Юрий Яковлев: «Погоня за лёгкой славой губительна для творчества»

Наш собеседник – артист, чья беспорочная полувековая служба на сцене и на экране для нескольких поколений благодарных зрителей служит образцом художественного вкуса, профессионального мастерства, сердечной мудрости и просто безбрежного человеческого обаяния.

– Юрий Васильевич, вы в детстве посещали драмкружок?  

– Нет, никогда, хотя наше поколение было увлечено кружками и студиями. Но моё детство не было театральным. Вот в кино очень любил ходить. А увлекался совсем другим.  

– Чем, если не секрет?  

– Для меня примером для подражания был старший двоюродный брат – он изучал историю дипломатии. Вот я и хотел вслед за ним изучать языки, стать дипломатом. Брал у него книги по дипломатии, с интересом их читал. Но потом что-то случилось – как будто меня взяли за плечи, повернули лицом к ВГИКу, и я пошёл туда. Но не прошёл – сочли некиногеничным. Но уже одержимый этой идеей – лицедействовать, я пошёл в Щукинское училище, единственное, в котором еще шли консультации – предварительное прослушивание. На одно место там было 500 человек, потому что после войны, голодухи, разрухи, после всех этих мук людям хотелось красоты, волшебства театра. А приняли только четырнадцать человек. В том числе и меня.  

– Чем для москвичей был театр середины прошлого века?  

– Думаю, он заменял отлучённым от веры людям храм. Так уж совпало – было время пассионарных людей, что ли, – театрами руководили, в них работали режиссёрами выдающиеся мастера. Все как на подбор. Каждого спектакля ждали, рвались попасть, простаивали ночи за билетами. Я сам ездил на каждую премьеру Г. Товстоногова в Ленинград – это было событие! Каждый театр имел своё лицо – как пропустить спектакль на Таганке или у А. Эфроса? Как не сравнить «Иркутскую историю» у нас и у А. Гончарова в Театре Маяковского? Это обсуждали, спорили, любили. Это было частью жизни.  

– А как относилось старшее поколение мастеров к юным актёрам в те годы, когда вы начинали свой путь?  

– В Вахтанговском старшее поколение было удивительное. Оно вызывало бесконечное уважение, мы относились к нему с пиететом, но они держались с нами просто и доброжелательно. Р.Н. Симонов считал, что для нас самая полезная школа – учиться у мастеров на сцене, в спектаклях, где он стремился соединить все поколения труппы. Стоять на одной сцене с Н. Плотниковым, Н. Гриценко, М. Астанговым, Ц. Мансуровой – это ли не школа!  

– Какой, на ваш взгляд, главный урок в профессии преподнёс вам Рубен Николаевич Симонов?  

– Он был выдающимся актёром с потрясающим чувством сцены. Очень любил подсказывать ходы в роли, какую-то деталь, которая сразу обогащала образ. Но если актёр не брал эту подсказку, он сразу становился ему неинтересен. Будучи сам очень подвижным, цепким на детали, он не понимал, как этого можно не сделать. Когда выходило у актёра, он говорил: «Вот это по-вахтанговски». К счастью, я обладал способностью брать его подсказки, и тогда он с удовольствием подбрасывал ещё и ещё. И потом Рубен Николаевич учил нас любить свой театр как главный дом жизни актёра, каковым он и был для него.  

– У этого дома имелся и собственный символ, талисман. Расскажите о легендарном спектакле «Принцесса Турандот».  

– Этот вопрос задают все интервьюеры. Не знаю, что ещё придумать такое, чего не было сказано? С 1922 года «Турандот» с перерывами дотянула до наших дней. Представляете, сколько поколений актёров в нём участвовало!  

Принято считать, что этот спектакль – своего рода итог, творческое кредо Евгения Вахтангова, хотя, думаю, сомнительно, что он на этом бы остановился, прекратил свои неустанные поиски в искусстве. Просто надо было в те холодные и голодные годы поднять настроение у людей, заворожить их сказочным, красивым миром театральной феерии. Правда, Рубен Николаевич Симонов многое взял для себя от яркости формы и праздничности «Турандот» – так что позднее это сказалось на нашем репертуаре.  

Я с удовольствием играл Панталоне. И спектакль у нас в 1963 году, когда Симонов его восстановил, получился. Помогали все те, кто участвовал в первой «Турандот», так что дух Вахтангова в нём жил.  

– А насколько легко было актёрам спустя сорок лет, в совсем иное время, ему соответствовать?  

– Задача масок в спектакле Вахтангова была определена как комментаторская. Они обсуждают события сюжета, попутно развлекая публику и общаясь с ней, обязательно привлекая современные темы, которые у всех на слуху.  

