«Русский Ремарк» на СВО

Так уж повелось в России, что каждая война рождает знаменитых писателей и поэтов. Крымская война сделала известным побывавшего на ней графа Льва Толстого, на Первой мировой – Николая Асеева, Александра Блока, Валерия Брюсова, Николая Гумилёва, Бенедикта Лившица, Валентина Катаева, Александра Куприна, Алексея Толстого и других писателей и поэтов. В горниле Гражданской войны родились Михаил Булгаков, Арсений Несмелов, Николай Туроверов, Сергей Бехтеев, Исаак Бабель, Аркадий Гайдар и многие другие. Великая Отечественная война привела к появлению замечательной военной прозы ее участников – Виктора Некрасова, Василя Быкова, Юрия Бондарева, Владимира Богомолова, а уже в наши дни открыла Николая Никулина с его потрясающей книгой «Воспоминания о войне». Такого не могло не произойти и в ходе нынешней Специальной военной операции на Украине... 

Даниила Туленкова журналисты уже окрестили «русским Ремарком» или «новым Хэмингуэем». И произошло это после появления в этом году его сенсационной книги «Шторм Z. У вас нет других нас», которую сейчас оживленно обсуждают литературные критики, давая ей самую высокую оценку. В восторге от нее и читатели.

Вот как, например, охарактеризовал в сети его книгу пользователь Константин Степанов: «Обязательно читать. Это прорыв. Как будто тяжелый, толстый, грязный лёд, покрывший нашу, действительно великую русскую литературу, внезапно лопнул, треснул, начал раскалываться. А из-под него наружу выплеснулась прозрачная, чистая, холодная вода. Это РУССКАЯ ВЕСНА! Туленков – это шок. Это прорыв».

Родом новая литературная сенсация с Урала. Туленков окончил исторический факультет Уральского государственного университета, и еще до войны пробовал себя на литературном поприще. Однако после ВУЗа в городе Верхняя Пышма, где жил, стал заниматься предпринимательской деятельностью, связанной с поставками гидравлического оборудования и сельхозтехники. Ну, а в бизнесе, особенно далеко от столиц, всякое бывает. Произошел конфликт с заказчиками, который закончился возбуждением уголовного дела. В итоге Даниил был осужден по ст. 159 «Мошенничество» на семь лет лишения свободы с отбыванием наказания в колонии общего режима. С решением суда был категорически не согласен, считает себя невиновным, но жалобы и апелляции ни к чему не привели. Что поделаешь? Как говорится, «от сумы, да от тюрьмы не зарекайся…»

«Я прошел все инстанции, оспаривая свой приговор, – пишет Туленков, – но всё это было тщетно… Махнув рукой, я подал заявку на участие в СВО в июле 2023 года, оставив за плечами четыре месяца в СИЗО и год в исправительной колонии общего режима… Ни секунды я не пожалел о своём выборе, хотя всегда считал и считаю по сей день, что военное решение этого вопроса – не самое лучшее и далеко не единственное решение».

Так историк по образованию, ставший бизнесменом, оказался в ИК-53 в городе Верхотурье Свердловской области. Когда началась СВО, записался в отряд «Шторм Z». С августа 2023-го по январь 2024-го служил в 42-й мотострелковой дивизии на запорожском направлении. Впрочем, в российской истории такое уже бывало. Так, Лев Гумилев тоже попал на фронт из лагеря.

Тут надо сразу пояснить, что воевал Туленков не просто в дивизии, а в приданном ей секретном подразделении «Шторм Z», о котором официально до сих пор мало что известно. Как утверждает Википедия*, о его существовании первые сведения появились 6 апреля 2023 года, когда украинские военные захватили документы, в которых подробно описывался процесс вербовки заключенных и формирования такого рода подразделений. Из них явствовало, что Министерство обороны России якобы создало их по образцу ЧВК «Вагнер» после того, как Евгений Пригожин, порвал с ним отношения.

Бойцы этого подразделения набирались из тюрем и лагерей, а после участия в СВО им обещалась амнистия. На фронте из них формировали штурмовые отряды, которые принимали участие в самых опасных операциях. В таком подразделении и провоевал будущий писатель с августа 2023-го по январь 2024-го на запорожском направлении. Уцелел, как он сам считает, чудом, и решил посвятить себя литературному творчеству.

