Николай Янковский: «Генетики могут помочь и террориста найти…»

Помню, на Российско-Белорусском форуме, посвященном пропаганде науки, мы терпеливо слушали довольно скучноватые выступления ученых до тех пор, пока на трибуну не поднялся директор Института общей генетики РАН Николай Казимирович Янковский. И тут мы слышим о научных исследованиях, которое помогли даже установить личности террористов, взорвавших бомбу в аэропорту Домодедово… Нашу беседу с ученым я начал с частного вопроса.

– Николай Казимирович, как получилось, что вы решили стать генетиком в самое нелегкое для этой науки время?

– Мой отец родом из маленькой деревни в северной Белоруссии. А мама из профессорской семьи – такое после революции случалось. А потому с малых лет у меня было убеждение, что буду учиться в университете. Поступал в МГУ, но одного балла не добрал, хотя у меня и была медаль – конкурс был очень сильный. Но неудача моя обернулась благом. Сначала меня взяли в инженерно-экономический институт, где проучился полгода. Сдал курс начертательной геометрии, которая мне очень нравилась и которая никогда мне в жизни не пригодилась. А также законспектировал первый том «Капитала» Маркса…

– А это пригодилось?

– Запомнил только одну из первых фраз: «Капитал тем и отличается от вдовушки Квикли (шустрая вдовушка), что неизвестно с какой стороны за него взяться»... Но все-таки я хотел заниматься биологией, а потому и оказался в Ленинградском университете, куда перевелся из своего института. Город был для меня не чужой – там родилась моя мать. Мои интересы – биология и химия, возможно, потому, что мой дед был заведующим кафедрой физической химии в Казанском университете, где он оказался после «шарашки». На биофаке ЛГУ я с первого курса работал в лабораториях кафедры генетики и каждый год – в разных. Диплом защищал уже в Москве по генетике бактериофагов, которые дают сотню потомков всего через 20 минут, то есть получить результат можно гораздо быстрее чем, например, на человеке. Потом кандидатская. В это время рождалась генная инженерия. Оказалось, что она нужна не только как теория, но и на практике. Тогда я работал в «Главбиопроме» в институте ВНИИгенетика, который создал С.И. Алиханян. Все были молоды, до 30 лет, и перед нами были поставлены сугубо практические задачи. Наш руководитель четко определил, что необходимо решать проблемы не те, которые нужны просто кому-то здесь и сегодня, а те, которые необходимы всему миру. Кстати, институт до сих пор выполняет этот завет… Тогда была исходная задача: создать заменители крови для переливания. Для этого нужно было сконструировать бактерии, образующие в промышленном масштабе каждую из аминокислот (это «кирпичики» из которых состоят все белки). Нами были получены уникальные результаты, которые были запатентованы, лицензированы и на протяжении ряда лет были лучшими в мире в промышленном производстве одной из аминокислот (треонин). Так на своем опыте я понял, что можно, нужно и достижимо ставить и решать задачи «на высшем мировом уровне», была бы голова на плечах. В 1991 году меня пригласили в Институт общей генетики им. Н.И. Вавилова Российской Академии наук. Директором института тогда был академик Сергей Васильевич Шестаков, он же заведовал кафедрой генетики МГУ. А пригласил он меня заниматься работами по программе «Геном человека», сформированной в нашей стране за пару лет до этого.

О генах и людях. Популяризировать генетику сложно, да и желающих среди ученых найти трудно. А ведь надо, потому что она   год от года становится все весомей в науке в целом. Именно поэтому Н.К. Янковский и его коллега доктор биологических наук С.А. Боринская выпустили популярную брошюру «Люди и их гены: нити судьбы». В ней немало образных сравнений, которые позволяют лучше понять некоторые особенности генетики. В частности: «Наследственную информацию можно сравнить с текстом, записанным молекулярными буквами. Каждая такая «буква» (нуклеотид) состоит из нескольких десятков атомов. Буквы соединены в длинные линейные цепочки, составляющие молекулы дезоксирибонуклеиновой кислоты (ДНК). В каждой клетке человека находится два набора молекул ДНК (папин и мамин) по 3 миллиарда букв – нуклеотидов в каждом. Они несут информацию о программе развития и функционирования организма. В этой записи можно различить отдельные «слова» – гены (от греческого «генос» – происхождение)».   

