западные страны, страны Восточной Европы, а подсудимые – русские, причем в любой части земного шара. Когда подобная ситуация принята международным сообществом как данность, начинается политическое давление на тех, кто виновен. Мне, как человеку, ответственному за внешние связи Русской православной церкви, часто приходится бывать за границей, и я могу сказать, что это, конечно же, не общее настроение в западном мире.

Нужно очень четко понимать, что мы не должны превращаться в страну с психологией «осажденной крепости». Есть и историки, и политики на Западе, которые выступают против истерии, направленной против России. Но есть и противоположный подход, желание показать «то, как мы пострадали, и то, как вы виноваты». В этом случае я, прежде всего как священник, обращаю внимание на то, что мы тоже пострадали. Те жертвы, которые были принесены в России в XX веке, исчисляются миллионами. И когда сегодня мы разговариваем с поляками, разговариваем с прибалтами, то видим некую зашоренность. И для меня именно здесь лежит самая главная психологическая проблема: когда человек видит свою боль, он не замечает боль другого народа, другого человека. Поэтому необходимо говорить и о своей боли, тогда начинается совсем другой разговор. Сегодня Россия должна говорить о том, что и мы пострадали. Например, когда на Украине идет речь про голодомор, мы можем ответить, что и у нас было то же самое в Поволжье, на Северном Кавказе.

- Отец Филипп, а какова позиция церкви относительно таких вопросов, как десоветизация, десталинизация, декоммунизация? Понятно, что внутри страны мы можем по-разному относиться к этим вопросам, обсуждать их, дискутировать на эту тему. А на международной арене наш голос должен зазвучать в унисон, или здесь тоже могут быть разные точки зрения, но тогда это будет заведомым признаком слабости?

О. Ф.: Вы знаете, есть другое измерение этого разговора. Говорят, что сталинский режим был тоталитарным, нацистский режим был тоталитарным – разговор идет на уровне политологических терминов. Церковь в этом случае говорит о других процессах: о процессах отхода от веры, о процессах духовной деградации. И мы подчеркиваем, что эти процессы затронули не только нашу страну, они были и есть и на Западе. А что такое Мюнхенский сговор, что такое Хиросима и Нагасаки, что такое бомбежки Дрездена? Все это действия западных союзников, и они не менее негуманны, чем то, что делало советское государство.

- Вернемся к мероприятиям, посвященным годовщине Второй мировой войны. Александр, как вы оцениваете выступление Владимира Путина в Польше именно с исторической точки зрения?

А. Д.: На самом деле, в выступлении нашего премьер-министра было довольно четко сформулированное послание, которое можно выразить в нескольких словах. У каждой страны есть трагические страницы истории, свои скелеты в шкафах. Но мы должны строить отношения между нашими странами, не обращая внимания на эти скелеты. История – отдельно, политика и экономика – отдельно.

- Но как строить отношения со странами, которые, несмотря ни на какие политические заявления, продолжают гнуть свою линию?

А. Д.: Мы должны понимать, что в данном случае речь идет не о стране и о народе, а об определенных политических элитах, которые выстроили свое существование на политике противостояния России и позиционируют себя не как мост между Европой и Россией, а как санитарный кордон перед Россией. Такая прослойка очень сильна и в Прибалтике, и в Польше, и, как мы можем убедиться, на Украине, и, безусловно, с этими людьми разговаривать бесполезно.

Мы должны признать, что советская власть совершала преступления, но мы против одностороннего рассмотрения этого вопроса. Мы против того, чтобы история вырывалась из исторического контекста и использовалась как политическая дубинка. И я думаю, что такая позиция получит поддержку у тех, кто нацелен на построение позитивных отношений с нашей страной.

- Отец Филипп, как Русская православная церковь строит отношения с коллегами из Польши? Сложно ли это?

