Анатолий Степанов: «Сегодня Россия становится нравственным центром человечества»

– Анатолий Дмитриевич, ваш клуб не зря называется «Консервативная перспектива». В чем вы видите актуальность сегодня русской консервативной идеи? Насколько она может быть востребована обществом?

- В обыденном сознании консерватизм часто воспринимается как некое ретроградство, как стремление сохранить любые формы наличного бытия. На самом деле это ошибочное восприятие, поскольку консерватизм вовсе не исключает реформы, изменение социальной и политической среды. Консерватизм лишь требует, чтобы эти изменения, эти реформы проводились с опорой на традиции, с учетом специфики национального менталитета, культурных доминант, которые созидают общество и сохраняют народ в его уникальном облике. Политические консерваторы – противники тех реформ, которые строятся на попытке переформатировать сам духовный код народа.

– Имеете в виду горький опыт 90-х…

– Да, такие реформы у нас проводились в 90-е годы, когда считалось, что институции, которые показали свою дееспособность и эффективность на Западе, легко приживутся и на почве русской цивилизации. Практика показала, что это вредное заблуждение. Однако сторонники таких взглядов безуспешность реализации либерально-рыночного проекта отнесли на счет того, что народ не готов к реформам. Дескать, виноват во всем народ – и надо его исправить. То есть, как ранее большевикам, нынешним либералам опять не повезло с «отсталым» народом, который не захотел переделываться на иноземный лад. Я и мои единомышленники полагаем, что в условиях тяжелейшего идеологического кризиса, в котором оказался либерализм, именно консервативная идея может прийти ему на смену и сплотить общество.

– И что предлагает консерватизм?

– Одна из его основ – преемственность. Сегодня для России – это важнейшая идея - непротиворечиво соединить советскую и дореволюционную эпохи. Это важнейшая задача, которая стоит не только перед элитой, но и перед всем народом. Мы видим уже попытки снова противопоставить одну часть общества другой – именно по той линии, по которой была расколота Россия в 1917 году, по линии – «красные» и «белые». Консерватизм отстаивает те универсальные ценности, которые разделяли не только представители русского дореволюционного общества, но и советского, когда коммунистические лидеры отказались от идеи мировой революции. Советская идеология обратилась к русскому героическому наследию, к русским воинам – Суворову, Кутузову, Ушакову, Александру Невскому, Дмитрию Донскому и другим вождям русского народа, которые защищали Отечество в годину испытаний. В тот же период были свернуты ленинско-троцкистские проекты. Советская идеология взяла на вооружение те глубинные смыслы, которыми веками жили русские люди. Причем, хочу отметить, что я понимаю под русскими – суперэтнос, в котором этнические немки, сестры священномученицы императрица Александра Федоровна и великая княгиня Елизавета Федоровна являются русскими, а не немецкими святыми. А этнический грузин Петр Багратион является русским генералом. Немец по происхождению Владимир Даль, потомок эфиопа Александр Пушкин, потомок шотландца Михаил Лермонтов являются великими русскими писателями и поэтами. Русский суперэтнос вобрал в себя многих представителей разных национальностей и племен, объединив их языком, верой и любовью к Отечеству.

– А что еще предполагает консервативная перспектива?

– Идею сильной державы, идею великодержавия, которая согревала сердца русских людей, как в дореволюционное, так и в советское время. Эта идея уходит корнями к представлению о Москве как Третьем Риме – той силе, которая удерживает мир после падения в 1453 году Рима второго, Константинополя. Эта идея восходит к христианскому пониманию государственности и самой истории. Третий Рим не может быть слабым государством. Чтобы нам исполнять функции удерживающего, должна быть построена великая держава. Консервативная формула была лапидарно выражена министром народного образования эпохи Николая I графом Сергеем Уваровым: «Православие, Самодержавие, Народность». А русский философ советского времени Арсений Гулыга назвал эту знаменитую триаду «формулой русской культуры». Вся русская консервативная традиция, начиная от Николая Карамзина и славянофилов, заканчивая практически нашим современником Александром Панариным, опиралась именно на эту триаду.

– А что мы возьмем из советского периода? Может быть, идею социальной справедливости?

– Разумеется, идея справедливости пронизывает всю консервативную мысль. В советское время она была просто поднята на щит властью. Но она была принята народом именно потому, что была понятна и узнаваема. Формулу социальной справедливости, можно сказать, вывел святой благоверный князь Александр Невский, который провозгласил: «Не в силе Бог, а в правде». И это стремление к правде (а отсюда и однокоренное – справедливость) веками согревало души русских людей. Большевикам и удалось удержаться у власти, поскольку самые умные из них сумели адаптировать коммунистическую идею к вековым русским традиционным ценностям. Советская эпоха должна быть нами понята и принята как один из эпизодов русской истории.

