Электроэнергетика по-азиатски

С наступлением осени в Центральной Азии вновь стал актуальным один из главных вопросов региональной политики – не замерзнет ли предстоящей зимой значительная часть ее жителей. Точнее, хватит ли всем государствам региона энергоресурсов, чтобы обеспечить экономику и население электрической и тепловой энергией. Вопрос этот далеко не праздный, так как суровой зимой 2007/2008 гг., когда температура во многих районах Центральной Азии опустилась ниже 30 градусов, регион в буквальном смысле оказался на грани гуманитарной катастрофы. Особенно актуальной энергетическая проблема является для Киргизии и Таджикистана, которые, не имея собственных запасов нефти и газа, вынуждены закупать их в других государствах региона. Не случайно вопросы достройки крупнейшей в регионе Рогунской ГЭС, а также активизации разведки на территории республики газовых ресурсов стали ключевыми в ходе состоявшегося 21-23 октября визита в Москву президента Таджикистана Э. Рахмона и его переговоров с российским президентом Д. Медведевым.

Располагая богатыми энергетическими ресурсами, Центральная Азия отличается крайне неравномерным их распределением по территории региона. Если «нижние» страны, к числу которых относятся расположенные в нижнем течении Амударьи и Сырдарьи Казахстан, Узбекистан и Туркменистан, богаты нефтью и газом, то «верхние» государства - Киргизия и Таджикистан - их почти не имеют.

Однако, «верхние» страны, контролирующие истоки рек, располагают не менее, а в условиях засушливого климата Центральной Азии гораздо более важным ресурсом – водой.

Около 80% водных ресурсов региона формируется на территории Киргизии и Таджикистана, а потребляется Казахстаном, Узбекистаном и Туркменией. Большая часть водостока формируется за счет Амударьи и Сырдарьи, которые берут начало в Киргизии и Таджикистане. На территории Казахстана, например, сток Сырдарьи формируется всего на 6%, а водозабор из нее составляет 38%. Аналогичная ситуация складывается в Туркмении и Узбекистане. С распределением воды связана еще одна особенность региональной энергетики. Если Казахстану, Узбекистану и Туркменистану она нужна, прежде всего, для орошения сельскохозяйственных угодий весной и летом, то Киргизии и Таджикистану – для выработки в зимний период электроэнергии, которая в условиях отсутствия нефти и газа становится единственным доступным для них энергоресурсом.

Однако, ирригационный и энергетический режимы работы электростанций существенно отличаются. Ирригационный режим подразумевает сброс большого количества воды в летний период, когда она нужна Узбекистану и Казахстану для орошения полей. В энергетическом режиме электростанции производят массовый сброс воды зимой, когда потребности в электроэнергии возрастают. При этом зимний сброс воды в Киргизии нередко вызывает наводнения, от которых страдают территории Южного Казахстана. Поскольку же запасы воды в регионе ограничены, для круглогодичной работы в обоих режимах ее не хватает. Так, при работе в ирригационном режиме воды в Киргизии и Таджикистане не хватает зимой, что ведет к возникновению энергодефицита. В советский период, когда энергетические комплексы республик Средней Азии и Казахстана являлись частями единого целого, электростанции работали в ирригационном режиме, сбрасывая воду весной и летом и получая взамен газ, уголь и мазут из других республик зимой. После распада СССР ситуация изменилась, и все расчеты за энергоносители стали производится по рыночным ценам. Платить же за используемую для орошения воду «нижние» страны отказываются, рассматривая ее в качестве общего достояния государств региона. В итоге все затраты на поддержание гидроэлектростанций легли на Киргизию и Таджикистан, что привело к значительному ухудшению их технического состояния.

Не имея собственных топливных ресурсов, а также испытывая трудности с их приобретением, Киргизия и Таджикистан планируют решить свои энергетические проблемы с помощью строительства новых ГЭС, заложенных еще в советский период.