О. Ф.: В целом строить отношения с представителями восточноевропейских стран сегодня очень сложно. Русская православная церковь рассматривается как институт, который представляет Россию в духовной и культурной сфере, поэтому на различных мероприятиях нам нередко приходится слушать упреки в отношении поведения руководства и общественности страны. Но мы понимаем, что необходимо начинать наши отношения с чистого листа – у того, кто все время цепляется за прошлое, нет будущего. Сегодня России нужно предлагать больше конструктивных идей, включить свой творческий потенциал, то есть, так сказать, забросать противников не шапками, а идеями.

- Насколько эффективным инструментом внешней политики является фальсификация истории? Или это инструмент, который может быть эффективен лишь в среднесрочной перспективе? Александр, ответьте, пожалуйста, на этот вопрос.

А. Д.: Я думаю, что это достаточно эффективный инструмент. Многое из того, что используется для фальсификации истории сейчас, было заложено гораздо раньше. Это и фашистская пропаганда, и пропаганда времен «холодной войны». Реабилитация нацистских пособников в Прибалтике и на Украине успешно ложится на общую концепцию Запада времен «холодной войны» о том, что сталинский и гитлеровский режимы, по сути, одно и то же. Резолюция «О воссоединении разделенной Европы», которую недавно приняла Парламентская ассамблея ОБСЕ, является наглядным тому примером. Имеется в виду, что существует две Европы: Западная Европа, для которой важна память о нацистских преступлениях, об уничтожении евреев, и Восточная Европа, Европа новая, у которой новые национальные герои как раз сотрудничали с нацистами, для которой существовали геноцид и оккупация со стороны СССР. И резолюция Парламентской ассамблеи ОБСЕ – это, на мой взгляд, своеобразное механическое соединение двух концепций. Более того, недавно в Таллине прошла презентация антисоветского фильма «The Soviet Story» («Советская история»), который был снят на деньги группы ООН в составе Европарламента и активно показывался на территории Восточной Европы, Прибалтики и Грузии. Согласно заключению специалистов факультета психологии МГУ, фильм явно направлен на разжигание межнациональной розни.

- То есть, по большому счету, фальсификация истории санкционирована со стороны Брюсселя?

А. Д.: Так и есть. Этот фильм будет показываться при поддержке Еврокомиссии, высшего исполнительного органа Евросоюза, а значит, фильм санкционирован на высшем уровне. Таким образом, концепция «воссоединения разделенной Европы», создания Европы за счет «другого», в данном случае России, нам, безусловно, угрожает.

- Отец Филипп, сейчас со стороны критиков звучат мнения, что не только Европа, но и Россия занимается фальсификацией истории, в частности, в отношении нашей недавней советской истории, личности Сталина. Насколько я понимаю, церковь занимает отдельную позицию по этому вопросу? В связи с такой позицией, не объединится ли церковь с критиками России по данному вопросу?

О. Ф.: Действительно, в 30-е годы XX века Русская православная церковь пережила самые страшные атеистические гонения. Но в условиях, когда власть открыто объявляла себя врагом церкви, в первый день войны митрополит Сергий призывает людей на священную войну с немецкими захватчиками. Это пример настоящего мужества и понимания того, что церковь является носительницей национальных интересов народа, с которым она прошла тысячелетнюю историю. Это к разговору о позиции церкви и вопросу о ее патриотичности.

Что касается фальсификации истории, то сегодня Россия не должна заниматься самобичеванием и отказываться от советской истории. На мой взгляд, мы должны сделать простую вещь. Во-первых, вернуть исторический багаж, накопленный до 1917 года в современную действительность, восстановить исторические названия улиц, городов. Это не вопрос переименования, это вопрос возвращения, возвращения того исторического и культурного богатства, которое мы имели до революции. То, что было сделано в советское время, необходимо оставить, как историческую память, но то, что было искажено или разрушено, необходимо восстановить. Во-вторых, Россия должна дорожить жизнями всех поколений своих граждан, помнить их, в том числе тех, кто погиб в ГУЛАГе. Давайте устанавливать мемориалы, как, наприме,р церковь в Бутово и этим самым говорить о том, что никогда больше в истории России одна часть людей не должна идти на другую, говорить о гражданском примирении. Это ни в коем случае не самоуничижение, это – дань исторической памяти.

