Кавказ: новые возможности и новые вызовы России

После распада СССР и вооруженных конфликтов начала 1990-х ситуация на Южном Кавказе долго находилась в состоянии стагнации, США и их союзники осваивали этот регион и вели политику постепенного выдавливания России с Южного, а в перспективе – и с Северного Кавказа. Политика Москвы отличалась пассивностью, несла на себе печать пораженчества и неоправданных иллюзий по поводу перспектив будущего сотрудничества с Западом. В результате масштабы политического, военного и экономического присутствия РФ на Южном Кавказе неуклонно сокращались.

Ситуация начала меняться в первом десятилетии XXI века. Произошла радикальная переоценка российской политики на Кавказе, изменились ее приоритеты, во многом она приобрела качественно новый характер. Это наглядно проявилось во время Пятидневной войны в августе 2008 г., в отказе от признания легитимными границ постсоветской Грузии, официальном признании независимости Абхазии и Южной Осетии 26 августа 2008 г., заключении договоров о дружбе и взаимопомощи, создании на территории этих республик постоянных российских военных баз, совместной охране их границ и т.п.  

Произошедшая в США смена администрации также привела к определенной переоценке американской политики на Южном Кавказе. Ее корректировка объективно необходима в условиях мирового экономического кризиса, в силу изменившейся международной ситуации, а также из-за авантюрного характера политики администрации Дж. Буша. Наиболее провальным итогом этой политики на Южном Кавказе стала Пятидневная война и ее последствия.  

Заявления представителей новой администрации США по поводу кавказской политики Б. Обамы отличаются противоречивостью. Большинство чиновников Госдепа, оставшихся на своих постах со времен Дж. Буша, заявляют о сохранении прежнего курса, изменения которого могут носить лишь косметический характер. Однако высказывания нового госсекретаря Х. Клинтон свидетельствуют о том, что администрация Б. Обамы может занять более конструктивную позицию и отказаться от жесткой конфронтации с Россией на Кавказе.  

Очевидно, что внешнеполитическая концепция новой администрации США все еще находится в стадии разработки. Но уже есть основания полагать, что она будет исходить из целесообразности сокращения масштабов прямого участия США в делах региона и на стремлении переложить большую долю ответственности на своих союзников по НАТО, а также на другие государства и международные организации (по аналогии с Ираком и Сомали).  

США фактически отказались от курса на принятие Грузии и Украины в НАТО в максимально короткие сроки. Комиссия по изучению политики США в отношении России американского сената не рекомендовала новой администрации поощрять Грузию и Украину к вступлению в НАТО. В разработанном этой комиссией документе предлагается «смириться с тем, что ни Украина, ни Грузия не готовы к членству в НАТО» и использовать другие возможности развития партнерских отношений с этими странами. В качестве альтернативы членству в НАТО сенаторы видят для Грузии и Украины «особую форму сотрудничества» с военным альянсом.  

Объявленная Б. Обамой «перезагрузка» в отношениях с Россией проявляется в изменении средств достижения целей американской политики, но было бы преждевременным говорить о принципиальном изменении курса на сохранение американского доминирования в мире.

В условиях однополярного мира упивавшаяся своим, как казалось, безграничным могуществом американская администрация относилась к своим союзникам довольно пренебрежительно и не слишком считалась с их интересами (что вызывало у последних нескрываемое раздражение).  

Но теперь, в условиях начавшегося упадка “Pax Americana” Вашингтон явно стремится переложить груз своих проблем на другие государства, прежде всего – на союзников по НАТО. В результате на постсоветском пространстве на смену обанкротившемуся блоку ГУАМ пришел проект «Восточное партнерство», в котором США будут играть менее активную, чем прежде, роль, а Евросоюз - куда более активную.  

Инициатором нового проекта стала Польша, которая на заседании Совета ЕС по общим вопросам и внешним сношениям в Брюсселе (май 2008 г.) предложила учредить организацию, получившую затем название «Восточное партнерство». Ее задача состоит в «реализации интеграционных инициатив» по отношению к не входящим в состав ЕС и НАТО шести постсоветским республикам - Армении, Азербайджану, Белоруссии, Грузии, Молдове и Украине.  

Официально объявленные цели «Восточного партнерства» состоят в повышении уровня политического взаимодействия, в обеспечении возможности заключения ассоциативных соглашений нового поколения, глубокой интеграции экономик восточных партнеров в экономику Евросоюза, упрощении визовых процедур, реализации совместных усилий в области энергобезопасности в интересах всех участников партнерства, а также в увеличении объема финансовой помощи.  

