Столица Восточного рейха

В "первые" города мира по негласному уговору Вена не входит. Столица небольшого даже по европейским меркам Восточного рейха (именно так переводится Остеррайх) редко мелькает в сообщениях о главных мировых событиях, а что касается культуры, то тут в массовом сознании царят Париж, Лондон и Рим, а Вена оказывается где-то на задворках Европы. Но, попадая в Вену, вы понимаете, что не все так просто, что мировая табель о рангах перекошена, и если не учитывать навязанные нам стереотипы, то Вена занимает первые места по многим "номинациям".

В центре Вены стоит чудесный собор Святого Стефана. До этого я не слышал о нем: из числа западноевропейских соборов самым знаменитым считается Кёльнский. Но собор в Кёльне "убит" вокзалом, который рачительные немцы построили буквально в ста метрах от его стен: подъездные пути занимают почти весь центр города. Транзитный пассажир рассматривает собор с восторгом, но каково-то пешеходу, который при обходе собора натыкается на электрички, ларьки и всю привокзальную дребедень? Святой Стефан окружают только лошадки с экипажами, сказочно пахнет навозом – и ощущение от Вены в ее центре не "убито" суперсовременными экспрессами. Венский Стефан соединяет величественность с домашностью, и потому кажется даже лучшим из всех известных католических соборов… Может быть, Мариацкий собор в Кракове будет получше внутри, но снаружи Стефану нет равных.

Кунстисторише музей, хранящий коллекцию Габсбургов, оказался лучшим музеем, который я когда-либо видел. Конечно, Лувр в Париже представительней, побольше размером – как и наш Эрмитаж, - но дело не столько в размере, сколько во вкусе. Габсбурги отбирали лучшее, и здесь все художники представлены своими главными полотнами. Тициан и Веласкес, Рембрандт и Брейгель. На Брейгеле надо остановиться подробнее: вот родные нашему сердцу "Охотники на снегу"... Четырнадцать картин Брейгеля занимают здесь целый зал – и такого Брейгеля нет нигде. Как и Вермеера, которого вообще нет в России. К картине "Искусство живописи" (которую многие знатоки считают вершиной творчества этого "первого в мире" художника"), когда ее привозили из Вены, в Москве выстраивались очереди, а здесь она висит себе скромно в уголке. За полчаса, которые я просидел напротив нее на стуле, прошли мимо двое или трое посетителей – и лишь какая-то просвещенная китаянка поцокала язычком.

Но до Вермеера надо еще дойти, прошествовав через залы античности, где одна подсветка скульптур дорогого стоит: кажется, что вечный мрамор оживает и начинает мерцать, являя миру лица "кайзера Августа" и "кайзера Траяна". Везде тут кайзеры, всюду империи – и от Римской до "Священной римской", через тысячи лет тянется нить культурного наследия. Когда-то Вена начиналась как лагерь римских легионеров, Венориум. Здесь есть и славянский след: племена венедов дали имена Вене и Венеции. Но не будем растаскивать наследие по "национальным" квартирам, оно собрано здесь в Восточном рейхе, нынешней мини-империи, собрано безукоризненно Габсбургами и хранится исправно современными австрийцами (восточниками).

Вена – компактная столица миниатюрной империи, как набор табакерок, где собраны изысканные средства для наслаждения. Венская Опера похожа на табакерку, как и Кунститорише, как и Академия живописи: все здания отшлифованы до блеска, вылизаны и чуть ли не отлакированы.

Говорят, что до падения "железного занавеса" Вена была городом заштатным, весьма скромным. Лоск свой она набрала после притока дешевой рабочей силы из числа "освобожденных" венгров и славян. Вена сияет, сверкает и блистает сейчас, и если кто-то приобрел от падения занавеса, от его утилизации, продажи обломков этой громадины – и то хорошо…

Дунайский канал – ответвление, которое оттягивается от мощного и широкого Дуная на километр-другой к центру Вены, как тетива огромного лука. Этот канал служит основным венским ориентиром, - в него впадает река Вена, от канала отходит и к нему приходит кольцо бульваров, окружающее центр города.

