Столетие
ПОИСК НА САЙТЕ
29 марта 2024
Екатерина Шорбан: «Люди, а не власть, спасают исторические памятники»

Екатерина Шорбан: «Люди, а не власть, спасают исторические памятники»

Беседа с ведущим научным сотрудником Отдела Свода памятников архитектуры Государственного института искусствознания
04.07.2008
Екатерина Шорбан: «Люди, а не власть, спасают исторические памятники»

Культурное наследие России разрушается буквально на глазах. Пока власти федеральные и региональные перекладывают друг на друга ответственность за памятники, их сохранением занимаются частные лица на свои собственные средства.

  

 

- Екатерина Антоновна, расскажите, как сейчас обстоят дела с памятниками архитектуры?  

- Наше архитектурное наследие находится в очень плохом состоянии, и мало кто понимает, что, даже с экономической точки зрения, это очень важный ресурс. Нефть и газ выкачиваются и сжигаются, а историческое культурное достояние, если за ним следить, никуда не уходит и в большинстве цивилизованных стран дает постоянную прибыль. В европейских странах – Испании, Великобритании, Германии – сейчас необыкновенно развился местный туризм. Не обязательно ездить куда-то далеко и смотреть что-то экзотическое, есть масса потрясающих памятников в провинции каждой страны. Местный туризм поднимает регион, тянет за собой развитие всей инфраструктуры: развивается сельское хозяйство, открываются гостиницы, кафе и рестораны. В России же ситуация прямо противоположная, в нашей стране региональный туризм практически уничтожен – и гостиницы закрыты, и памятники разрушаются.  

- Что же делать? С чего начинать?  

- Прежде всего, надо изучать наше наследие. Из памятников церковного зодчества в России за советское время больше 70% утрачено, усадебная архитектура потеряла 90%. Ситуация близка к катастрофической. Тем не менее, все-таки еще многое, пусть и в полуруинированном состоянии, сохранилось. И первая задача, с решением которой связан наш Отдел Свода памятников архитектуры и монументального искусства России – это составление банка данных обо всех существующих исторических объектах. Государственная программа Свода памятников была создана еще 40 лет назад, в 1968 году, параллельно такие же программы в то время появились в каждой союзной республике. Цель программы – выявление памятников и публикация томов Свода. Это, конечно, грандиозная работа, потому что в России – 89 областей, а сотрудников в нашем отделе сейчас всего 20 человек…  

- Неужели за столько лет существования программы еще осталось, что выявлять?  

- Конечно! Дело в том, что, хотя паспортизация началась с 1970-х годов, некоторые регионы, например, Сибирь, были очень слабо изучены. Один из наших сотрудников, написавший диссертацию о культовом зодчестве Сибири XVIII века, сам в течение нескольких лет объезжал храмы, которые практически не были обследованы. Он описал около 80 церквей, по которым даже в нашем архиве не имелось материалов. То же касается и европейской части. Подробно была сделана паспортизация только в нескольких областях, лучше всего дела обстоят в Тверской области, а если взять не менее интересные Тульскую или Тамбовскую, то они обследованы очень плохо и фрагментарно. То же относится и к Калужской области, которую я сейчас курирую. Этап тотального обследования здесь начался только в 2000 году. В 1970-е годы какое-то количество паспортов, конечно, было сделано. Однако со временем памятники изменились, поэтому их снова надо описывать. Кроме того, мы, порой, за две недели находим до 15 вообще неизвестных храмов, некоторые из них конца XVII века, многие XVIII века. И по ним ни в министерстве культуры России, ни в Калуге ничего нет.  

То же самое и в монументальном искусстве. Росписям храмов, даже в той же Тверской области, в прошлые десятилетия не уделялось достаточно внимания. За последние годы, с приходом молодых искусствоведов, которые стали заниматься именно этой частью наследия, выяснилось, что в Тверской губернии в XIX веке были потрясающие региональные школы живописи. В храмах роспись вся осыпается, и наша задача, поскольку мы реально смотрим на ситуацию, поспешить и хотя бы собрать информацию о том, что еще сохранилось.  

- Екатерина Антоновна, как продвигается работа?  

- У нас есть список первоочередных областей, в которые мы ежегодно ездим в экспедиции, по некоторым из них уже начали издавать тома Свода. С 1990-х годов опубликованы материалы по Брянской, Ивановской (в трех книгах) и Смоленской областям, вышли первые две книги по Тверской области, должен скоро выйти второй том по Владимирской, уже практически закончено обследование Рязанской области. Параллельно идет очень интенсивное обследование Ярославской, Костромской и Калужской областей. По инициативе и на средства местной администрации выпущены каталоги памятников, которые по существу являются аналогом Свода, по Костромской области, вышел также первый каталог по Ярославской. Конечно, помощь и инициатива властей заметно ускоряют процесс. Надо сказать, что в Свод памятников включены не только те объекты, которые стоят на охране. Одно из наших преимуществ заключается в том, что мы описываем то, что считаем нужным с научной точки зрения. Очень много ценных сооружений на охране не стоит, потому что это лишняя головная боль – для местных или федеральных властей это ответственность и денежные затраты, поэтому и процесс постановки на охрану в 90-е годы сильно замедлился, во многих местах просто приостановился.  

