«Мы родиной не бедные»

Поэт Николай Дмитриев родился в селе Архангельском Московской области в 1953 году. В 2016-м ему исполнилось бы 63 года…

Август 1991 года... Как быстро, как неотвратимо и неумолимо все изменилось. Тогда, казалось, навсегда исчезли наши жизненные интересы, наши привязанности – ценности той уже очень далекой эпохи. Когда-то думалось, что все мы живем одними представлениями, заботами. У нас была одна наша прекрасная, наша необъятная страна, наши труды, наши праздники... В той стране неоспоримо все должно было принадлежать народу, а не электорату, населению, избирателям, потребителям и т.д.

«Перемен, перемен, мы ждем перемен», – металлическими отзвуками настойчиво и упорно звенело   акустическое пространство последнего десятилетия двадцатого века, последние месяцы и последние дни навсегда ушедшей эпохи.

И перемены, наступили. Да еще какие! Вот уже четверть века как на карте мира нет обозначения страны, которую многие (а если точнее – миллионы людей) называли своей Родиной. Изменилось и акустическое пространство, стали звучать новые слова: «перестройка», «ваучер», «деноминация», «новые русские», «популизм», «распад страны»... Заводы перестали работать, магазины опустели, на улицы вышли люди, которые продавали, стоя на тротуарах, все, что еще недавно составляло домашнее хозяйство: книги, консервы, посуду, одежду...

Продавая, люди стояли с высоко поднятыми руками, как будто сдаваясь в плен этой   давящей силе материальных потребностей. Казалось, демонические силы вырвались из самых потаенных недр. Наступили перемены.

И что же принесли эти перемены простым людям? Для народа, который до этого мы без запинки считали «движущей силой» истории?

Русский писатель Валентин Григорьевич Распутин, который вошел в состав единственной в то время в России Комиссии по защите нравственности, писал: «Россия с её тысячелетней историей ... И грозит ей не старость, не усталость, не изношенность, а "красивая" жизнь в пучине безнравственности и отвержения традиций. Римлянам и грекам не снилось то, что вывалилось на Россию с телевидением, «культурной революцией» и нравственным разрушением человека. Достаточно вспомнить новогодние и прочие праздничные телеразвлекаловки».

И в подтверждение слов Распутина, авторитетные идеологи, культурологи того времени нас уверенно убеждали, что время поэзии прошло, сейчас настала новая пора – пора рыночной литературы, когда только спрос определяет качество литературных трудов, а рынок все, мол, расставит по своим местам, рынок решит все. Как тут не вспомнить пушкинскую ремарку: «Народ безмолвствовал».

И в это время негромко, но очень отчетливо зазвучал голос русского поэта Николая Дмитриева: «Свобода слова, говоришь, и всяческой приватизации?», – вопрошал он и горько отвечал:

Пусть продают кругом цветы,

Пусть музыка и пусть движение,

Есть ощущение срамоты и длящегося унижения...

«На обломках рухнувшей эпохи» поэт создавал в поэзии образ Родины страшного периода «безвременья», который сейчас многие бойко называют «лихими девяностыми».

«Москва похожа на Париж времен фашистской оккупации», – пишет Дмитриев и продолжает:

Ни в чьи глаза смотреть не хочется

Лишь подлецы и дураки

Не знают, чем все это кончится.

Все рушилось – экономика государства, привычные устои жизни, само государственное устройство.

Ветер перемен принес организованную преступность, беспомощность власти. Всем очень хотелось верить в чудо. Начался хаос,

И за гробом прибавление

Будет мне грехов для ясности

Есть такое преступление:

Оставление в опасности.  

Как детей оставить, Господи,

В этом сраме,

В этой копоти?

Русский философ и политолог Александр Панарин так охарактеризовал тот период: «Этот мир с самого начала захватило крикливое меньшинство, монополизировавшее право на современность, на то, что считается передовым и прогрессивным».

Николай Дмитриев вступает в единоборство с ним:

На мглистой заре ХХI века

Я славлю борцов за права человека.

За черную воду гнилого колодца

С тяжелой бадьей выступают бороться

Старуха в обносках и парень-калека –

Четыре борца за права человека.