Но каналом венцы не ограничились. Они еще построили огромный, длиной в пару десятков километров остров посреди Дуная, так что видны сразу два Дуная, примерно одинаковой ширины и голубизны. И чувства умножаются вдвое: река двоится, как у человека подшофе, - так Вена пьянит и без вина, веселит и без музыки, только ветром и светом, воздухом и цветом, потому что Дунай действительно прекрасный, и вправду голубой…

А за тем двойным Дунаем расположен еще и "старый", уже четвертый; прежнее русло Дуная образовало здесь озера, где паруса яхт, милые дачки и огромные пляжи, рекреационная зона Вены, стадионы, бунгало и корты…

Здесь плавают лебеди и утки, в озерах и прудах разъезжают лодочки с праздными и торжествующими венцами. Да, это выглядит фантасмагорично: венцы все время торжествуют, они находятся или в преддверии званого приема или на нем. Весь город каждый день празднует большой прием, который разбит на тысячи малых приемчиков в каждом доме; в каждом мало-мальски приличном зале идут торжества. В окнах на портьерах видны тени дам с бокалами шампанского. Даже музеи тут не простаивают зря: в них по вечерам устраивают приемы на сотни персон, снуют официанты и шампанское льется рекой: всякий конгресс, всякая конференция, если она хочет быть представительной, должна "пролезть" в Вену.

Говорят, что настоящие австрийцы сейчас остались только в горах. Они там живут-хоронятся в ущельях, в маленьких домишках, как гномы, и делают снег. Как делают снег? А вот так: бюджет страны сильно зависит от туристов и лыжников, - а если не будет снега, то не будет и лыжников. Поэтому главная задача в том, чтобы выпал в горах снег. Но австрийцы не могут зависеть от милостей природы, и вот они придумали такие машины, которые распыляют воду и превращают ее в снег. Теперь лыжники могут смело ездить сюда каждую зиму, потому как снег обеспечен!

А еще австрийцы могут делать отличное вино. На блошином рынке стоят пузатые дядьки и торгуют пузатыми же бутылками с вином. Бутылки литра по два темного вина. Вообще же на рынке, который расположен вдоль набережной реки Вены, можно найти что угодно – от деревянных ангелов, снятых с какого-то собора до непальских национальных нарядов. Мне привелось купить колокольчик из отеля в Бангалоре, медную скульптуру жрецов из Южной Америки, штопор с рукояткой из дубового корня, пару рубашек из Непала - и я чуть было не приобрел глиняную фигурку богини из археологического раскопа, но вовремя остановился. Если богиня была поддельной, то не стоила своих денег, а если настоящей, то нехорошо было поощрять "черных археологов". В дискуссии с жуликоватым продавцом меня поддержал человек, который назвал все эти "древности" цыганщиной. Мы разговорились, и я угостил его пивом. Архитектор и дизайнер из Болгарии, немолодой уже, он жаловался на жизнь: два его образования, две специальности не приносили достаточно дохода, и платить за две квартиры – в Вене и в Берлине – было нечем. Мы посетовали на жизнь интеллигентов на Востоке и Западе: пока была "холодная война", мы были как-то нужны нашим властям, а теперь, когда она закончилась, некому пускать пыль в глаза.

…Я приехал сюда рассказывать о поэзии и о друзьях. Дружил я с Игорем Холиным, который писал стихи о жизни людей в бараках. Властям не понравился этот стиль Холина, не удалось ему стать знатным советским автором с дачей в Переделкино. Зато он стал признанным "гением богемы" и обрел славу на Западе.

Здесь, в Вене, вышли первые переводы Холина на немецкий. Его переводчица Лизл Уйвари сама стала со временем писательницей и композитором. Лизл порассказала мне много любопытного о поэтах 1960-х годов, об австрийцах и немцах. О том, что в Австрии правят социалисты, что здесь уже почти победил социализм и партия даже доплачивает писателю за квартирку… И что Австрия – самое лучшее место для людей интеллектуального труда. Но это большой-большой секрет, именно в этой номинации Вена занимает первое место в Европе. Кому-то эта номинация вовсе не нужна, а мне она кажется одной из главных. И теперь я мечтаю вновь попасть в город, где четыре Дуная, где жили Моцарт и Штраус, Музиль и Климт, и особенно в ту дорогую сердцу "табакерку", где хранится четырнадцать Брейгелей…