«Это из какой жизни снимаете, сынок?»

Зацикленность на международном признании становится настоящей idee fixe у наших кинематографистов, а сами иноземные награды – высшим мерилом и оправданием всему. Включая всевозрастающую готовность работать с прицелом на вкусы американских киноакадемиков и европейский фестивальный бомонд.

Страстное желание вселенской славы порой может довести и до неловкости, и до глупости. Так, не успел наш «Оскаровский комитет» (Комиссия по выдвижению российского фильма на соискание премии Американской киноакадемии «Оскар») объявить о своём нынешнем фаворите, фильме «Край», как уже пошла вовсю писать российская СМИ-губерния, что новая лента режиссёра Алексея Учителя будет бороться за «главный трофей мирового экрана». И вообще он едва ли уже не у Учителя в кармане.

Впрочем, означенная комиссия, которая, заметим, отрекомендовала картину ещё до выхода её на широкий экран (продемонстрировав, таким образом, что ей нет никакого дела до общественного или критического резонанса), на сей раз очень может быть, что и не прогадала. У «Края», этой диковатой с точки зрения исторической достоверности, социально-бытовой «замотивированности», да и просто обыденной логики сибирской саги о любви, варварстве и паровозах (точнее, о любви к паровозам и сибирском варварстве), есть, похоже, неплохие шансы не только на номинирование, но и на итоговый успех.

Порукой тому мне видится отнюдь не исполнитель роли контуженного машиниста Игната – Владимир Машков, кто бы спорил, артист замечательный и человек достойный, однако его голливудская карьера, известность и статус всё же пока не сопоставимы с внутрироссийскими, как бы нас порой не уверяла в обратном так любящая выдавать желаемое за действительное родимая пресса.

И по-своему выдающаяся актёрская работа, не говоря уже о тех впечатляющих результатах, которых исполнитель – в лучших традициях Голливуда – добился в части физической коррекции своих внешних данных, а также в непростом деле управления паровозами, вряд ли сумеют оказать решающее воздействие на синклит оскаровских академиков.

Скажем, впрочем, безо всякой иронии – Машков, да ещё первоклассный оператор Юрий Клименко честно отыграли свое - в получившемся в конечном счёте на экране очередном, особо пышном букете знакомой развесистой клюквы их личный вклад видится минимальным. Если видится вообще.

А клюква, тем не менее, выдалась знатная – ядрёная, вырви глаз, с характерным, сшибающим с ног ароматом.

Создатели «Края» словно бы задались целью с размахом воплотить на экране все так называемые западные мифы о России (которые, казалось бы, уж лет двадцать, как отошли у них там в небытие, а вот, поди ж ты, – мы сами продолжаем тута упорствовать).

Классическая схема «баня, водка, гармонь и лосось» претерпела, правда, некоторую, с поправкой на время и место событий, трансформацию. У Учителя она выглядит так: баня, самогон, медведь и KGB. Но при всей вроде бы очевидной замшелости элементы этой схемы умудряются быть хитрым образом встроены в систему актуальных кинематографических трендов. В бане, например, мы видим волей-неволей радующее глаз изобилие обнажённого женского тела, приправленное пикантной сценой драки. Медведь – он, понятное дело, на то и медведь, чтобы символизировать Россию и ужасы, в ней творящиеся, но здесь посредством его к тому же внедряется для разрядки непременная комическая струя: пошёл машинист в тайгу, сами понимаете зачем, и вдруг несётся обратно со страшным криком и спадающие штаны руками поддерживает. Животики надорвёшь, однако.

А КГБ, то бишь НКВД, присутствует в картине и в образе персонифицированного злодея Фишмана (чуть что достающего пистолет и расстреливающего врагов народа прямо на месте, без суда и следствия), и одновременно в виде некоей могущественной всепроникающей субстанции. Суть в том, что этого самого Фишмана бóльшую часть экранного времени в кадре нет, но присутствие его незримо ощущается и сгущается от эпизода к эпизоду. Фишманом пугают всех, включая маленьких детей, а когда он (в исполнении Сергея Гармаша) ближе к финалу появляется, словно Deus ex parovoz, то обнаруживает себя мистическим образом знающим всё и вся обо всех. Всеслышащие уши, однако (поскольку среди персонажей имеется представитель условного северного народа, то слово «однако», как вы понимаете, звучит из его уст с анекдотической частотой).

Но при всём при том даже не это ловкое сочетание в одном флаконе рашен экзотика с агрессивной концептуальностью, приправленное действительно умелой игрой на чувстве зрительского предожидания, полагаю, способно будет привести «Край» к получению оскаровской статуэтки. А что же в таком случае?