«Я считаю, – дает Туленков оценку подразделению, в котором он служил, – у государства идет правильная политика работы со спецконтингентом. Пригожин набирал откровенных мясников и душегубов, которые потом возвращались и совершали повторные преступления, это не либеральная пропаганда, это действительно имело место быть. В «Шторм Z» набор шел уже осмысленный. МО работало в тесном взаимодействии с оперчастями учреждений, людоеды и невменозы уже не могли попасть на СВО. В основном привлекались люди, осужденные за ненасильственные преступления. Насильственные, конечно, тоже были, мне приходилось встречать и убийц, но все решалось в индивидуальном порядке».

«Моя книга, – сказал он в одном из интервью, – это не донесение каких-то высоких идей, а максимально реалистичное описание событий, с незначительной идеологической огранкой, без навязывания и подталкивания читателя в этом направлении. Судя по многочисленным откликам, мой способ подачи людям понравился».

После выхода из печати своей книги Туленков стал знаменитостью, у него непрерывно берут интервью, о нем пишут в газетах, и он сам ведет блог, у которого десятки тысяч подписчиков. 

Пишет Туленков, в основном, не о боях, а о буднях солдат в окопах. О том, с чем им приходится сталкиваться, об их страхах и переживаниях, вообще о своих наблюдениях по поводу происходящего, пытается дать философское обобщение всему тому, что ему довелось пережить. 

«В Н-ке, во время очередного обстрела, – пишет он, – я увидел в проеме в стене, как по дороге бежит фазан. Низко, как человек, пригибаясь к земле, закладывая зигзаги, не понимая, куда метнуться. Сзади трещали кассетки. Фазан, слыша их, подпрыгивал и снова бежал. Он даже не пытался взлететь. Он даже не пытался раскрыть свои крылья. Мир перевернулся.

Все в этом безумии, сотворенном войной, поменялось местами. Несколько минут назад, в поле, в стороне от дороги на высоту третьего этажа взлетело пол-человечка, взмахивая ручками, будто крылышками. А по дороге, проложенной людьми, бежала, как человек, перепуганная птица.

«Я равнодушно и бесстрастно наблюдал за полетом куска человеческой плоти. Но мне было стыдно перед перепуганной птицей. Было стыдно, за то, что я человек. Стыдно за то, что, если бы даже я мог разговаривать на ее языке, я бы все равно не смог объяснить этой птице, зачем мы это все делаем. Людям смог бы. Во всяком случае, попытался».

А вот, как Туленков описывает ожесточенные бои в Работино, которое часто упоминается в сводках Минобороны. «Солдатская терминология – она всегда не в бровь, а в глаз. «Очко» – потому что здесь действительно жопа. А имя президента враждебной державы Зеленского добавлено для того, чтобы показать масштаб этой жопы, её доминирующее положение над бесчисленным количеством других жоп, имя которым здесь легион.

«Очко Зеленского» – это наш «домик паромщика». Даже по ландшафту оно напоминает чёрно-белые фотографии Вердена или Соммы. Не хватает только обрывков колючей проволоки (на этой войне невостребованный девайс). Место, бесконечно переходящее из рук в руки, место, уносящее десятки жизней с нашей и с той стороны. «Очко» обладает какой-то зловещей магией, заставляющей наше и их командование бесконечно снаряжать сюда штурмовые группы, способные взять его, но не способные в этом «очке» удержаться.

«Очко» прострелено нашей и их артиллерией до сантиметра. Туда тяжело добраться, но, добравшись туда, храбрецы с белыми или синими повязками неминуемо погибнут под огнём или же будут вынуждены отступить. В «очко» сливаются жизни людей, а горький цинизм солдатской терминологии превращает их смерть в апофеоз бессмысленности. «Погиб в „очке Зеленского“» – это совершенно не то, что просится на страницы героического эпоса, не так ли?

Между тем вся моя эпопея теснейшим образом увязана с этим чёртовым «очком», равно как и со стёртым с лица земли Работином, расположение улиц которого, школу (местный «дом Павлова»), кладбище и прочие достопримечательности я могу воспроизвести на листке бумаги с безупречной топографической точностью.