В Киргизии это каскад Камбаратинских ГЭС на реке Нарын, а в Таджикистане – Рогунская и две Сангтудинские ГЭС. Основным инвестором этих проектов выступает Россия. Соглашения об участии российских компаний в строительстве Камбаратинских ГЭС были подписаны в октябре 2008 г. во время визита Д. Медведева в Бишкек. Проектная мощность Камбаратинской ГЭС-1, расположенной в среднем течении Нарына, должна составить 1900 МВт, а ежегодная выработка электроэнергии – 5,1 млрд. КВт/ч. Камбаратинская ГЭС-2 в среднем течении реки Нарын будет иметь мощность 360 МВт и годовую выработку электроэнергии в размере 1,1 млн. кВтч. В январе 2008 г. Киргизия собственными силами возобновила строительство станции собственными силами, и на сегодняшний день готовность ее основных сооружений составляет около 50%. Станция будет работать по российским технологиям – оборудование для нее поставит «Ленинградский металлический завод», входящий в состав ОАО «Силовые машины». Пуск первого энергоагрегата Камбаратинской ГЭС-2 запланирован на декабрь 2009 г. В то же время, достроить Камбаратинскую ГЭС-1 за счет собственных средств Киргизия не смогла, и завершение проекта будет осуществляться за счет российских кредитов.

В энергетической сфере Таджикистана России удалось продвинуться гораздо дальше. В июле 2009 г. при участии президентов России и Таджикистана была полностью введена в строй Сангтудинская ГЭС-1 на реке Вахш, на 100% построенная за счет российских средств. Проектная мощность станции, 75% акций которой принадлежит «Интер РАО ЕС», составляет 670 МВт. Строительство второй из Сангтудинских ГЭС является совместным проектом Таджикистана и Ирана. Проектная мощность станции составит 220 МВт, что в три раза меньше, чем Сангтудинская ГЭС-1. В течение 12,5 лет после запуска станция будет являться собственностью иранской стороны, после чего перейдет к Таджикистану. Электроэнергию, которая будет вырабатываться на Сангтудинской ГЭС-2, планируется использовать для снабжения наиболее энергодефицитного района – расположенной на севере Согдийской (бывшей Ленинабадской области), а ее строительство предполагается закончить в 2011 г.

Вместе с тем, строительство крупнейшей на территории региона Рогунской ГЭС завершить пока не удалось. В соответствии с российско-таджикскими соглашениями 2004 г. ее финансирование должен был осуществлять «Русал», намеревавшийся использовать электроэнергию для обеспечения работы «Таджикского алюминиевого завода», предварительная договоренность о приобретении которого была достигнута с руководством республики.

Однако в течение нескольких лет правительство Таджикистана так и не решилось продать завод, который обеспечивает более половины экспортных доходов страны. Вдобавок между «Русалом» и правительством республики возникли разногласия по поводу высоты плотины.

Если «Русал» считал достаточным вариант высотой 285 м., то таджикская сторона – 385 м., что, по ее мнению, позволило бы вырабатывать 13,4 млрд. кВт/ч. в год. Помимо экономических аналитики отмечали и политические причины затягивания проекта - в строительстве Рогунской ГЭС не был заинтересован Узбекистан, неоднократно выступавший против планов сооружения в регионе крупных ГЭС. Именно необходимость учитывать мнение Узбекистана являлась одной из главных причин, сдерживавших российские инвестиции в достройку станции.