Когда я смотрел фильм, меня не оставляло странное, постепенно усиливающееся ощущение, замешанное на дежавю и ещё чего-то трудноформулируемого. В мозгу то и дело возникал хрестоматийный вопрос, некогда заданный советскими крестьянами молодому Юрию Любимову, исполнявшему одну из главных ролей в картине Ивана Пырьева «Кубанские казаки»: «Это из какой жизни снимаете, сынок?» И в какой-то момент осенило!

Так это же самое настоящее кино про индейцев! «Край» создан абсолютно по лекалам продукции киностудии ДЕФА – той, где в главных ролях красовался весь в перьях кумир беззаботного детства Гойко Митич.

И тогда всё враз встало на свои места. Ты понимаешь, что Игнат, в сущности, никакой не демобилизованный осенью 45-го сержант и уж тем более не машинист, а самый натуральный рейнджер, джентльмен удачи, одинокий, никогда не улыбающийся мачо-ковбой. Появился в посёлке под названием Край (чувствуете-чувствуете, «край Ойкумены»?) из ниоткуда, всем надавал по мордасам, всех построил – и отправился на заброшенный остров в поисках мифического, невесть откуда взявшегося там паровоза. С этой точки зрения становятся совершенно излишними напрашивавшиеся было вопросы: почему этого откомандированного к месту новой работы советского гражданина никто, и даже его непосредственное начальство, и не порывается искать на протяжении, судя по всему, многих месяцев, пока Игнат ценой героических усилий возрождает к жизни и впрямь обнаружившегося на острове стального коня, а затем почти по воздуху переправляет его через полноводную сибирскую реку на Большую землю. (Да кому он нужен, этот неуловимый Джо?!)

В одиночку супермен Ignat, возможно, с этими задачами и не справился бы. Но у него чудесным образом обнаружился помощник, вернее помощница – немецкая девушка, прожившая все четыре военных года в том самом паровозе (в коем она очутилась, спасаясь от страшного Фишмана, пристрелившего по подозрению во вредительстве её отца и жениха – немецких инженеров, приехавших в 1940-м в Союз строить ту самую железную дорогу; поверьте, я, ей-богу, ни грана не преувеличиваю!). С этим «дитя природы» (читай, быстроногой скво) у фаната паровозной тяги, знамо дело, возникает сложный комплекс взаимоотношений: поначалу они друг друга чуть не поубивали, затем прошли сложный путь к взаимопониманию, завершившийся понятно чем – love story и хеппи-эндом.

Есть в «Крае» и все остальные, необходимые признаки жанра, как то: однорукий «шериф», таинственные ружейные выстрелы из леса, периодические смачные плевки и, конечно же, захватывающие гонки на мустангах… виноват, на паровозах, один из которых неизменно несётся по встречному полотну. Дикий Запад, вернее, Восток, сами понимаете…

Подозреваю, что изначально сценарий Александра Гоноровского был сделан в виде своего рода притчи или основы для квазидокументального произведения (в написании которых он прежде преуспел).

Но после того, как к делу подключились ни много ни мало Константин Эрнст с Первым каналом и могучее АО «РЖД», всё предприятие обрело наряду с большими деньгами поистине дьявольскую серьёзность и – итоги голосования российского Комитета по выдвижению.

Оно, если верить официальной информации, было тайным, следовательно, результаты его, предполагаем, явились полнейшей неожиданностью для председателя комиссии Владимира Меньшова, который, помнится, публично отказался вручать премию фильму «Сволочи». Рядом с «Краем» он теперь видится ну просто – ни дать ни взять – каким-то «детским» лепетом.

Продолжим наш опыт сравнительной дешифровки. Подавляющее большинство обитателей «Края» – согласно сюжету не заключённых, но ссыльнопоселенцев, занятых при этом на тяжелейших лесоповальных работах, однако умудряющихся при всём при том и довольно весело свой досуг проводить – это ведь, чёрт меня раздери, самые настоящие негры (sorry, афроамериканцы) на плантациях. Вусмерть запуганное и властями, и Фишманом (который, спешу разрешить, возможно, возникшее у кого-то недоумение, на поверку окажется вовсе никаким не Фишманом – это у него не паспортное данное, но прозвище), и вдобавок взбудораженное да раскочегаренное Игнатом, это человеческое стадо может, как выяснится, и бучу затеять, и политкорректность продемонстрировать. Что и требуется для достижения чаемого результата.

Вот только одного в ленте Учителя не хватило лично мне – пронзительного крика «Апачи!», с которым, уверен, так хорошо бы мог скорреспондировать один из то и дело срывающихся с уст героев кратких и ёмких матерков.