С «очком» связаны первые потери боевых товарищей, и тогда, когда туда уходит группа, а потом возвращаются люди, по два, по одному, с пустыми, выжженными глазами: «Тот 200, тот 200, что с остальными я не знаю…», и тогда, когда на подступах к этому проклятому «очку» из двойки, ушедшей вперёд, после автоматной трескотни возвращается, взволнованный и запыхавшийся один и роняет просто, без лишних слов: «У нас минус один».

Так просто… «Минус один». А мы час назад с этим «минус один», пережидая обстрел кассетками в каком-то лесном блиндаже по дороге сюда, кипятили воду в пластиковой бутылке. Да-да, «минус один» научил меня за час до своей гибели этому нехитрому фокусу – на огне можно вскипятить воду в пластиковой бутылке, своевременно её прокручивая над язычком пламени, и ничего ей не будет. Элементарная физика, в принципе, но вот я не знал.

И вот теперь он лежит где-то там, в паре десятков метров от нас, в «штанах», то есть в месте, где окоп раздваивается. И будет лежать там Бог весть сколько. Хохлам его тело не нужно, а нам его не достать, потому что оно в паре шагов от них, засевших там, в этих «штанах». И мы эти «штаны» не пройдём, хотя должны были сделать это...

Да, за нами, в двадцати метрах, полнокровная рота мобиков. Но мобики сидят, прижавшись к стенке окопа, обняв автомат, и на предложение нашего командира оказать нам содействие отводят глаза: «Это не наша задача. Мы должны удерживать позиции и всё. Мы здесь уже неделю. Мы устали. Нам сказали, придёт „шторм зет“ и выбьет пидоров».

Ну, конечно, «Шторм Z» придёт и всё сделает. Они говорят о нас как о каких-то супервоинах, способных творить чудеса. А какие мы супервоины? Обычные уголовники, набранные с разных российских тюрем, с двухнедельной подготовкой. Но считается так. Считается, что мы люди отчаянной жизни, отбитые на всю голову, одной духовитостью способны проламывать любое сопротивление. Эх, если бы…»

Нам нужны новые технологии ведения этой войны, и тут огромный простор для фантазии, что это может быть за техника, которая взломает оборону противника. Речь идет как про нашу сторону, так и про другую, хотя, что касается их разведки и связи, иногда возникало ощущение, что мы с чем-то потусторонним сталкиваемся.

Да, у нас нет катастрофического отрыва, но в комплексе наш противник очень серьезный. Сейчас в России уже не осталось людей, которые в этом сомневаются. Есть, конечно, первобытная стратегия, что «противник кончится быстрее», это не я придумал. Но считаю, что мы не в том положении, чтобы растрачивать человеческий ресурс, пиррова победа нам не нужна... Теперь у нас идет своя Отечественная война, и культ войны 1941–1945 годов начинает притухать. Возможно, 9 мая 2024 года маршировать на Красной площади будут герои сегодняшней войны. Я бы на них с удовольствием посмотрел».

После прочтения любой книги обычно возникает сакраментальный вопрос: а зачем автор ее написал? Туленков сам дает на это в ней ответ. «Именно мы, – написал он, когда видно еще не был уверен, что вернется с полей Украины живым, – прогнанные волею судеб через горнило этой войны, выжившие и вернувшиеся домой, должны стать солью, основой, фундаментом Senatus Populusque Romanus. Буду ли я в их числе – бог весть… Ведь здесь, как пел Тимур Муцураев, «смерть таится за каждым углом». Но так или иначе, ленинградский еnfant terrible, а вернее, тот пул, что скрывается под его голограммой, запустил процесс, который, к счастью, необратим. Россия (а теперь и весь мир) уже никогда не будет такой, какой она была до 24 февраля. Её ландшафт, уже изменённый, будет изменён далее, до неузнаваемости».

И тут следует пояснить, что латинскую фразу Senatus Populusque Romanus, означающую «Сенат и народ Рима», изображали на штандартах римских легионов и использовали как в республиканский, так и в имперский период. В Риме до сих пор можно увидеть высеченную на камнях эту гордую аббревиатуру: SPQR. 

Автор уверен, что именно те, кто прошел через горнило судьбоносной войны, и должны стать «солью», основой новой России, которая возникнет по итогам боев Специальной военной операции. 

«Главной литературной сенсацией года» назвал книгу Туленкова известный публицист Егор Холмогоров. «Шторм Z» Даниила Туленкова, – написал он, – это свидетельство того, что великая русская литература по-прежнему жива, а её гений дышит, где хочет».