С точки зрения Узбекистана проекты строительства гидроэлектростанций в верховьях крупных водных артерий должны учитывать интересы всех государств региона и проходить обязательную экспертизу на предмет их технологической и экологической безопасности, а также гарантировать сохранение водного баланса. Иначе их реализация может привести к непредсказуемым социальным, политическим, экономическим и экологическим последствиям. Наиболее нежелательными для себя Узбекистан считает проекты Рогунской ГЭС и Камбаратинской ГЭС-1. Опасения Узбекистана можно понять, если учесть, что 2/3 его населения, самого многочисленного в регионе, проживает в сельской местности и занято в аграрном секторе. Поэтому его жизнедеятельность критически зависит от поступающей с территории «верхних» стран поливной и питьевой воды. Сложившаяся в сфере водопользования ситуация фактически является отражением глубокого социально-экологического кризиса, назревавшего несколько десятилетий. В его основе лежит несоответствие природно-климатических ресурсов региона быстрому приросту его населения и нерациональная система хозяйствования. В 1960-2000 гг. общий объем водозабора в Центральной Азии увеличился в два раза. 90% этой воды расходуется на земледелие, которое производит около 1/3 ВВП региона. В течение ХХ века орошаемая площадь на душу населения, численность которого быстро росла, сократилась более чем в три раза (с 0,6 до менее чем 0,2 га). В результате все большая часть сельского населения Центральной Азии не может удовлетворить свои минимальные жизненные потребности.

В этих условиях распределение воды может оказаться более чем действенным инструментом политического и экономического давления на соседей.

Однако, позиция Узбекистана вряд ли заставит Киргизию и Таджикистан отказаться от строительства ГЭС, так как другого пути для обеспечения своей энергетической и экономической независимости у них пока попросту нет. В настоящее время Узбекистан сам использует положение монопольного поставщика газа для оказания на эти страны давления. Так, 23 сентября Узбекистан полностью прекратил поставки газа в южные регионы Киргизии и на 30% сократил его подачу в северные области республики. Причиной отключения стала задолженность киргизской стороны за газ в размере 19 млн. дол. Подача газа была возобновлена лишь 19 октября после того, как Киргизия частично погасила долги и была вынуждена согласиться с предложенной Узбекистаном новой системой расчетов, в соответствии с которой каждые 10 дней осуществляется полная предоплата за газ. Комментируя этот конфликт, «Фергана.Ру» отмечает, что Узбекистан поставляет в Киргизию газ по «европейской» цене в 240 дол. за 1 тыс. куб. метров, хотя еще два года назад цена составляла 55 дол., и предполагает, что причиной таких жестких ценовых условий является ведущееся в республике строительство гидротехнических сооружений.

В конце сентября Узбекистан заявил о своем намерении выйти из работы единой энергосистемы Центральной Азии и работать автономно, что может создать проблемы с энергообеспечением Киргизии, Таджикистана и южных регионов Казахстана. Кроме того, Киргизии пришлось бы расходовать зимой дополнительные объемы воды, необходимой для сельского хозяйства Казахстана и Узбекистана летом. В советский период энергосистема Центральной Азии состояла из двух сегментов, один из которых, расположенный в Северном Казахстане, был органически связан с электросетями России, а второй, охватывавший Среднюю Азию, включал энергосистемы Южного Казахстана, Узбекистана, Туркменистана, Таджикистана и Киргизии. Диспетчерский центр по управлению региональной энергосистемой Средней Азии находился в Ташкенте. В результате независимый Узбекистан унаследовал статус регионального энергетического координатора, через сети которого осуществляется передача электроэнергии во все республики региона. К концу октября Узбекистан передумал и заявил о том, что останется в единой энергосистеме, ограничившись платой за транзит электричества из Туркменистана в Таджикистан. Однако «энергетический сепаратизм» Киргизии, Таджикистана и Казахстана такие действия Узбекистана только усиливают.

Став главным участником крупных энергетических проектов Киргизии и Таджикистана, Россия невольно ввязалась в развернувшуюся вокруг них сложную геополитическую игру, от исхода которой во многом будут зависеть ее политические и экономические позиции в Центральной Азии, а также в Афганистане и Пакистане, куда в перспективе также планируется поставлять электроэнергию.

Главной интригой этой игры является вопрос о том, сумеют ли «верхние» страны региона вместе с Россией достичь компромисса с Узбекистаном, или противостояние с ним все же выльется в открытый конфликт.

В последнем случае не исключена жесткая поляризация государств Центральной Азии на два политических блока, один из которых будет придерживаться пророссийской, а другой – антироссийской ориентации.