Евгений Брюн: «Пить в России стали меньше»

Двадцать лет назад на ежегодной Всемирной ассамблее здравоохранения в Женеве смертность в России от болезней, связанных со злоупотреблением спиртным, была признана беспрецедентной для мирного времени. Россия по этому показателю входила в число 15 самых отсталых стран мира. В народе гуляла грустная считалочка: «Пиво, водка, огуречик – вот и спился человечек». У нас были территории, в которых пора было вводить чрезвычайное положение. Это были не просто города-алкоголики. Это были регионы, вымирающие от алкоголизма и болезней, с ним связанных. Об этом тогда писало «Столетие». Прошло 20 лет. Хорошую новость на финише года сообщил главный внештатный специалист психиатр-нарколог Министерства здравоохранения РФ, доктор медицинских наук Евгений Брюн: «В России стали меньше пить. Значительно меньше!».

– Не спешу поздравлять читателей с наступающим Новым годом, так как наркологический год для нас, наркологов, кончается не 31 декабря, а к февралю. – Начал нашу беседу Евгений Алексеевич. – Но обрадовать обязан – и в Москве, и в стране пить стали гораздо меньше. Пить стали меньше в крупных промышленных центрах России, в мегаполисах. Там, где мы можем отслеживать динамику процесса. А вот в городах с населением 30-50 тысяч человек мы не очень хорошо понимаем, что происходит. Там, как правило, не представлена наркологическая служба. Все, кто отравились спиртным, но остались живы, обходятся своими доморощенными средствами, приходят в себя, а значит, не попадают в официальную статистику.

– Новогодние праздники, на самом деле, традиционно самые запойные?

– По этому поводу есть хороший косвенный показатель – последние три года после больших праздников обращение за наркологической помощью снизилось в три раза. Если ранее превышение среднегодового обращения за наркологической помощью превышало на 15 процентов, то теперь эта цифра втрое меньше. Количество отравлений спиртным, в результате которых была вызвана скорая помощь, упало на 30 процентов. На четверть упала смертность от передозировки наркотиков. На табак в последние годы спрос упал на 15-20 процентов. Мы можем смело говорить, что спрос на психоактивные вещества в России стал меньше.

Вообще, все эти пороки, злоупотребления – колоссальная нагрузка на наше здравоохранение. Около 30 процентов соматических заболеваний – результат злоупотребления алкоголем. Это циррозы печени, сердечно-сосудистые, неврологические заболевания – невриты, инсульты…

В перспективе мы планируем сотрудничать со страховыми компаниями. Мне бы очень хотелось, чтобы люди, злоупотребляющие алкоголем, разделили бы ответственность с государством за их лечение и от соматических заболеваний.

– С 2013 года действует закон о тестировании на наркотики в школах, в средних учебных заведениях (сузах) и в вузах. Журналисты провели свое расследование, обзвонив с десяток школ и высших учебных заведений. И обнаружили, что ни в одной из десяти московских школ, куда они звонили, даже не слышали о таком тестировании. Единственный вуз – Московский государственный технический университет имени Баумана – подтвердил, что там знают о тестировании на наркотики, но студенты проигнорировали эту процедуру… Евгений Алексеевич, как сделать так, чтобы система все-таки работала, а не оставалась только благими намерениями и на бумаге?

– Уточню. Обязательного тестирования не существует. Но по закону каждое учебное учреждение обязано такую работу проводить. Она проходит в два этапа. Сначала проводят анкетирование. Если по результатам анкеты выясняется, что в данном учебном заведении есть определенная склонность к наркотикам, то районный или городской департамент образования принимает решение, что эту школу или этот вуз необходимо проверить более тщательно. В наркологическую службу пишут письмо-обращение, к которому прилагают список пораженных школ, средних учебных заведений и вузов. Мы заключаем с ними договоры и проводим медицинское тестирование с использованием тест-систем на наркотики. Количество школ и детей, которые мы обследуем, определяет департамент образования. И так по всей России.

В уходящем году было протестировано порядка 80-ти тысяч школьников, учащихся средних и студентов высших учебных заведений. Если в 2010-м, 2011-м и 2012-м годах мы выявляли 10-13 процентов детей с опытом употребления наркотиков, то сейчас этот показатель снизился в пять раз. Страх того, что тебя могут проверить, уже профилактическая мера.

В комиссиях по делам несовершеннолетних при муниципалитетах состоят на учете так называемые «трудные» подростки. С ними мы тоже работаем и выявляем уже 15-17 процентов детей, употреблявших наркотики.