- Первый этап – это выявление и описание памятников. А второй? Что делать дальше? Кто выбирает - что реставрировать, а что нет?  

- Ситуация с реставрацией сейчас, к сожалению, довольно плачевна. У нас были и региональные реставрационные центры, и столичные, однако сейчас их деятельность очень сократилась. Все меньше государственных средств выделяется на реставрацию... Наш коллега из Калуги сказал, что в этом году на восстановление памятников архитектуры Калужской области (жилая и гражданская архитектура) выделено 4 млн. рублей. Этого хватит только на то, чтобы сделать одну крышу на каком-нибудь скромном домике. Если делать реставрацию по всем правилам, заказывать ее в реставрационном институте, этих денег не хватит даже на смету.  

Несколько иная ситуация с церковными памятниками, но там речь идет об объектах, уже переданных Русской православной церкви, которая готова тратить большие деньги на восстановление храмов – на ту же Калужскую область в этом году на реставрацию выделено 90 млн., на Костромскую – 70 млн. рублей. Но здесь свои проблемы – как правило, все делается хозспособом, привлекаются обычные строители, и ни о какой профессиональной реставрации речи не идет. Еще хуже положение с живописью, потому что это очень дорогостоящая и сложная работа, для которой нужны действительно квалифицированные специалисты.  

- Есть ли какие-то частные лица, спонсоры, дающие средства на реставрацию?  

- Появляются отдельные жертвователи. Один из редких примеров очень хорошей и профессиональной реставрации – это Рамешковский район Тверской области, село Никольское-Тучевское, где один богатый человек, у которого там рядом усадьба, выделил большие деньги на храм в стиле классицизма 1820-х годов. Привлекли очень хорошего профессионального реставратора – Владимира Игнатьевича Якубени – и бригаду высокопрофессиональных строительных рабочих. Всего за один летний сезон прошлого года они уже восстановили объем четверика и трапезной, в этом году будут завершать колокольню. Но это уникальный пример качества и интенсивности работ.  

- Кто же организовал эту реставрацию? Сам спонсор?  

- Существует небольшая частная организация «Сельская церковь». Последние 15 лет она занимается консервацией храмов – денег у них хватает только на то, чтобы починить кровлю и, таким образом, не дать кладке разрушиться. А в данной ситуации в Никольском-Тучевском у них появилась возможность организовать полноценные работы.  

- А есть люди, которые, не имея собственных средств, собирают их, стараясь как-то помочь?  

- Таких случаев достаточно много: часто нестарые еще пенсионеры, уроженцы какого-то села, которые долгое время прожили, скажем, в Москве, вернувшись на родину, самоотверженно вкладывают в восстановление храма те небольшие средства, которые остались у них от продажи квартиры в столице. Вот один пример – в селе Брынь Сухиничского района Калужской области, муж с женой, которые смогли объединить вокруг себя какой-то круг единомышленников, физически спасли замечательный храм конца XVIII века.  

- Кто может заняться восстановлением храма? Нужно ли получить разрешение у государства?  

- Теоретически, если это официальный памятник, то разрешение, конечно, необходимо. Но дело в том, что, когда стены наполовину разрушены и никто храмом не занимается, многие зачастую не думают ни о каком разрешении, а просто начинают действовать, правда, часто работают с ущербом для художественного качества. Здесь ситуация очень непростая: запретить им – это значит обречь храм на полное разрушение, а тут хотя бы сохраняются какие-то подлинные детали, которые важны как пример для будущей реставрации.  

- Кому принадлежат памятники, которые нигде не зафиксированы, не учтены?  

- Это по-разному складывается. Могут им владеть и местные власти, на чьей земле стоит памятник.  

- А бывает так – кто-то покупает землю, на ней стоит храм. Он принадлежит тому человеку, который купил себе участок под коттедж?  

- Такое случается. Хорошо, если этот человек с пониманием к церкви отнесется… По новому законодательству можно приобретать в собственность памятники не только местного, но и федерального значения. Сейчас чрезвычайно активно скупаются усадьбы и, как правило, новые владельцы заинтересованы в хорошей площади с парком, с красивым видом, но вот понимания ценности исторических сооружений у них нет.  

- Разве закон не предусматривает, что, если ты покупаешь памятник архитектуры, то обязан о нем заботиться?  

- За границей делается так: человек, покупающий памятник, должен подписать огромное количество официальных бумаг, где он обязуется его сохранять и восстанавливать. Мы сейчас только в начале этого процесса, в России пока не разработаны данные подзаконные акты и нет теоретической законодательной базы. Существует и другая проблема – состав местных органов охраны памятников в некоторых регионах сведен до двух человек, и даже если владелец подписал бумаги, надо регулярно ездить и проверять, что он там делает. А когда на всю область два-три человека отвечают за все памятники, у них еле-еле хватает времени заниматься документами по застройке городов, что уж говорить про села… Причем эти чиновники еще и подчинены местным властям, которые сейчас настроены на распродажу всего, что можно. Серьезной политики государства в области охраны памятников, к сожалению, нет. Хорошо бы организовать независимую службу по охране нашего наследия, которая подчинялась бы, например, Министерству культуры.  