– Термины генетики для широкой публики столь же загадочны, как и химические формулы…

– А у нас на них строится все!

– И все же позвольте предельно упростить образ. Значит, были какие-то письмена, состоящие из отдельных букв. Видно, что они образуют слова, а те складываются в предложения. Надо «прочесть» хотя бы одно слово, понять его суть, а потом уже и расшифровать весь текст. Такой работой занимаются, к примеру, египтологи или наши специалисты по берестяным грамотам, не так ли?

– Что-то похожее в таком сравнении с работой генетиков есть… Руководителем программы «Геном человек» был академик А.А. Баев. У него был «список» из дюжины исследователей, куда входил и я, которые направлялись на разные международные конференции, связанные с этой проблемой. Практически все они проводились за рубежом – Россия начинала программу «Геном человека», имея финансирование в одну треть от американского, а закончила ее с финансированием… в одну тысячную. Но эти командировки дали возможность не только познакомиться с последними достижениями, но и установить контакты с коллегами…

– Не потому ли многие наши генетики и биологи уехали в лихие 90-е?!

– Из тех, кто работал с Баевым – уехало всего несколько человек. Оставшиеся сейчас руководят крупнейшими институтами и центрами, связанными с генетикой.

О генах и людях. Записанная в генах программа развития организма реализуется в процессе роста и деления клеток, от первого деления зародышевой клетки до последнего вздоха человека. Судьба каждой клетки определяется тем, какие группы генов в ней работают. Большинство генов в каждой клетке «молчит». Постоянно работают во всех клетках только так называемые гены «домашнего хозяйства». Это те гены, которые заняты синтезом клеточных структур, производством энергии, «ремонтом» молекул ДНК… В норме последовательное включение и выключение групп генов в разных клетках удивительно согласованно – так, будто ими управляет невидимый дирижер. Действительно, в каждой клетке как бы «звучит» свой аккорд генов, и их работа определяет специфичность клетки.

– Как вы считаете: почему именно Баеву позволили возглавить эту программу? Ведь Александр Александрович 16 лет был в ГУЛАГЕ, потом еще 16 лет в ссылке, врачевал в глухой сибирской деревне… Тем не менее, как только он вернулся в Москву, тут же был избран в Академию наук, стал одним из лидеров отечественной молекулярной биологии, почему?

– Лидеры в науке всегда остаются лидерами. Через «шарашки» прошли многие наши выдающиеся ученые и конструкторы. Они оказывались там подчас случайно, хотя могли руководить в это время крупными институтами. Баев в ряду Туполева, Королева, Глушко… Многие генетики после сессии ВАСХНИЛ 1948 года оказались отстраненными от науки, но как только они смогли вернуться, они вернулись в науку. И «цена» каждого была хорошо известна научной общественности. Баев был компетентным и известным человеком в науке до того, как его арестовали. И у него сохранился деятельный интерес к науке, хотя ему пришлось пройти через ужасные испытания. Он выстоял. Казалось бы, парадокс: те, кто прошел через лагеря и не сломался, были особенно ценными людьми в той науке, которую власть «опустила» и которую им предстояло поднять. Баев сохранил свои убеждения в ценности той науки, которой он посвятил себя.

– Это чувствовалось при общении с ним?