К сожалению, нет механизма, чтобы обязать детей и их родителей проводить такие исследования. Недавно было совещание у Анны Кузнецовой – уполномоченной президента по делам ребенка. Мы договорились, что такую инициативу будем продвигать вместе. Чтобы там, где концентрируются дети с высоким риском употребления наркотиков и алкоголя, тестирование стало обязательным. Если эта инициатива пройдет, то заявленная система тестирования будет работать куда эффективнее.

И вот еще что. Многие наркологи в провинции считают, что закон о тестировании, который действует с декабря 2013 года, свое дело сделал. Выявляемость среди школьников резко упала. По всем территориям России. Анкетирование показывает, что спрос на табак, алкоголь и наркотики среди школьников и подростков резко снизился. Тенденция снижения началась примерно в 2011-м году. Снизилось и количество зарегистрированных больных наркоманией.

– А разве возможно точно подсчитать количество наркоманов?

– Понятно, что вся статистика условна, что истинное число наркоманов мы не знаем. Есть так называемый поправочный коэффициент 2,5. Он не менялся много лет и таков ли он на самом сегодня – трудно сказать. То есть, на каждого выявленного больного наркоманией есть еще два с половиной… Наверняка, и потребителей наркотиков, и больных наркоманией больше, чем мы регистрируем. Тем более, что регистрация идет только по героиновой наркомании. Там больше медицинских последствий, полицейских и судебных историй.     

– Согласие родителей на тестирование детей во всех случаях обязательно?

– Обязательно. Во всех случаях. Для лиц от 15-ти до 18-ти лет нам необходимо два согласия – и подростка, и родителя.

– А почему бы не тестировать и взрослых на промышленных предприятиях?

– Вопрос в точку! Был указ президента о модернизации здравоохранения и в частности наркологических центров. Есть опыт работы и с трудовыми коллективами. В частности, на Новолипецком металлургическом заводе, где мы тестируем рабочих. К сожалению, работодатели и профсоюзы не очень-то нам помогают. Но постепенно ситуация выправится к лучшему, и мы будем активнее сотрудничать с рабочими коллективами.

Есть государственная антинаркотическая стратегия – основной концептуальный документ, по которому мы работаем. Он был подписан на рубеже 2010 года и рассчитан на десятилетие вперед. Это стратегический план наших действий.

В прошлом году мы начали программу по профилактике смертности от передозировки наркотиков. Прежде всего, героина. От героина есть антидот прямого действия. Мы стали обучать больных в стационарах, как пользоваться этим антидотом. Что меня приятно удивило – половина пациентов отказываются брать антидот, мотивируя это тем, что они уходят от наркотизации, не планируют общаться с наркоманами и продолжают выздоровление под нашим наблюдением. Это хорошая цифра, радостная. Эти люди стали ответственно относиться к своему здоровью.

Есть такая программа – социо-терапевтическая интервенция. Чтобы понять, как она работает, приведу конкретный пример. В одном творческом коллективе погибает больной от передозировки наркотиков. Ректор нанимает нас протестировать коллектив студентов. Мы всех тестируем и выявляем 15 процентов потребителей наркотиков. С каждым из них встречаемся и проводим социо-терапевтическую интервенцию. Через год снова их проверяем. Было 15 процентов потребителей – осталось два процента.

Так работает, казалось бы, простое интервью по сократовскому методу, когда человек должен ответить в анкете либо «да», либо «нет». Других вариантов ответов нет. И подводим «нарушителей режима» к тому, чтобы они осознали, что надо отказываться от алкоголя или наркотиков.

Так мы собираемся работать и дальше. Могу не без гордости сказать, что мы были одними из первых в мире, кто этим начал заниматься активно. В Москве мы этим занимаемся с 2001 года. Сначала в студенческой среде, потом в школах. Это дает свой эффект.

Еще одно новшество. Рассматривается проект закона, по которому водители, лишенные по суду прав за вождение автомобиля в пьяном виде, будут параллельно наблюдаться в наркодиспансерах и подтверждать свою трезвость. Мера вынужденная. Пьяных за рулем меньше не становится. Тогда у нас появится инструмент контроля над людьми, нарушавшими правила дорожного движения в пьяном виде. Эту меру мы планируем продвигать достаточно активно.

– А как выявить алкоголиков, если они не обращаются в клинику? Есть явные из них, а есть скрытые, те, кто «просто много потребляют»…

– Два процента населения в любой стране, где продается алкоголь, страдают психическими расстройствами. Россия не исключение. Мы практически всех их знаем, что называется, в лицо. Они регистрируются и попадают в нашу орбиту. Еще примерно десять процентов сильно пьющих не имеют психических, но имеют соматические расстройства – гастроэнтерологические, кардиологические, неврологические… Они, естественно, не обращаются к наркологам, а идут к врачам в поликлиниках и больницах. То есть, попадают в общую соматическую сеть и там получают помощь.