- Россия, как известно, нация крайностей. Нам очень тяжело придерживаться «золотой середины». Александр, как вы считаете, можно ли вернуть дореволюционный культурный багаж, не отменяя того, что было достигнуто в советское время?

А. Д.: Я думаю, что соблюсти «золотую середину» можно. Нужно просто помнить, что периоды Российской Империи, Советского Союза и Российской Федерации являются частями одного целого и вытекают один из другого. И ни один из этих периодов не должен противопоставляться другому. Безусловно, нам нужны мемориалы репрессированным священникам, репрессированным крестьянам, но нам нужны и мемориалы жертвам нацистского геноцида на оккупированных территориях, которые в советское время из соображений ложной политкорректности не ставились.

- У нас нет и памятников воинам и жертвам Первой мировой войны.

А. Д.: Совершенно верно. Но беда здесь даже в другом. Сейчас в церкви есть люди, которые, как и наши оппоненты в Прибалтике, говорят о том, что победа во Второй мировой войне была поражением русского народа, о том, что большевистская власть уничтожила русскую нацию как таковую. Такая крайность, которая в наше время существует, выглядит весьма опасной.

О. Ф.: Абсолютно с вами согласен. Для меня непонятны такие высказывания. Хотя, с моей точки зрения, страна еще отчасти осталась в плену советской идеологии, она получила шанс на то, чтобы в будущем поколения переосмыслили свой путь и вышли на другие перспективы, что мы и сделали. Именно победа в Великой Отечественной войне дала нам этот шанс.

- Если европейские страны выступают с осуждением коммунизма и приравнивают его к нацизму, то почему сегодня в Европе, в той же Польше, существуют коммунистические партии, которые успешно функционируют? Во Франции коммунистическая партия – третья по величине в стране. Может быть, причина не в самом коммунизме, а в патологической русофобии некоторых европейских стран?

А. Д.: Действительно, в борьбе против демонизации Советского Союза у нас есть союзники в лице левых европейских партий. А все попытки праворадикальных партий добиться от нас осуждения советского строя – это форма замаскированной русофобии.

- А на что рассчитана подобная политика?

О. Ф.: Европейские страны решают таким образом различные национальные задачи. Одни страны решают задачи национальной консолидации, другие борются за региональное лидерство в Европе и пытаются создать вокруг себя блок государств, который был бы внутренне интегрирован и построен на отношении к России как к некоему внешнему врагу, империи зла. Причем антироссийские настроения нарастают именно тогда, когда позиции нашей страны в мире ослабевают.

- Отец Филипп, а все-таки, на какой стороне в этой дискуссии находится церковь, которая в целом осуждает коммунизм?

О. Ф.: Я предлагаю выйти за рамки режимов в этой дискуссии. Ведь исторически и нацизм, и коммунизм, и либерализм – это детища французского Просвещения. И зарядом всех этих трех идеологий является борьба с Богом, правда, спектр этой борьбы в разных идеологиях различен. Если нацизм – это сделка с сатаной, ведь Гитлер был поборником мистических культов, то коммунизм – это отвержение религии вообще и уход в материальное, а либерализм – это некая теплохладность. То есть мы не трогаем религию: она уйдет сама, а мы ей поможем. Одним словом, во всех трех идеологиях содержится некое жесткое антирелигиозное послание. И сегодня в диалоге с Западом Россия имеет преимущество, так как, пройдя через период атеизма, она закалилась, и теперь духовные ценности имеют для нас большое значение, в то время как на Западе они размываются. Теперь, как мне кажется, настал момент, когда мы можем задавать вопросы Западу и вести диалог на равных.

Аудиоверсию программы слушайте на сайте «Говорит Москва»