Столетие
ПОИСК НА САЙТЕ
29 марта 2024
Николай Свербеев: «Человек на войне какой-то другой становится…»

Николай Свербеев: «Человек на войне какой-то другой становится…»

Ветеран Великой Отечественной размышляет о прошлом и настоящем
21.06.2014
Николай Свербеев: «Человек на войне какой-то другой становится…»

С Николаем Петровичем Свербеевым мы дружим давно. Кавалер орденов Отечественной войны I и II степени, он избирался председателем сельсовета и председателем колхоза, был инструктором райкома КПСС, зав. отделом пропаганды, много лет работал главным государственным инспектором по закупкам сельхозпродукции, главным экономистом районного управления сельского хозяйства.

- Николай Петрович, вы как-то сказали: «Книг о войне написано много, но правду о ней так до сих пор никто и не сказал». Так какая же она – правда о войне?

- Это уж больно объемное понятие-то. Все гораздо проще.

- Проще с какой точки зрения?

- Более бестолково, что ли. В книгах все не всамделишное, надуманное.

- А как же писатели-фронтовики?

- У них больше человеческих отношений, меньше батальных сцен, чем у тех авторов, кто пороха не нюхал. Но все равно любое художественное произведение создается по законам жанра, а жизнь, тем более жизнь на войне, никаких законов не признает. Да, у фронтовиков война больше похожа на войну – у Константина Симонова, Юрия Бондарева…

- Виктора Астафьева…

- К Астафьеву у меня свое отношение. У нас в запасном полку условия были еще хуже, чем он описывает в романе «Прокляты и убиты», но мы воспринимали это как должное. Война, откуда быть изобилию-то? Да и как разрушенной стране накормить такую армию. У него просто фантазия работает. А правду – ее, наверное, и не написать.

- И все-таки, что такое война? Грязь, труд, работа, атаки, «ура»?

- Да как сказать. Для нас, танкистов, это был огромный труд. И огромное истязание. Мы вот как в сундук четыре человека сунуты. Снизу от аккумуляторов несет электролитом, от пушки – пороховыми газами. Бесконечный запах. И куда ни сунься, везде обо что-то да стукнешься. Пальцы отдавлены, на теле всюду синяки. Как свободная минутка выдастся, надо смотреть за ходовой частью, за электрооборудованием, а то и башню не развернуть. За всем надо смотреть. Большая. бесконечная работа. Уже до того утыркаешься, что ни о каком страхе не думаешь.

- Я почему спрашиваю? Для нынешнего компьютерного поколения война – игра, стрелялки. Убить компьютерного человечка – развлечение. А если тебя убьют, не страшно, у тебя ведь еще пять жизней. В крайнем случае, можно начать игру сначала. Смотришь сейчас, что делается на Украине – молодые ребята, почти дети, убивают с такой легкостью, как будто в игру играют.

- Нет, они воспитаны так. Весь Запад Украины – у них другие исторические, культурные, языковые традиции. И это все время подогревается и культивируется.

- Хорошо, обратимся к другому примеру. 93-й год, Москва, Останкино, стреляют. Мы, журналисты, прячемся от пуль в кустах, а рядом, как ни в чем не бывало, гуляют мужики с собачками, дамочки с детскими колясками. Для них это телевизор, они зрители, их не убьют. И убивали.

- Да простой человек не понимает и не соображает ничего. Эти-то, с Западной Украины, немного соображают. Но им вот внушили…

- А у вас на войне чувство страха, опасности постоянно было?

- Да все время. В танке, правда, оно пропадало. Там и некогда ни о чем думать, а кроме того, ты ничего не видишь. Просто ждешь, когда в тебя бухнет.

- А когда из боя выходили? Вы вышли, а другой экипаж не вышел…

- Ну так ведь уж… . Как-то притерпишься. Привыкаешь и к крови, и к смерти. Человек на войне какой-то другой (я не объясню) становится. Жалко тех, кто погиб. Но в то же время и сам ждешь. Я это не могу даже описать.

- Вы в каком году на фронт ушли?

- В 43-м. Еще и 17 лет не было. Попал в учебный полк в Марийской республике. Там было два лагеря – Кундыш и Сурок. Шутили еще: «Как посмотришь в котелок, виден Кундыш и Сурок». Но ведь тогда пайка – худая или хорошая – она солдату и доставалась.

- И после учебки вас направили…

- В Белоруссию, а 5-ю танковую армию. Но в городах мы не были. Так, где придется. Потом перешли на территорию Литвы под Шауляем. Вышли к Балтийскому морю в районе Паланги. Я первый раз в жизни море увидел. Там еще немецкие корабли стояли и нас обстреливали.

- Вас там и ранили?