Идея участия России в «Восточном партнерстве» даже не рассматривалась, что ясно свидетельствует о стремлении к ее политической и экономической изоляции.

Реальная цель «Восточного партнерства» состоит в блокировании интеграционных тенденций на постсоветском пространстве путем дезорганизации деятельности таких объединений, как СНГ, ЕврАзЭС и ОДКБ.

Большинство инвестиционных проектов «Восточного партнёрства» посвящены таким стратегически важным сферам, как энергетика, транспорт, охрана внешних границ, правоохранительная система, предупреждение чрезвычайных ситуаций. Наряду с этим предусматривается создание «Форума неправительственных организаций», который позволит Евросоюзу активно влиять на внутриполитическую ситуацию в постсоветских государствах, в том числе путем финансирования оппозиционных организаций.  

Несмотря на постоянные заявления лидеров ЕС о том, что «Восточное партнерство» не направлено против России, очевидно, что оно представляет собой попытку реанимации и расширения уже существующего блока ГУАМ, сформированного США в качестве антироссийской альтернативы СНГ. Пятидневная война на Южном Кавказе продемонстрировала полную недееспособность этого блока. Реакция Баку на события в Южной Осетии свидетельствовала о самостоятельном характере азербайджанской дипломатии, ее стремлении руководствоваться, прежде всего, национальными интересами собственного государства. Баку не пошел по пути Киева: он не стал осложнять свои отношения с Россией ради поддержки режима Саакашвили. Аналогичную позицию занял другой союзник Грузии по блоку ГУАМ – Молдова. То, что половина членов ГУАМ отказалась поддерживать Грузию, а значит и политику США в Кавказском регионе, стало унизительным поражением американской дипломатии по постсоветском пространстве.  

Сохранение стратегического партнерства России с Арменией в сочетании с теперь уже постоянным военным присутствием в Абхазии и Южной Осетии гарантируют защиту интересов России на Южном Кавказе и создает условия для дальнейшего укрепления ее позиций в регионе. После Пятидневной войны США и ЕС были вынуждены искать новые средства нейтрализации роста российского влияния на Южном Кавказе.  

Вполне закономерно, что главным объектом евроатлантического контрнаступления на Кавказе была избрана Армения. Очевидно, что в случае радикальной смены ее внешнеполитической ориентации, ситуация в регионе изменится коренным образом.

Средством достижения этой цели призвано стать «Восточное партнерство» и другие проекты, направленные на интеграцию шести постсоветских государств в евроатлантическое пространство.  

Практическое осуществление проекта «Восточное партнерство» началось после Пятидневной войны, в условиях очевидной неспособности США и НАТО решить задачу вытеснения России и установления полного евроатлантического контроля над регионом. Вскоре после окончания военных действий состоялся чрезвычайный саммит ЕС, на котором была принята резолюция о необходимости «оказать поддержку региональному сотрудничеству и укрепить отношения с восточными соседями путем осуществления проектов «Восточное партнерство» и «Черноморская синергетика».  

Азербайджан и Грузия (вместе с Молдавией и Украиной) были включены в список участников «Восточного партнерства» без каких-либо условий. Для Армении же (как и для Белоруссии) условием допуска к обещанным «Восточным партнерством» финансовым и прочим выгодам стала демократизация государственного механизма и общественной жизни. Подобное требование имеет совершенно формальный характер, так как было бы очевидно нелепым рассматривать авторитарный Азербайджан или совершенно дезорганизованную Грузию как образцы развития демократии.

Очевидно, что обещанные выгоды «Восточного партнерства» используются для давления на Армению (и Белоруссию) с целью добиться постепенной переориентации ее внешней политики, а в перспективе – отказа от союза с Россией.

Проект «Черноморская синергетика» фактически является энергетическим дополнением «Восточного партнерства». По словам Комиссара Еврокомиссии по вопросам внешних отношений и европейской политики соседства Бениты Ферреро-Вальднер, на его осуществление будет направляться не менее одного миллиарда евро в год. В частности, предусматривается развитие маршрутов транзита энергетических ресурсов, связывающих бассейн Каспийского моря и потребителей в Евросоюзе через Южный Кавказ.  

Пражский (май 2009 г.) саммит ЕС «Южный коридор - новый шелковый путь» фактически был призван заложить основу нового энергетического порядка в Евразии. В проекте политической декларации говорилось, что участвующие в проекте газопровода «Набукко» заинтересованные стороны, в том числе страны ЕС, Турция и бывшие среднеазиатские республики СССР, сделают все для подготовки межправительственного соглашения по «Набукко» и подписания этого документа не позднее июня 2009 г.  

