Три казахских принципа

Правительство Казахстана 18 мая одобрило, наконец, итоговый вариант доктрины национального единства, появление которой в октябре прошлого года вызвало бурю ожесточенных дискуссий. Недовольство выражали, прежде всего, сторонники националистических партий и движений, по мнению которых принятая в первоначальном проекте доктрины установка на формирование гражданской казахстанской нации ведет к размыванию в ее составе казахского этноса и не отражает его государствообразующей роли.

В итоговом варианте доктрины все острые вопросы оказались обойдены. В результате сам документ оказался больше похож на декларацию о намерениях, главная цель которого – не задеть ни одну из участвовавших в его обсуждении общественных организаций.

В споре о том, какой вариант формирования нации - гражданской, объединяющей все проживающие в стране народы, или этнической, когда признается существование только казахской государствообразующей нации, а все остальные народы рассматриваются в качестве этнических меньшинств, - необходим Казахстану, авторы доктрины решили не останавливаться ни на одном. Вместо этого они предпочли сделать акцент на принципах национального единства, объединяющих все население республики независимо от расовой, этнической и конфессиональной принадлежности. Всего таких принципов предлагается три: «одна страна – одна судьба», «разное происхождение – равные возможности» и «развитие национального духа». На содержании этих принципов стоит остановиться подробнее.

Первый из них – «одна страна – одна судьба». Смысл этого принципа сформулирован следующим образом: «Наша великая цель - независимо от своего этнического происхождения, сплотиться и стать Великой Нацией, бережно сохранив и передав нашим потомкам самое дорогое, что у нас есть – суверенный и независимый Казахстан». Выполнение этой исторической миссии возлагается на казахский народ, который должен стать «консолидирующим центром объединения Нации», а его реализация рассматривается как общее дело всех граждан Казахстана, обязанных содействовать укреплению суверенитета, территориальной целостности и унитарного устройства страны.

Ключевым пунктом этого раздела является положение о необходимости «дальнейшей консолидации вокруг казахского народа всех граждан республики, направленной на укрепление независимости государства», которое выглядит явной уступкой национал-патриотическим кругам.

Объективно другого выбора у казахстанских властей и не было. Не могли же они, скажем, одновременно признать государствообразующую роль русского этноса, на чем неоднократно настаивали русские организации Казахстана. При том что ключевая роль европейского населения в развитии инфраструктуры, индустриального и агропромышленного секторов казахстанской экономики на протяжении советского периода очевидна. Однако признание государствообразующей роли русских поднимает множество неудобных вопросов, юридически превращая Казахстан в дуалистическое государство наподобие Австро-Венгрии, историческое существование которой оказалось недолгим.

Второй принцип национального единства – «разное происхождение – равные возможности» - выглядит гораздо более спорным. В доктрине он рассматривается как «равенство прав и свобод человека и гражданина, вне зависимости от его расы, этнического происхождения, языка, вероисповедания, а также принадлежности к социальным группам или общественным организациям и партиям». Фактически же этот пункт является чистой декларацией, так как на государственной службе равными возможностями граждане Казахстана не располагают, и прежде всего - из-за этнического происхождения. По данным Агентства по делам государственной службы, опубликованной в марте этого года, представители титульного этноса составляют 85% всех казахстанских чиновников.

В общей сложности на казахстанской государственной службе в настоящее время заняты около 97 тыс. чел., представляющие 59 этносов. Если сравнить национальный состав населения, выявленный по итогам переписи 2009 г., и процент тех или иных этносов среди чиновников получается следующая картина. На долю казахов приходится 63,1% населения и 84,9% госслужащих, русских соответственно – 23,7 и 10,1%, узбеков – 2,8 и 0,4%, украинцев – 2,1 и 1,5%, уйгур – 1,4 и 0,4%, татар – 1,3 и 0,8%, немцев – 1,1 и 0,5%. Таким образом, казахов среди чиновников в 1,3 раза больше, чем в составе всего населения, тогда как русских – в 2,4, узбеков – в 6,5, уйгур – в 3,6, немцев – в 2,1, татар – в 1,6, а украинцев – в 1,4 раза меньше. Более того, доля казахов среди государственных служащих со временем только увеличивается. Если в марте 2007 г. они составляли 79% чиновников, то сегодня – уже 85%. Если их удельный вес будет возрастать такими же темпами, процент нетитульных этносов среди казахстанских чиновников скоро сократится до минимального уровня.

Основных причин доминирования казахов среди госслужащих две – кланово-родственные связи и необходимость для чиновников знания государственного языка. Поскольку же нетитульные этносы ни тем, ни другим, как правило, не обладают, устроиться на государственную службу для них почти нереально. Незнание казахского языка все чаще приводит к вытеснению славянского населения и из бюджетной сферы, делопроизводство в которой также переводится на казахский. По данным русских организаций Казахстана, в школах отмечены случаи полного перевода на казахский не только делопроизводства, но и общения внутри коллектива, что ставит в крайне сложное положение русскоязычных преподавателей.

Как следствие - часть русского населения, по словам председателя славянского движения «Лад» П. Кузьменко, «сидит на чемоданах, а часть дорабатывает до пенсии и отправляет своих детей и внуков в Россию, поскольку ни хорошее образование, ни служебная карьера большинству из них явно не грозят».

