Кризис в сердце Европейского Союза

Именно бельгийский опыт дает нам дополнительные основания сомневаться в непорочности некоторых западноевропейских стандартов политической практики, навязываемых всему остальному миру в качестве некоего эталона. И хотя привыкшие свысока поучать весь остальной мир политики в Брюсселе, естественно, не любят обращать внимание на провалы в собственной политике, на этот раз, по всей видимости, им это придется сделать. 

После развала Советского Союза у многих западноевропейских политиков обнаружились примечательные симптомы одного заболевания: у них появился зуд, вызывающий неудержимое желание поучать бывшие социалистические страны тому, как им следует жить дальше. С высоких трибун лились бесконечные потоки благообразных речей, авторы которых старались наставить «непутевых» слушателей из Восточной Европы на «путь истинный». В частности, последним предлагалось слепо следовать опыту «старших товарищей» в организации своего политического бытия. Выработанные в ЕС подходы и институты объявлялись чуть ли не новыми заповедями Господа, а отход от них, соответственно, квалифицировался не иначе как «грехом впадения в нецивилизованную ересь».

Наиболее часто местом, где озвучивались такие сентенции, была столица Бельгии, в которой как раз и размещаются главные учреждения и Европейского Союза и Североатлантического альянса.

Между тем, последние события, связанные с Бельгией, как нельзя кстати заставляют нас вспомнить примечательную фразу из Евангелия от Матфея о тех, кто видит сучок в чужом глазу и не замечает бревна в своем собственном. Ведь Бельгия – этот витринный оплот атлантизма - сегодня стоит буквально в двух шагах от масштабных потрясений. Кризис, уходящий своими корнями в глубь веков, уже поразил своими метастазами политическую жизнь этого государства. Прошедшие достаточно давно, 10 июня 2007 года, парламентские выборы до сих пор не привели тем не менее к формированию полноценного правительственного кабинета. За этим стоит отнюдь не тривиальная нехватка голосов у победившей в электоральном соревновании политической партии, а более серьезные проблемы. Бельгия как самостоятельное государство по историческим меркам возникло не так уж давно. Оно является одним из самых молодых в Западной Европе. Независимость от власти голландского короля Вильгельма I была провозглашена только в 1831 году после победы бельгийской революции. А до этого данный регион фактически никогда не имел собственной государственной идентичности. Он был частью то королевства франков, то герцогства Бургундского, то владением королей Испании, Австрии, Франции и Голландии. Свои отметки на политическом ландшафте здесь оставили Аррасская уния 1579 года, Вестфальский мир 1648 года, бесконечные войны за испанское и австрийское наследство и, конечно же, две последние мировые войны. Бельгия не является государством, в котором доминирует какая-то одна этническая группа. В силу исторического развития на территории страны проживают две крупные и преимущественно компактно расселенные группы, различающиеся между собой как в этническом, так и в культурном отношении. Наиболее очевидно внешне отличия проявляются в языке. Север Бельгии населен преимущественно фламандцами, составляющими голландскоязычную часть населения (порядка 54-58%). На юге проживают валлоны, для которых родным является французский язык (около 33-35%). В стране также есть немецкоговорящее меньшинство, местом проживания которого выступают районы на востоке страны, граничащие с Германией (численность этой группы немного превышает 100 тысяч человек из 10,3 миллионов населения Бельгии). Учитывая данное обстоятельство, современная конституция Бельгии в статье 2 фиксирует, что страна состоит из трех сообществ: французского, фламандского и германоязычного. Но вот в административном отношении та же конституция отмечает, что Бельгия состоит трех основных регионов – валлонского, фламандского и брюссельского. Тем самым столица страны – Брюссель наделен особым статусом не только в связи с выполнением им особых функций, но и в силу примечательного этно-лингвистического состава его жителей.

Вопреки рекламному имиджу неофициальная столица Европейского Союза (как Брюссель, так и Бельгия в целом) так и не смогла навести порядок в своем собственном доме.

Бельгия разделена политико-административными и лингвистическими границами, а трения и откровенные распри между фламандской и валлонской общинами так и не удалось залечить при помощи чудодейственных рецептов из арсенала «цивилизованной европейской демократии». И это несмотря на то, что меры предпринимались весьма серьезные. Например, до 1970-х годов Бельгия являлась унитарным государством. И только в ходе цикла конституционных реформ 1970, 1980, 1988 и 1993 годов она была преобразована в федерацию. Тем не менее, и по сию пору остаются актуальными слова бельгийского социалиста Жюля Дестре, обращенные к королю Альберту I в 1912 году.

Дестре тогда заявил, что хотя в Бельгии есть валлонцы и фламандцы, но в ней нет бельгийцев.