– Да. С ним всегда было интересно общаться. Он обладал удивительным качеством на лету схватывать суть идеи, которую ты излагаешь, хотя раньше он ничего о ней не знал и не мог знать. Химия, биология и особенно генетика – в них знать все просто невозможно, но определять главное можно и нужно – Баев это делал. Он всегда принимал правильные решения: точно определял, что самое важное и что достижимо. Меня ввели в состав Совета по геному человека, и я получал чрезвычайно важный опыт, когда я видел, как Баев принимает решения. Коллектив был амбициозным, руководить таким сложно. Но Баев делал так, что единство в коллективе сохранялось. И одновременно принимались верные решения. Он обладал колоссальным умом, обаянием, знаниями и, что скрывать, определенной хитростью. Для меня это было хорошим уроком, как будущему руководителю.

О генах и людях. Взаимодействие генов и среды иногда сравнивают с карточной игрой. Хороший игрок может выиграть и с плохими картами, а плохому не помогут даже самые лучшие гены, которые «сдаст» ему судьба.

В древней Спарте «неправильных» младенцев сбрасывали со скалы. В 1930-е гг. в США в евгенических целях были подвергнуты принудительной стерилизации около ста тысяч человек, носителей определенных, утвержденных государством признаков. Такие меры не только аморальны, но и бессмысленны с точки зрения генетики, так как практически не снижают частоты проявления данных признаков в следующих поколениях.

На пороге третьего тысячелетия человечество стремится заплатить поменьше за свое благополучие – взять под контроль собственные генетические процессы и вносить в них коррективы не ценой жизни носителей неблагоприятных мутаций, а с надеждой поправить, в перспективе, генетические тексты по собственному разумению, на основе информации, получаемых при геномных исследованиях».

– Не кажется ли вам, что вы попали на определенный излом генетики как науки? Это видно по стендам в вашем институте. К примеру, экспедиция в Эфиопию. Это традиции, идущие от Николая Ивановича Вавилова?

– Это не только традиции. Экспедиция проехала по тем самым точкам – полянкам, овражкам, отмеченным в его дневниках – где Вавилов собирал свои образцы.

– Зачем?

– Чтобы посмотреть, что на этом месте сейчас. Почему это интересно? Потому что важно не только то, что есть сейчас, но и что с этим местом будет… Столетний интервал позволяет посмотреть, что стерлось и что сохранилось. И почему произошли изменения? Одно дело, если построили дорогу через поле и все уничтожили, и совсем другое, когда на тех местах все так же сеют, как и сеяли сто лет назад. Вавилов собирал дикорастущие образцы пшениц, ему было интересно посмотреть, сохранились ли они или нет и в природе, и в хозяйстве. Оказывается, сохранились, и во многом благодаря традиционным формам хозяйствования, а вот в природе многих уже больше нет....

– Собранные образцы вы сравнивали с теми, что хранятся в ВИРе?

– Конечно. Главное, что зафиксировано: новых природных форм, естественно, не появилось, а поэтому то, что собрал Вавилов, более широкая база, чем та, что есть там сейчас. Так что низкий поклон нашему великому соотечественнику, что он сохранил для нас и будущих поколений, скажем, различные формы пшениц. Его коллекцией селекционеры пользовались, пользуются и будут пользоваться. Кстати, ученые Эфиопии с большим уважением относятся к России и Вавилову.

Работы Николая Ивановича Вавилова признаются всем мировым научным сообществом. В той же Мексике есть Фонд по пшеницам, и он подобно нашему, в Питере, сохраняет их разнообразие. Чтобы сохранять сорта, их нужно пересевать, поддерживать, контролировать. Это хлопотливая и напряженная работа. Основы ее заложены ученым, чьи имя носит и наш институт.

– После теракта в Домодедово к вам в институт обратились криминалисты с просьбой помочь им в поисках преступников. Почему именно к вам?