Попытки решить проблему низкой представленности нетитульных этносов среди чиновников присутствовали не только в первоначальном варианте доктрины, но и в предложенных оппозицией альтернативных концепциях национальной политики. В первоначальном проекте доктрины, например, говорилось о необходимости совершенствовать механизм «привлечения в систему государственной службы граждан, обладающих соответствующей квалификацией и способностями, из числа различных этнических групп», желательно – владеющих казахским языком. В более опосредованной форме эта проблема отражена в подготовленной демократической партией «Ак Жол» «Концепции новой национальной политики Республики Казахстан на 2010 - 2020 годы». В документе констатируется необходимость преодоления «деформации представительства этнических общностей в различных сферах производства и управления», а также «формирования действенной системы «социальных лестниц». Однако в окончательный вариант доктрины ни одно из этих предложений почему-то так и не вошло.

Третий принцип доктрины – «развитие национального духа» - сводится главным образом к «расширению сферы употребления государственного языка», овладение которым должно стать «долгом и обязанностью каждого гражданина Казахстана, стимулом, определяющим личную конкурентоспособность и активное участие в общественной жизни». Именно язык должен стать не только средством «развития и укрепления Национального Духа», но и «важнейшим фактором укрепления национального единства». В качестве других составляющих национального духа говорится о «духе традиций и патриотизма, духе обновления, состязательности и победы», которые его реальное содержание раскрывают слабо. Религиозная составляющая национального духа, по-видимому, сознательно обойдена с тем, чтобы не акцентировать внимание на дуалистическом характере конфессионального облика республики, абсолютное большинство населения которой составляют последователи двух религий - ислама и православия. Фактически же в качестве главных основ развития национального духа рассматриваются модернизация и конкурентоспособность, которые должны обеспечить интеллектуальный и инновационный прорыв Казахстана в XXI веке.

В целом же доктрина оставляет стойкое ощущение того, что общих, скрепляющих единство всех народов Казахстана ценностей и идей найти так и не удалось.

Если общность проживания на территории республики еще сплачивает казахстанцев, то разные социальные возможности и знание государственного языка скорее разъединяют. Кроме того, будучи значимыми для одного этноса, те или иные идеи могут не иметь такого же значения для другого. Так, например, суверенитет и независимость Казахстана являются ценностью для казахов, обретших после распада СССР свое независимое государство, но отнюдь не для русских, которым гораздо комфортнее жилось в составе СССР. Казахское государство вообще воспринимается русскими как исключительный продукт советской эпохи, которого при ином развитии событий могло и не быть. Отсюда и разность оценок исторического прошлого, которое рассматривается казахами в качестве «тоталитарного», но отнюдь не воспринимается таким русскими, ощущавшими тогда себя гражданами единой страны.

Преодолеть эти различия во взглядах между двумя этносами, постоянно всплывающие в ходе дискуссий на Интернет-форумах, никакими доктринами не удастся. Тем более, что сама доктрина во многом представляет собой декларативный документ. По словам заместителя председателя партии «Адилет» С. Абдрахманова, «формулировки доктрины носят общий характер… и указывают лишь направления». Реальное же содержание политики определяется подзаконными актами, которые могут существенно отличаться от деклараций. «Я далек от мысли, что с принятием доктрины начнется новая эра жизни в Казахстане, - заявил он в интервью казахстанской газете «Мегаполис», - В ней нет национальной идеи, есть призывы, местами напоминающие первомайские лозунги ЦК КПСС». Между тем, приоритетными для властей явно остаются интересы титульного этноса. Это очевидно по таким тенденциям, как введение делопроизводства на казахском языке, продолжение переименований славянской топонимики и переселение в страну этнических казахов.

В этих условиях окончательный текст доктрины национального единства преследовал, по-видимому, две задачи-минимум: нейтрализовать недовольство национал-патриотических кругов и удержать в стране европейское население, численность которого, несмотря на снижение объемов эмиграции, год от года продолжает сокращаться.

При этом дальнейший отток квалифицированных кадров, на смену которым приходят не обладающие соответствующими профессиональными качествами казахи-репатрианты из Китая, Монголии и Узбекистана, энтузиазма у казахстанских властей не вызывает.

Еще в декабре 2007 г. президент Фонда национального благосостояния Казахстана «Самрук-Казына» Кайрат Келимбетов говорил, что для диверсификации экономики республике необходимо привлечь 1 миллион высококвалифицированных специалистов и рабочих из-за рубежа.

Более того, поток эмигрантов в ближайшее время может заметно возрасти. Министерством регионального развития России подготовлена новая концепция программы по репатриации соотечественников, в которой предлагается отказаться от жесткой привязки переселения к определенным территориям. То есть переселиться и получить гражданство соотечественники смогут в любом регионе России, однако дополнительную финансовую поддержку получат только при переезде в стратегически важные приграничные области. Между тем, именно необходимость селиться на строго определенных территориях до последнего времени сдерживала многих потенциальных переселенцев, которые обладают родственными и дружескими связями, а соответственно – и возможностями адаптации и поиска работы в других российских регионах. И удержать их с помощью деклараций о необходимости национального единства и укрепления суверенитета вряд ли удастся.