В преддверии столетия революции будет, наверное, много споров и дискуссий на тему наследия ХХ века. На мой взгляд, зачастую нам предлагается совершенно неприемлемая формула понимания событий, когда Февральскую революцию считают чуть ли не продолжением императорской России, а Ленина, Сталина и Троцкого чем-то единым. И такое ошибочное понимание приводит к столкновению идейных наследников «красных» и «белых», к ожесточению в дискуссиях. На мой взгляд, нужно признать, что до февраля 1917 года существовала традиционная Россия, которая исповедовала консервативные идеалы и ценности и это была великая страна, с сильным народом и мощной армией. Но нашу страну к тому времени разъедали очень многие противоречия, которые были использованы международным интернационалом для того, чтобы столкнуть лбами русских людей. И пошел брат на брата, и пошел сын на отца, - началась страшная гражданская война. В 20-е годы, когда идеи мировой революции насаждались в России, большевики попытались отменить семью, изменить народную нравственность, отношения мужчины и женщины свести к чистой физиологии в рамках теории «стакана воды», которую предлагала Александра Коллонтай. Народ это не принял. И уже в конце 20-х годов этот проект стали сворачивать. Новая эпоха советской истории, робко вступившая в свои права в 30-е годы, а в полную силу заявившая о себе в 40-е годы, во время Великой Отечественной войны, - это была уже иная эпоха, которая совершенно не противоречила в своих идеалах и ценностях тем идеалам, которые исповедовала дореволюционная Россия.

– Выход из смуты – это всегда возвращение к корням?

– Да. Нам важно понять, что период с 1917-го года до начала 30-х годов это эпоха второй смуты на Руси. Она была продолжительной, но и довольно длительной была эпоха первой русской смуты ХVII века, от смерти Бориса Годунова в 1605 году до воцарения Михаила Романова в 1613 году прошло восемь лет. А если считать от смерти последнего Рюриковича царя Федора Иоанновича в 1598 году, то даже 15 лет. Да и первому Романову – Михаилу Федоровичу пришлось еще долгие годы изживать последствия смуты. Как удачно определил русский историк Иван Забелин, в смутное время боролись «прямые» и «кривые». И во второй смуте в ХХ веке тоже боролись «прямые» и «кривые». И в конце концов победил коммунизм в славянофильской упаковке. Ведь сталинская идея «построения социализма в отдельно взятой стране» абсолютно противоречила канонам марксистской идеологии, по сути, порывала с ней. Зато она была близка и понятна славянофильски ориентированному сознанию русского человека. Славянофилы говорили об особой миссии России и ее особом пути. Сталинисты начали говорить о том же, только используя коммунистическую фразеологию. Поэтому они и смогли быстро утвердить в России свои идеи. И об этом уроке истории надо помнить.

– Какие сегодня вызовы стоят перед российским обществом, на ваш взгляд?

– Мы живем в благословенное время, когда есть возможность связать времена. Русский народ сегодня можно сравнить с эдаким коллективным Гамлетом – мы хотим связать нить времен, что пытался сделать принц Датский. В переводе Бориса Пастернака это звучит так: «Порвалась дней связующая нить и должен я ее восстановить». Мы должны соединить «белое» и «красное», соединить эпохи и выстроить с опорой на нашу интеллектуальную традицию единую непротиворечивую идеологию. Сегодня Россия становится нравственным центром человечества. Это происходит в условиях, когда «передовые народы» Запада открыто порывают с традиционной христианской нравственностью, порывают с христианским наследием. Мы слышим, как вице-президент США, католик Джо Байден говорит о том, что главные права, которые США будут защищать всей своей мощью, – права гомосексуалистов. Это – свидетельство тяжелейшего идеологического кризиса, в котором оказался Запад. Это – демонстрация открытого разрыва не только с евангельскими максимами, но даже с ветхозаветным пониманием того, «что такое хорошо и что такое плохо». И Россия в этих условиях становится нравственным центром мира, фактически становится тем самым удерживающим, который сохраняет мир от катастрофы. Теперь дело за малым, – чтобы мы, граждане России, русские люди, соответствовали этому великому предназначению, которое Господь уготовал России. Чтобы мы были готовы к тому служению, которого Господь ждет от нас, чтобы каждый из нас своим малым деланием способствовал утверждению миссии России в мире.

– Запад находится именно в духовном кризисе?