Мы начинаем программу выявления пока добровольно, проводим пилотные исследования. Берем кровь, определяем маркер злоупотребления алкоголем. Определяем отсутствие или наличие наркотиков в моче, и, исходя из этого, предлагаем пациентам программу профилактики. То есть, мы их информируем, что у них есть такая проблема со здоровьем, связанная с злоупотреблением алкоголем или с употреблением наркотиков.

Допустим, циррозы печени сейчас выходят на третье место по причинам смертности населения. На первом месте сердечно-сосудистые заболевания, затем идет онкология и циррозы печени. С циррозами печени – это, как правило, наши больные. Алкоголики и наркоманы. Они еще болеют и гепатитами типа B,C,D… А гепатиты в ряде случаев приводит к циррозу или к раку печени.

– Такая маркировка станет обязательной процедурой для всех?

– Я думаю, что со временем и это возможно. Особенно если человек попадает в медицинское учреждение и планирует получить помощь в связи с определенными заболеваниями. Мы будем выявлять таких людей.

– Евгений Алексеевич, а как решается проблема спайсов?

– Сложная проблема. К сожалению, экспресс-тестов на спайсы не существует во всем мире. Каждый год изобретается до 50-ти новых химических формул, которые, так или иначе, относятся к классу спайсов. Что такое спайс? Это синтетические каннабиноиды или синтетические стимуляторы. Иногда это смесь тех и других. Поскольку их химическая формула часто меняется, придумать какой-то эффективно работающий экспресс-тест практически невозможно. По поручению мэра Москвы Сергея Собянина для определения спайсов мы сформировали референс-центр в рамках нашего московского центра наркологии.

Есть общая клиническая картина – перевозбуждение нервной системы с психозом, а потом и с расстройством дыхания и сердечной деятельности, приводящими к смерти.

Мы все равно симптоматически лечим. Поступает больной – мы видим некую картину расстройства – лечим его и спасаем. Это вопрос времени. Чем быстрее поступит больной в клинику, тем больше шансов у него выжить. А что касается лабораторного анализа, он происходит потом на подтверждение этой синтетики.

От передозировки спайсов, к сожалению, нет антидотов. Спасение от спайса связано с быстротой и эффективностью медицинской помощи.

– Евгений Алексеевич, как отличить паленую водку от настоящей? Как часто в водке встречается этанол? Накануне праздников этот вопрос весьма актуален…

– Никак не отличить. Органолептически этанол и метанол пахнут одинаково. И на вкус оба одинаковые. Единственная рекомендация – покупайте спиртное в проверенном месте. Чем дороже алкоголь, тем меньше вероятность, что в нем есть какой-то неправильный спирт. Самое дорогое – это система очистки. Сам спирт стоит копейки, а то и доли копейки. Основная цена – степень очистки. Чем дороже алкоголь, тем больше вероятность, что он качественный.

Есть некоторые алкогольные бренды, которые подделывают. Это уже вопрос контроля. После трагедии, которая произошла в Иркутске, надо ставить вопрос о том, чтобы весь аптечный, а может быть и парфюмерный алкоголь закупался какой-нибудь государственной монополией. Где было бы точно понятно, что есть контроль за качеством, контроль за содержанием суррогатов.

Картинка, которая была на лосьоне того ядовитого «Боярышника», – Санкт-Петербург с разводящимися мостами. Они хозяева этого бренда. Мне привозили из разных городов страны упаковочки с такой картинкой. Лосьон мог быть в стекле, мог быть и в пластике с этой же характерной картинкой. Там было написано, что это лосьон «Боярышник», что в нем 70 процентов спирта… Долгое время никто не травился и люди привыкли к тому, что эта картинка ассоциируется с возможностью употреблять этот «напиток» внутрь.

Если углубиться в историю, то с начала 90-х годов, по-моему, это была брынцаловская идея – стали продавать настойку «Боярышника» в аптеках. Были расфасовки значительные по объему, население привыкло к тому, что это безопасно. Пьющие люди думали, что «Боярышник» защитит их от процесса алкоголизации. У злоупотребляющих алкоголем часто бывает расстройство сердечного ритма, а «Боярышник» как раз его нормализует. Произошла дьявольская история. Преступный бизнес влил в тот лосьон метанол вместо этилового спирта.

– Подобные лосьоны, наверное, все же пьют люди с психическими отклонениями?