В случае успеха Пражского саммита у США и ЕС появилась бы реальная возможность создания нового энергетического коридора в обход России. Однако главная задача саммита осталась нерешенной: Евросоюзу не удалось добиться от Узбекистана, Казахстана и Туркмении – т.е. ключевых стран для реализуемых в обход России энергетических проектов, подписания декларации, в которой были бы зафиксированы их обязательства в отношении проектов газопровода Набукко и Транскаспийского газопровода. Подписание декларации Азербайджаном не меняет положения, так как эта страна обладает крайне ограниченными газовыми запасами. Не подписала декларацию и Украина, настаивающая на осуществлении собственного проекта газопровода «Белый поток», который должен связать Украину и Грузию по дну Черного моря. В итоге значение принятой на Пражском саммите декларации приобрело совершенно символический характер.  

Пражский саммит наглядно проявил противоречия внутри ЕС: Старая Европа отнеслась к Восточному партнерству весьма скептически, главы Великобритании, Франции, Италии и Испании даже не почтили это мероприятие своим присутствием. Одновременно французский президент Н. Саркози вновь подчеркнул целесообразность осуществления идеи «Европа+Турция+Россия», которая позволит создать «огромное пространство с 800 млн. населения, совместно пользующихся одинаковым процветанием и одинаковой безопасностью».  

Накануне Пятидневной войны в Южной Осетии многие отечественные журналисты и эксперты настойчиво твердили о том, что Россия окончательно проиграла Южный Кавказ: после скорого принятия в НАТО Грузии и Азербайджана на милость евроатлатлантистов непременно сдастся Армения, Россия якобы уже готова сдать Южную Осетию и Абхазию на милость Саакашвили, а в перспективе – бесславно уйти и с Северного Кавказа. Казалось бы, итоги Пятидневной войны должны были повлиять на подобные пораженческие настроения. К удивлению, совсем наоборот.  

России вновь с удивительным упорством предрекают геополитическую катастрофу на Кавказе, причем в качестве главного аргумента приводятся якобы однозначно негативные для нее результаты Пятидневной войны, «сплотившие» США, Европу и все «прогрессивное человечество» на однозначно антироссийской платформе.

Ситуация на Кавказе находится в стадии быстрой трансформации, но будет ли эта трансформация столь однозначно неблагоприятной для России? По-моему, нет никаких оснований для подобных утверждений.

Наоборот, Пятидневная война стала наглядным свидетельством прогрессирующего упадка однополярной модели мироустройства. США не удалось добиться дипломатической изоляции России и безусловного одобрения своей политики на Кавказе даже со стороны большинства государств-членов НАТО. Разгром грузинской армии привел к замораживанию планов расширения НАТО на восток путем включения в состав блока Грузии и Украины.  

В августе 2008 г. длительный период ослабления российских позиций на постсоветском пространстве закончился. Россия возвратила себе роль одной из наиболее влиятельных держав на международной арене. Быстрое и решительное пресечение грузинской агрессии против Южной Осетии, успешная операция по принуждению Грузии к миру и официальное признание Россией независимости Абхазии и Южной Осетии изменили ситуацию на Южном Кавказе коренным образом. У России появились принципиально новые возможности по защите своих политических и экономических интересов в жизненно важном для нее регионе. Российское военное присутствие в Армении, Абхазии и Южной Осетии призвано гарантировать безопасность России и ее союзников.  

Граничащие с Кавказом государства в наибольшей степени заинтересованы в нейтрализации потенциальных угроз своей безопасности. Это создает плодотворную основу для координации совместных действий России и Турции по обеспечению мира и стабильности в Черноморском регионе. Накануне своего официального визита в Россию в феврале 2009 г. Президент Турции Абдуллах Гюль заявил, что Анкара придает «очень важное значение» развитию сотрудничества с Россией. «Мы видим в ней ведущую мировую державу», – подчеркнул он, охарактеризовав двусторонние отношения как «многопланово партнёрские и углубленные».  

В Москве президенты России и Турции подписали Совместную декларацию о продвижении к новому этапу отношений между Российской Федерацией и Турецкой Республикой и дальнейшем углублении дружбы и многопланового партнерства. В этом документе была подтверждена обоюдная приверженность Конвенции о режиме Проливов (Конвенция Монтрё), которая предусматривает большие ограничения тоннажа, вооружения, количества и общего тоннажа кораблей, находящихся одновременно в проливах или в Черном море, а также времени пребывания там кораблей. Эти ограничения относятся, прежде всего, к военным кораблям нечерноморских государств. Таким образом, Турция и Россия дали ясно понять, что они намерены препятствовать наращиванию военной активности в Черном море со стороны нечерноморских государств.