– Да, Запад оказался в условиях духовно-нравственного кризиса, несмотря на свою экономическую, военную и технологическую мощь. Мы помним из истории, как пала Римская империя, которая была не менее мощным государством, не менее развитым в правовом отношении, чем, к примеру, современные США и другие западные страны. Но духовно-нравственный кризис, с которым Рим не смог справиться, привел к падению Рима и захвату его варварами. Мы видим похожие процессы сейчас на Западе, который фактически захватывают представители других цивилизаций, и они скоро полностью переформатируют христианские по своим корням западные страны. И в этих условиях Россия становится действительно той силой, которая может сказать новое слово не только русским, но и всему миру. Об этом грезил полтора века назад в своей знаменитой «Пушкинской речи» великий русский писатель Федор Достоевский. Он говорил, что «нищая земля наша, может быть, в конце концов скажет новое слово миру». И мы сейчас видим, как сбывается пророчество нашего великого писателя и прозорливца. Хочу напомнить и еще одно пророчество – преподобного Серафима Вырицкого, который в послевоенные 40-е годы говорил, что настанет время, когда в Россию побегут люди с Запада. Кто мог в это поверить в то время? Кто мог представить, что такое может произойти? Но сейчас мы воочию это видим. Представители западных стран все чаще переезжают в Россию, чтобы укрыть своих детей от «прелестей» ювенальной юстиции, сексуального просвещения, – того, что сейчас активно навязывают своим народам политические элиты стран Запада.

– Мы видим, что во внешней политике Россия проводит суверенный курс, чего не скажешь о внутренней политике, где у нас остается какой-то колониальный уклад. Как вы объясняете это противоречие?

– Государство олицетворяет чиновничество, а чиновники у нас разные по своему мировоззрению. К сожалению, в 90-е годы многие ключевые позиции в сфере информации, образования и воспитания, экономики и финансов заняли представители крайне либеральных взглядов, радикал-либералы. И эти люди пытаются сохранить свои позиции во власти, в СМИ, в бизнесе. Идет борьба государственнической части элиты и либеральной. Но я вижу, что патриоты-государственники во власти постепенно отвоевывают позиции. Этому способствует смерть либеральной идеи, реанимировать которую, на мой взгляд, невозможно. Внешним показателем этого является полная бездарность и невостребованность либеральных политических партий.

– Должны ли православные люди участвовать в политике? Или лучше это делегировать, а самим думать только о спасении души?

– Если мы не будем заниматься политикой, политика займется нами, – гласит афоризм. Нет ничего предосудительного в том, чтобы православные шли в политику. Да у нас ведь и президент православный, и глава правительства православный, а также – многие министры, губернаторы, силовики. Мы видим, как уже не первый год парад 9 мая в честь Дня Победы начинается с того, что перед въездом на Красную площадь министр обороны Сергей Шойгу крестится.

Другое дело, что Церковь не должна участвовать в политике и партийной борьбе. На заре постсоветской России у нас были депутаты-священники. Но это привело к очень печальным последствиям, иные священнослужители-депутаты оказались даже в расколе. Поэтому Священноначалием было принято мудрое решение – Церкви отказаться от участия в политической борьбе. Православные миряне участвуют в государственной и политической жизни, в идеологических баталиях. А вот священники могут давать только нравственные оценки политическим событиям. И это активно делается. Мы видим, что стало уже традицией, что во время Рождественских чтений Святейший Патриарх Кирилл выступает в Государственной Думе или в Совете Федерации, где говорит о тех насущных проблемах, которые волнуют Церковь.

– На «Русской народной линии» публикуется много интересных материалов, посвященных христианской экономике, которую мы должны создать в нашей стране. Иногда это называют «православным социализмом». Что вы об этом думаете?

– Я бы хотел отметить, что нам нужно размышлять не только над тем, какой должна быть экономика России, – перед нами стоит целый спектр вопросов. К примеру, каким должно быть устройство общества в России. Общество дореволюционной России было сословным. В советскую эпоху было, по сути, корпоративное устройство общества, когда представители каждой профессии имели некие права и привилегии, имели свои санатории, дома культуры, а также свои праздники – День медицинского работника, шахтера, металлурга и т.д. Это объединяло людей. Сегодняшнее общество никак не структурировано. И это порождает социальные болезни, которые ведут к фрагментации и расколу общества.

Не менее важный вопрос – каким должно быть политическое устройство нашей страны. Та партийная система, которая сложилась за последнюю четверть века, не функционирует. Еще наш «политический златоуст» покойный премьер-министр Виктор Черномырдин подметил, что сколько партий ни строй, все равно получается КПСС. Никак не структурированы сегодня и церковно-государственные отношения, что также является серьезной проблемой. В нашем сознании есть идеал – «симфония властей». В обыденной речи мы этот образ используем, но в чем на практике должна выражаться «симфония властей»? Какое место должна занимать Церковь в государственном устройстве, – это тоже вопросы не праздные. И на все эти вопросы у нас нет ясного и однозначного ответа. Мы еще должны его найти.

А что касается экономики, то, на мой непрофессиональный взгляд, экономика наша должна строиться на двух идеологических принципах. Это – принцип справедливости, который был реализован в советское время в идеях социализма. И принцип нравственности, который вытекает из христианского понимания мира и человека. Это и пытаются выразить в идее «православного социализма» некоторые наши авторы. На мой взгляд, у этой идеи есть будущее. Но она должна быть осмыслена профессиональными экономистами, которые могли бы сформулировать ее системно.

Беседу вела Татьяна Медведева