- Ранили на границе Латвии и Литвы. Многих тогда повыбило, и мы были на переформировании. Меня направили в противотанковую батарею. Я ведь по военной-то специальности был артиллеристом. В ту ночь на посту стоял. И в 4 часа утра к нам подобралась немецкая разведка. Ночь была лунная, я почувствовал что-то неладное, забеспокоился. А тут уж мне немец, в кожаной куртке, в очках, кажется, пистолетом тычет. Сумел, подобрался. Ну, я в него выстрелил, другого штыком (стукнул, не стукнул – не знаю), третьего прикладом. Тут и в меня стали стрелять. В ноги, в живот. Приклад от карабина – в щенки. Может, он меня и спас. Я упал, еще какого-то солдатика собой накрыл, В это время наши разведчики подоспели, они, видать, за немцами по пятам шли. Но я этого уже ничего не помню. Пять пуль во мне сидело. Вот вся моя война и приключения.

- Потом домой?

- Нет, упросил оставить в армии. Определили в учебно-ремонтную танковую часть как ограниченно годного к военной службе. Еще три операции после этого перенес. Вот и дожил до сегодняшних дней. А если бы домой пришел – в голод и разруху, может, и умер бы.

- Много говорилось о вьетнамском, афганском, чеченском синдроме. У вас был какой-нибудь послевоенный синдром? Ощущения ненужности, обманутости?

- Об этом как-то не думалось тогда. Это сейчас начинают философствовать. Никакого синдрома. Мы совершенно по-другому мыслили. Что потопаешь, то и полопаешь.

- Вы ушли на фронт мальчишкой, а пришли…

- Да мальчишкой, не мальчишкой ушел, а уже год конюхом отработал, любое дело крестьянское мог делать. Я 8-й класс оканчивал в войну, в 42-м. И ходил в школу через день. Потому что работал. Один день корм на ферму вожу, на другой – в школу иду. Но учился хорошо.

- Из какой деревни на войну уходили, туда же и вернулись?

- Да.

- Вот вернулся – раненый, фронтовик, инвалид, грудь в орденах…

- А через дом говорят: «Наш совсем не вернулся». Никто с тобой особо не считался.

- …и никакой гражданской специальности не было.

- А крестьянская специальность всегда со мной. Пахать, косить я с 10 годов умел. Что скрывать, жили бедно, голодно, но тогда было будущее. Цель. Она позволяла терпеть и холод, и голод, и нужду. А сейчас, вроде, сыты, пьяны, нос в табаке, а будущего нет. Мы о Родине думали. Нынче же о своем кармане многие думают, о своем благополучии.

- Перед Днем Победы вы мне признавались, что часто листаете Книгу памяти, и это для вас самое главное чтение…

- Эта книга имеет для меня особую ценность, потому что многих знал лично. А потом по фамилиям-то узнаешь. Что вот был чей-то отец, брат. Я когда читаю, до того представляю всех этих людей. Какие они были хорошие! Вот из одной деревни, рядом с ним сидел за одной партой – Шурка Царев. Вот Петька Капралов, Гришка Васильков, Саша Смирнов, Ванька Смирнов, Ефремов Коля. Господи, никого не стало.

Беседовал Александр Калинин

Тверская область

Специально для Столетия


Эксклюзив
28.03.2024
Владимир Малышев
Книга митрополита Тихона (Шевкунова) о российской катастрофе февраля 1917 года
Фоторепортаж
26.03.2024
Подготовила Мария Максимова
В Доме Российского исторического общества проходит выставка, посвященная истории ордена Святого Георгия


* Экстремистские и террористические организации, запрещенные в Российской Федерации: американская компания Meta и принадлежащие ей соцсети Instagram и Facebook, «Правый сектор», «Украинская повстанческая армия» (УПА), «Исламское государство» (ИГ, ИГИЛ), «Джабхат Фатх аш-Шам» (бывшая «Джабхат ан-Нусра», «Джебхат ан-Нусра»), Национал-Большевистская партия (НБП), «Аль-Каида», «УНА-УНСО», «ОУН», С14 (Сич, укр. Січ), «Талибан», «Меджлис крымско-татарского народа», «Свидетели Иеговы», «Мизантропик Дивижн», «Братство» Корчинского, «Артподготовка», «Тризуб им. Степана Бандеры», нацбатальон «Азов», «НСО», «Славянский союз», «Формат-18», «Хизб ут-Тахрир», «Фонд борьбы с коррупцией» (ФБК) – организация-иноагент, признанная экстремистской, запрещена в РФ и ликвидирована по решению суда; её основатель Алексей Навальный включён в перечень террористов и экстремистов и др..

*Организации и граждане, признанные Минюстом РФ иноагентами: Международное историко-просветительское, благотворительное и правозащитное общество «Мемориал», Аналитический центр Юрия Левады, фонд «В защиту прав заключённых», «Институт глобализации и социальных движений», «Благотворительный фонд охраны здоровья и защиты прав граждан», «Центр независимых социологических исследований», Голос Америки, Радио Свободная Европа/Радио Свобода, телеканал «Настоящее время», Кавказ.Реалии, Крым.Реалии, Сибирь.Реалии, правозащитник Лев Пономарёв, журналисты Людмила Савицкая и Сергей Маркелов, главред газеты «Псковская губерния» Денис Камалягин, художница-акционистка и фемактивистка Дарья Апахончич и др..