– И совершенно нормальные люди пьют. Покупают в аптеках и пьют, предполагая, что защищают себя от последствий алкоголизации. Пьют ведь не только «Боярышник», но и, например, раствор ацетилсалициловой кислоты для наружного применения, и настойку стальника полевого, который применяется при геморрое. К сожалению, определенная часть населения это пьет. Защитить их от этого – задача контролирующих органов.

Метанол запрещен к обороту. Он не может быть в принципе ни в одной жидкости, которую может достать или купить человек.

– В свое время была идея ввести рецепты на все лекарства, содержащие спирт…

– Шесть лет назад я лично высказывал такую идею. Меня осмеяли. А я тогда говорил, что максимальное количество лекарственных средств должно быть под рецептурным отпуском. И, в частности, алкоголь содержащая продукция. Сейчас прорабатывается документ, чтобы алкоголь содержащие лекарства были в расфасовке по 25 миллилитров. Чем меньше расфасовка, тем дороже результирующая установка. Дорого будет сливать все в один стакан. Эта мера правильная и даст свой эффект.

Бывают, конечно, и перегибы. Говорят, что лосьон после бриться тоже попал под раздачу.

– Было время, наркотики распространялись через аптеки. С этим справились?

– Из кодеина делали так называемый «крокодил». Сейчас аптечную наркотизацию закрыли. Наверное, есть в этом заслуга и наркологической службы, но главное – навалились всем миром. Вот это важно понять. И правоохранительные органы, и образование, и медицина, и родителей просвещаем…

Я помню, как в конце нулевых годов мы воевали с родителями по поводу тестирования. Убеждали, что ничто так не успокаивает семью, как вовремя сданный анализ. Что никоим образом это их не унизит и не повлияет на социальный статус их детей. Мы ведь не ведем в отношении этих детей медицинскую документацию. Это сугубо профилактические меры. Потихоньку все успокоились и привыкли к тому, что мы можем предложить тестирование и получить, как правило, хороший анализ.

С 2003 по 2016 годы существовала Федеральная служба контроля за наркотиками (ФСКН). Ее упразднил, сотрудники влились в МВД. Сейчас есть главное управление по контролю за наркотиками. Его главная задача – снизить рынок наркотиков. Во всем мире эта работа крайне тяжелая. Крайне неблагодарная. Считается, что есть не более 20 процентов возможностей убрать наркотики с черного рынка. Все остальное профилактическая работа. Мы вместе ходим в школы, в вузы, проводим общие мероприятия…

– Что делать людям, которые устали от того, что в их семье пьют?

– Это беда. Мы выступаем с инициативой, чтобы ввести норму недобровольной госпитализации. Многие алкоголики не отдают себе отчет в том, что творят. Они гибнут сами, приносят непоправимый вред семье и окружающим. То же самое касается больных наркоманией. Они гибнут в притонах, а мы у них должны спросить информированное добровольное согласие. Это колоссальная проблема и серьезный ресурс по снижению смертности. Что делать? Просить, стучаться во все возможные двери – в полицию, скорую помощь… Усиливать симптоматику, правильно ее описывать, убеждать, что это психоз, что человек нуждается в экстренной госпитализации.

Недобровольная госпитализация оформляется через суд. Наркологических больных никто не берет, потому что нет такой строчки в законе. Суды не оформляют недобровольную госпитализацию. Иногда удается обманом заманить таких людей в клинику, и через неделю-другую можно с ними начинать нормально разговаривать и лечить… На моей памяти есть несколько случаев условно недобровольной госпитализации. Такие пациенты потом говорят нам спасибо за то, что их вывели из кризисной ситуации.

Можно договариваться с полицией, чтобы они были инициаторами доставки такого человека к наркологам.

– Евгений Алексеевич, что посоветуете людям в преддверии Нового года?

– Очень простой совет на все времена – пейте как можно меньше, и как можно реже.

– Это как-то противоречит традиции новогодней ночи. Будем реалистами…

– Надо всегда помнить, что ночью организм спит. Ферментативная система спит. Любой алкоголь, принятый после 21-22 часов, не полностью перерабатывается. Ацетальдегид поражает центральную нервную систему. Он задерживается в организме до середины следующего дня и вызывает похмелье. Ацетальдегид и является основным ядом. Главное – не освежать новым алкоголем. Он наслаивается на непереработанный ацетальдегид. Надо помнить, что алкоголь перерабатывается у здорового человека, с хорошей ферментативной системой дня три. А у наших больных до трех недель. Опьянение прошло, а яд еще остался.

– И все-таки, поднимем тост за здоровый образ жизни?

– Ну, без фужера шампанского тут, пожалуй, не обойтись. С наступающим Новым годом!

Беседу вел Сергей Рыков