Им надо бороться и не понарошку

За право свое на дрова и картошку…

И в это вероломное время, в этом перевернутом мире, когда даже улицу, на которой ты живешь десятилетиями, невозможно узнать из-за в момент сменившихся вывесок магазинов, аптек, отделений связи – всего, что составляло круг жизни человека, поэт ведет нас своей поэтической тропой в мир, наполненный солнечным светом, грибным дождем, луговым привольем, лесными чащами, серебристыми струйками родников, мир, знакомый и полюбившийся каждому с детства.

Я-то знаю, что я не бездомник,

И когда-нибудь время придет –

Я вернусь в ту долину, где донник

Каждый день по-иному цветет.

Где по-старому сердце забьется,

Где от всякой сторонки всегда

Все тропинки выводят к колодцам

А в колодцах – живая вода.

Чувство прекрасного у поэта идет из глубины вековой Руси. Он борется, отстаивая свой мир:

Не исчезай, мое село, –

Твой берег выбрали поляне

И ты в него, судьбе назло,

Вцепись своими тополями.

Прижмись стогами на лугу.

И не забудь в осенней хмари –

Ты будто «Слово о полку» –

В одном бесценном экземпляре.

Такую духовную стойкость поэт черпал из умения слышать и передавать звучание народной души.  

Дмитриев обладал Даром – довольно редким в наши дни – он умел принимать судьбу Отечества, во всей ее исторической данности, как свою собственную, принимать как Богом данную.

Ему было дано воспринимать мир через чувство национальных мер, весов и постижения красоты земной и небесной.

Николай Дмитриев всецело принадлежит своему народу. Он принимал с благоговением всех и каждого, в прошлом и в настоящем. Это и современные защитники родной земли - и ратники дальних времен; воины Великой Отечественной – и сражающиеся «духом и стихом» его собратья по перу, бесстрашно обороняющие родные пределы; это все те, кто противостоял темным силам безвременья, предательства, безверия, лжи, жажды наживы. порно

Теперь Земле не испугать

Меня ни тьмой, ни волчьим следом,

Уйдя, вы проложили гать

Туда, где нищий страх – неведом.

И пусть над вами нет креста,

Вы, расточившиеся дымом,

Святыми сделали места

Своим присутствием незримым.

Он всегда рядом с болью народной.

«И где больней там и главней всего на свете», – утверждал он в одном из первых своих стихотворений «Пиши о главном». Дмитриев сразу пришел в литературу зрелым поэтом, и только муть переломной эпохи заглушала его голос.

Писал о главном, хотя сторонний глаз порой и не замечал этого главного в его негромких «пейзажных» стихах, в которых строчка по его определению «негромко звучала». Негромко, но мгновенно западала в душу.

Поэт-гражданин, поэт-лирик. Его произведения наполнены исконно русскими, есенинскими интонациями, как в строчках стихотворения «Пойдем, сестра, борами зрелыми»:

Душа, теперь переболевшая,

Так поняла, что ей нужны

Сосняк, тропа повечеревшая

И милосердье тишины.

Пошли, мы родиной не бедные, –

Через мосток и по бугру.

…Уткну лицо в корзину с белыми

И с ними жизнь переберу.

Главный талант Николая Дмитриева – талант поэтического сердца, талант, упавший на добрую почву и принесший плод.

«Царство Мое не от мира сего» (Ин. 18, 36). Эти слова Христа определяют существеннейшую черту православного христианства, духовный смыл жизни, которая полнее всего в литературе воплотилась в отечественной поэзии – ее «неотмирности», свободе от излишней привязанности к временному, материальному.

Что возьмет верх в дальнейшей жизни человечества, материальное или духовное – вслед за ведущими представителями российской словесности – решается сейчас в России.

«Мы родиной не бедные», – это к нам обращается Дмитриев.

За этим обращением – его духовные открытия.

Аудиокнига «Николай Дмитриев» подготовлена Бюро пропаганды художественной литературы Союза писателей России.

Статья опубликована в рамках проекта на средства государственной поддержки, выделенные в качестве гранта в соответствии c распоряжением Президента Российской Федерации от 17.01.2014 № 79-рп и на основании конкурса, проведённого Обществом «Знание» России».