Действительно, как ни старались власти королевства гармонизировать межнациональные отношения и институционализировать на базе федерации различающиеся общности, ничего из этого не получилось. Западноевропейские политики так любят ставить клеймо - «сепаратизм» на всех тех, кто не вписывается в их понимание современного мироустройства. Но ведь в Бельгии как раз этот самый сепаратизм проявляется куда более отчетливо, чем в той же Грузии, Азербайджане или Молдове. Ведь Бельгия с 1831 года как была, так и осталась формально отдельной государственной единицей. И в рамках этой единицы развиваются процессы, политической составляющей которых выступает требование отграничения прав одной общности от соседней. Это ли не сепаратизм в чистом виде?! Тогда как в случае с упомянутыми выше бывшими союзными республиками СССР ситуация в политико-правовом смысле была принципиально иной. В момент, когда речь шла о том, что перестает существовать прежняя государственная единица – Союз ССР, законодательство этого объединения как раз позволяло автономиям самим определять свою будущую судьбу. Что они и проделали на практике. И под понятие сепаратизм это вряд ли можно подвести. Однако вернемся к бельгийским делам. В регионально-лингвистическом отношении к населенным валлонами провинциям относятся Льеж, Люксембург, Намюр, Эно и Валлонский Брабант. Фламандцы же доминируют в провинциях: Лимбург, Анвер, Фламандский Брабант, Западная Фламандия и Восточная Фламандия. Бельгийские регионы получили широкую автономию и самостоятельность. Им перешла существенная часть полномочий центральных властей, в частности, в сфере экономического развития, энергетики, общественного транспорта, сельского хозяйства, занятости, образования и культуры, здравоохранения. В ограниченной степени регионы получили даже возможность осуществлять международные связи. Но политического успокоения в Бельгию это так и не принесло. В частности одним из камней преткновения продолжала оставаться проблема столицы – Брюсселя. Дело в том, что исторически Брюссель расположен на территории Фландрии, что, естественно, подкрепляет претензии на доминирование в нем фламандцев. В прошлом население Брюсселя изъяснялось между собой именно на голландском языке. Для не забывших школьный курс истории напомню, что во Фландрии активно развивались мануфактуры, в частности текстильные. Голландский язык и был языком как буржуазии, так и работников на этих производствах. А французский язык в прошлом на этой территории был языком знати, поэтому с 1830 года он стал официальным, на нем стали учить в школах, на нем велось судопроизводство. А поскольку любая столица – это сосредоточие бюрократов, со временем французский язык стал в Брюсселе вытеснять голландский. Уже к началу ХХ столетия доля фламандского населения упала до 15%, то есть фламандцы на своей «исторической территории» превратились в меньшинство. Причем процесс офранцуживания затронул не только собственно Брюссель, но и его окрестности. В такой ситуации франкофоны стали рассматривать Брюссель как «свою территорию», а фламандцы – как свою, временно и незаконно утраченную. А поскольку демографический перевес в целом в Бельгии был именно на стороне фламандцев, такая ситуация только подпитывала активность фламандских националистических движений.

С их точки зрения противостоять экспансии валлонов можно исключительно через создание автономного государственного образования, в котором только голландский язык будет официальным.

В столице они надеялись укрепить свое присутствие путем требования ввести обязательное двуязычие всех государственных служб (формально Брюссель и так является двуязычным), а также гарантировать принцип долевого участия во власти фламандцам. Все эти требования имели и экономическую подоплеку. Фламандцы считают, что они не вполне заслуженно «кормят» более отсталые южные районы, населенные валлонами. Валлоны же оставались большими сторонниками федеративного устройства и сохранения статуса Брюсселя. Нынешний кризис с рекордной затяжкой в формировании правительства как раз связан с нежеланием фламандцев мириться с прежним порядком вещей. Во фламандских провинциях проходят демонстрации, участники которых размахивают уже не государственными флагами Бельгии, а историческими стягами фламандцев. Указатели на дорогах и домах активно исправляются: в них вымарывается французский вариант названия. Суть требований фламандских политиков сегодня сводится к последовательному и четкому разделению финансовой и политической компетенции регионов. В случае реализации их это означало бы движение от федеративного устройства Бельгии к конфедеративному. На горизонте тем самым явно замаячила перспектива раскола страны. Поскольку на последних парламентских выборах большинство мест в обеих палатах заполучили как раз фламандские политические партии, то лидеру самой крупной из них - фламандской партии христианских демократов, - Ивому Летерму король Альберт II и поручил формирование коалиционного правительства. По конституции Бельгии правительственный кабинет должен включать в равном количестве франкоговорящих и голландскоговорящих министров. Это требование не относится к премьер-министру и поэтому обе «лингвистические части» правительства должны состоять из 7 министров каждая. Летерм пока безуспешно пытается склеить коалицию, но не находит понимания ни у одной из сторон. В то же время фламандские радикалы идут дальше. Уже имеют место попытки принять в региональных легислатурах Фландрии акты о проведении референдума об отделении от Бельгии. Тем самым Бельгия уже потеряла право считаться примером европейской интеграции «цивилизованной семьи народов». И поэтому пора бы поумолкнуть тем в Брюсселе, кто так любит поучать других по проблемам прогресса, демократии и сепаратизма.