– В Институте общей генетики им Н.И. Вавилова РАН уже порядка сорока лет ведутся исследования генетического состава населения России, времени и места формирования такого состава. Такие работы позволяют определить по генетическому тексту индивида, в каком именно географическом районе обитают предки и родственники этого индивида, а возможно, обитал и он сам. В таком районе данный текст будет встречаться чаще, чем в другом. Генетические частоты измеряются. Получается аналог географической карты – здесь горы, а там равнина, здесь плоскогорье, а здесь – ноль – уровень океана... Таким образом можно представить и «генетическую карту». Исследуется это для того, чтобы понять, как именно человечество осваивало планету.

Итак, в базе данных, которая создавалась у нас сорок лет, была определенная информация, которая позволила нам по кусочкам биоматериала, оставшегося от террориста после взрыва, найти те самые мутации, которые наиболее часто встречаются в определенных районах нашей страны. И это дало возможность довольно точно подсказать криминалистам район, где находятся предки человека, которого мы исследуем. Криминалисты там поработали и нашли людей, которые имели прямое отношение к террористу. Личность его вскоре была установлена. Так что генетики могут помочь и террориста найти…

– Совершенно невероятная история: фундаментальная наука ищет преступников?!

– Но это факт. Кстати, это типичная ситуация для фундаментальной науки. Десятилетиями делается как будто никому сегодня не нужное, даже сам исследователь не ищет применения своему открытию – ему просто интересно, как это устроено в природе. А потом оказывается, его исследование становится нужным всем! По остаткам слюны на окурке или волосу можно указать на регион обитания вероятных предков и родственников индивида, будь то преступник, жертва, неопознанное тело или потерявшийся человек. Для этого вполне достаточно биологического материала, в котором есть несколько десятков клеток – это одна миллионная часть грамма, а в плевке их в тысячи раз больше.

– От вас уже не скроешься…

– По крайней мере, сделать это весьма затруднительно, так как генетика день ото дня становится все более и более точной наукой. Яркий пример тому – исследование останков царской семьи. В частности, самого Николая II. Сравнение ДНК, выделенного из крови, оставшейся после покушения в Японии, с ДНК, полученной из костей, найденных под Екатеринбургом, показало, что это сам Николай – ближе родственников, чем «сам себе родственник» не бывает… Вероятность случайного совпадения – один на сто миллиардов человек. На Земле живет лишь семь миллиардов…

– Вы выступали на Российско-Белорусском форуме и говорили о совместной работе. В частности, о создании общего банка биологических образцов. Но ведь это очень затратная программа!   

– Отнюдь нет! Раньше брали образцы крови, и эта процедура не всем нравилась. А теперь достаточно плюнуть в пробирку – и все! Аппаратура нынче хорошая, точная, так что создание «генетических банков» становится реально полезной программой.

– Происходит любопытный процесс, связанный с взаимных влиянием разных наук: в биологию пришли математики, физики…

– И это очень правильно. Реальная польза от такого взаимодействия – и в сельском хозяйстве, и в медицине. Выводятся новые сорта, создаются новые лекарства. Но для науки важны принципиальные вещи: как устроена природа, человек, окружающий мир. Откуда мы, как развивались, куда идем. На эти вопросы и пытается ответить настоящий ученый.

Кстати, генетические различия не подразумевают превосходства какой-либо расы, этнической или иной группы. Напротив, они подчеркивают эволюционную ценность разнообразия человечества, позволившую ему освоить все климатические зоны Земли.

– Только Земли?

– Ну, условия Марса были точно несовместимы в жизнью человека в последние 200 тысяч лет, когда человек, как вид, появился на Земле голышом. Но существование на Марсе наших родственников на уровне бактерий, с которыми наши предки разошлись 2–3 миллиарда лет тому назад, пока экспериментально не исключено. Научный ответ на этот вопрос мы, возможно, узнаем. Иначе, зачем же мы вышли в космос?! Чтобы найти братьев по разуму! А уж что такое разум, это от определения зависит, которое у нас и у наших братьев может оказаться и не одинаковым…

Беседу вёл Владимир Губарев