- Скажите, а есть какие-то иностранные спонсоры, заинтересованные в сохранении российского культурного наследия?  

- Да, такие появляются – и отдельные люди, и организации. Как правило, это просто личная инициатива каких-то людей. Возьмем Москву, в которой за последние годы масса памятников снесена, мы практически потеряли центральную историческую часть города, - и вот несколько лет назад журналисты-иностранцы (в основном немцы и англичане), организовали свое общество по защите архитектуры Москвы – MAPS. Официальные власти стали к ним прислушиваться. Сейчас вообще возникает довольно много общественных организаций, состоящих не только из иностранцев, но, прежде всего, из наших соотечественников, которые уже не надеются на власти. В столице, например, есть организация «Москва, которой нет», она выпускает хорошие книги, посвященные историческому наследию столицы, устраивает акции, сборы подписей и т.д. В Петербурге тоже есть достаточно мощная организация «Живой город» – петербуржцы сами защищают свое наследие, а то ведь даже на Невском проспекте начался снос старых домов... Для города это катастрофа, потому что Петербург – ансамбль XVIII-XIX веков, и нарушение градостроительных принципов, по которым город создавался, уничтожит его как историческое и культурное явление всемирного значения.  

- А разве у нас нет закона, призванного сохранять целостность городской архитектуры?  

- Есть, конечно. Еще с советского времени остались законы, определяющие охранные зоны городов, но, к сожалению, чиновники, занимающиеся охраной памятников, просто не в силах конкурировать и бороться с законами бизнеса. Сейчас появилась такая формулировка: «охранные зоны не работают». Но это значит, что не зоны не работают, а не работают люди, которые должны следить за тем, чтобы соблюдался закон… Есть такое понятие, как городской ландшафт, городской исторический пейзаж, все это сейчас разрушается.  

- Что же нужно сделать, чтобы начали работать законы и чиновники, чтобы памятники все-таки сохранялись?  

- Главное – необходимо повышать активность населения. Есть примеры того, как обычные жители спасали от сноса исторические памятники. Так, студенты и преподаватели нескольких вузов в Калуге отстояли древнее кладбище на территории бывшего Крестовского монастыря. Здесь похоронены представители духовенства, дворянства, герои войны 1812 года. Когда появился проект застройки некрополя, люди дежурили на крыше последнего сохранившегося тут хозяйственного здания, писали письма повсюду – в Москву, в Петербург, родственникам тех, кто был там похоронен, подняли архивы, нашли списки захоронений. Те, кто действительно должен был заниматься охраной этого кладбища, не верили, что что-то получится, но, тем не менее, некрополь был спасен. Без активности населения невозможно бороться против бездействия местных властей. 

Беседовала Анна Щербина 

Специально для Столетия


Эксклюзив
28.03.2024
Владимир Малышев
Книга митрополита Тихона (Шевкунова) о российской катастрофе февраля 1917 года
Фоторепортаж
26.03.2024
Подготовила Мария Максимова
В Доме Российского исторического общества проходит выставка, посвященная истории ордена Святого Георгия


* Экстремистские и террористические организации, запрещенные в Российской Федерации: американская компания Meta и принадлежащие ей соцсети Instagram и Facebook, «Правый сектор», «Украинская повстанческая армия» (УПА), «Исламское государство» (ИГ, ИГИЛ), «Джабхат Фатх аш-Шам» (бывшая «Джабхат ан-Нусра», «Джебхат ан-Нусра»), Национал-Большевистская партия (НБП), «Аль-Каида», «УНА-УНСО», «ОУН», С14 (Сич, укр. Січ), «Талибан», «Меджлис крымско-татарского народа», «Свидетели Иеговы», «Мизантропик Дивижн», «Братство» Корчинского, «Артподготовка», «Тризуб им. Степана Бандеры», нацбатальон «Азов», «НСО», «Славянский союз», «Формат-18», «Хизб ут-Тахрир», «Фонд борьбы с коррупцией» (ФБК) – организация-иноагент, признанная экстремистской, запрещена в РФ и ликвидирована по решению суда; её основатель Алексей Навальный включён в перечень террористов и экстремистов и др..

*Организации и граждане, признанные Минюстом РФ иноагентами: Международное историко-просветительское, благотворительное и правозащитное общество «Мемориал», Аналитический центр Юрия Левады, фонд «В защиту прав заключённых», «Институт глобализации и социальных движений», «Благотворительный фонд охраны здоровья и защиты прав граждан», «Центр независимых социологических исследований», Голос Америки, Радио Свободная Европа/Радио Свобода, телеканал «Настоящее время», Кавказ.Реалии, Крым.Реалии, Сибирь.Реалии, правозащитник Лев Пономарёв, журналисты Людмила Савицкая и Сергей Маркелов, главред газеты «Псковская губерния» Денис Камалягин, художница-акционистка и фемактивистка Дарья Апахончич и др..