Нам надо было, сохраняя характерность масок «комедии дель арте», произносить текст на такие темы. Это оказалось самым сложным, потому что многие юмористы, которых пытался привлечь к работе Симонов, не могли попасть в тон спектакля. Но всё-таки, взяв что-то у юмористов, что-то принеся сами, мы нащупали нужное.  

А характерность мою мне помог найти А.И. Райкин. Он посмотрел наши интермедии и сказал: «Хорошо, но не смешно». Потом предложил мне прочитать газету так, чтобы он почти ничего не понял, поскольку мой персонаж очень старый. Я прочитал передовицу «Советской культуры» под заголовком «За идейную чистоту литературы и искусства» с характерностью старого шепелявого старика – он расхохотался и сказал: «Всё получилось».  

– Есть ощущение, что те поколения актёров, которые пришли в театр вслед за вашим, уже не следовали великим традициям в той же степени, в которой это делали вы, приходя на смену старшим мастерам вахтанговской сцены. Порвалась связь времён?..  

– Потому что изменилось время, ушёл тот вахтанговский дух, что ли. Был театр-дом, который всегда стоял на первом месте, а сейчас – нет. Главное – заработать, неважно, где ты снимаешься или в какой антрепризе играешь. Немногие не позволяют себе опускаться до заурядности, даже пошлости. Очень упал уровень требовательности в искусстве. Если говорить о нашей, театральной молодёжи, то талантливые люди, безусловно, есть, только, повторяю, практически все гонятся за большими деньгами, за лёгкой славой, забывая, что это губительно для творческого человека.  

– Так что же, выходит, действительно той подлинной культуры в России больше нет, о чём сегодня многие кричат всё громче?  

– То, что культуры нет, – неправда. Она есть – наша великая культура. Только сейчас не до неё, к сожалению, хотя есть люди, которые бьются, чтобы напомнить о том, чем мы владеем. Но, конечно, уровень сегодняшнего искусства в целом годен на вкус очень и очень малотребовательного зрителя, читателя. И в этом виноваты те, кто владеет возможностями показывать людям то, что делает из них серую массу.  

Живы только музыка и музеи. К счастью – они нам дают пищу для души.  

– А как, на ваш взгляд, обстоят дела с мастерством, с профессией в современном театре?  

– С одной стороны, так же, как это было всегда, во все времена, – если режиссёр талантлив и понимает, что и как делать, как работать с артистом, то и профессионализм на уровне. С другой стороны, очень редки сейчас личности в режиссуре, что очень много значит для актёров, поэтому так часты удручающе непрофессиональные работы. И публика уже приучена к развлекательным спектаклям, где даже известные мастера сцены позволяют себе играть левой ногой – всё равно примут, зачем стараться?  

– И что же будет происходить с нашим театром, с культурой дальше, Юрий Васильевич?  

– Я же не провидец, чтоб сказать, как это будет. Но в каждой истории есть взлёты и падения. Надо беречь ту культуру, что у нас есть, терпеливо воспитывать молодых в уважении и любви к ней, и, дай бог, постепенно вся пена сойдёт и вырастет настоящее.  

А без веры вообще жить нельзя.  

– Кто из писателей был спутником вашей жизни?  

– Мой любимый писатель – Антон Павлович Чехов. Творчество его любил всегда, а прочитав однажды его переписку с родными и друзьями, я был совершенно потрясён его жизнью, образом мыслей, его одиночеством. И он стал для меня просто близким человеком. А потом, к счастью моему, Л. Малюгин принёс нам в театр пьесу по письмам Чехова «Насмешливое моё счастье», и А. Ремизова дала мне роль самого Антона Павловича. Это был подарок судьбы, хотя, конечно, я безумно волновался. Но вроде получилось, и неплохо.  

Но вообще Чехов, конечно, не единственный спутник. Очень ценю Бунина, Куприна, Достоевского, Булгакова. Вообще меня интересовали многие замечательные писатели.  

Кроме того, я собираю книги о Москве, которую очень люблю – мне дорого всё, что связано с её историей, архитектурой и людьми.  

– У вас есть настольная книга?  

– Тоже не одна, но всегда рядом, на самой нижней полке лежит собрание сочинений А.П. Чехова, из которого я в любой момент вынимаю любой том наугад и с удовольствием читаю, деля время между Антоном Павловичем и другими книгами. Всегда читаю новые работы о Чехове. Например, недавно вышла такая книга Дональда Рейфилда.  

– А есть ли такие литературные герои, которым бы вы вольно или невольно подражали?  

– Никому не подражаю. Меня могут восхищать черты характера или поступки героев, но сознательно подражать? Нет.  

Беседу вёл Виктор Григорьев