Большая игра за Великий Туран

Недавние драматические события в Киргизии, а также резонанс в мировых СМИ в связи с проведением в Стамбуле третьего саммита Совещания по взаимодействию и мерам доверия в Азии (СВМДА), где главными «застрельщиками» выступают страны т.н. «тюркского мира», демонстрируют, что Центральная Азия, как и в далеком XIX веке, по-прежнему остается «ключом» в доминировании на евразийском материке.

Краткая история вопроса

XIX век, кроме прочего, прошел под знаком соперничества между Британской и Российской империями за господство в Центральной Азии.

Российская империя мотивировала свою экспансию в регионе желанием «цивилизовать отсталые народы Средней Азии», открыть свой рынок для сбыта среднеазиатских товаров (в том числе хлопка), прекратить опустошительные набеги местных народов на её владения.

Британия же, будучи сама крупнейшим колонизатором, опасалась возможной потери Индии и усиления Российской империи на мировой арене в связи с вероятным её выходом к Индийскому океану через Персию или Афганистан путём захвата новых территорий.

В западной историографии все это известно как «Большая игра».

Авторство термина (англ. The Great Game) приписывают Артуру Конноли — офицеру британской секретной службы, который был казнён в Бухаре 17 июня 1842 года.

В России же, с легкой руки тогдашнего министра иностранных дел графа Нессельроде употреблялся также термин «Турнир теней», имея в виду то, что дело никогда не доходило до прямого военного противостояния.

В широкий же оборот термин «Большая игра» был введён знаменитым британским писателем Редьярдом Киплингом в романе «Ким»: «Now I shall go far and far into the North, playing the Great Game» (я продвигаюсь всё выше на Север, играя в большую игру)

Однако сейчас времена изменились. И живи Киплинг в наши дни, он наверняка бы слово «север» заменил бы словом «восток», поскольку главным геополитическим соперником англосаксов на сегодняшний день является не Россия, а Китай.

Новая большая игра

Увлекшись борьбой с СССР, а затем наслаждаясь своей победой 1990-х годах, американцы проморгали рывок Китая из числа стран третьего мира в сверхдержавы.

По некоторым прогнозам, Китай уже к 2015 году может стать мировым лидером по объему промышленного производства. Ожидается, что еще раньше - к 2012 году - китайский фондовый рынок превзойдет по капитализации рынок акций США и выйдет на первое место в мире.

Разумеется, пока в отношениях между Вашингтоном и Пекином внешне все выглядит более-менее «глянцево». Скажем, в июле прошлого года выступая в рамках саммита по вопросам экономического сотрудничества США—Китай американский президент заявил, что отношения между двумя странами станут определяющими для истории XXI века, и, таким образом, станут самыми важными двусторонними отношениями в мире. «Такова реальность, которая сцементирует наше партнерство», - особо подчеркнул Обама.

Однако в Белом доме прекрасно понимают, что экономические успехи Поднебесной могут повлечь за собой смену геополитического лидера.

И чтобы этого не произошло, как уже доводилось автору писать на страницах «Столетия», Вашингтон, похоже, уже сейчас создает новую систему сдерживания. Что-то наподобие разработанной в конце 40-х годов Дж. Кеннаном концепции политики «сдерживания СССР», а также знаменитой антисоветской «анаконды» Коэна—Киссинджера.

Таким образом, на первый план, как и в далеком XIX веке, вновь выходят страны Центральной Азии, а также Россия, которая американскими стратегами мыслится как ключевой элемент новой антикитайской „анаконды”.

В Вашингтоне понимают, что единственной реальной угрозой для Китая может быть только восстановленное подобие бывшего СССР. Только такая огромная махина у китайских границ может сделать Пекин посговорчивее.

Китайское евразийство

Однако и Пекин не дремлет. Китай нынче фактически создает свою «евразийскую» идеологию, которая постепенно вытесняет коммунистическую, входящую во всё более разительное противоречие с реальностью.

На XVI съезде компартии Китая, который состоялся в ноябре 2002 года, была разработана концепция «чжунхуа миньцзу» — единой китайской нации, а также поставлена задача «неуклонно возвышать и внедрять национальный дух», что было названо стратегической целью и, более того, необходимым условием для выживания китайской нации, а, следовательно, и китайского государства.

На концепции «чжунхуа миньцзу» следует остановиться поподробнее, поскольку многие ее положения весьма интересны с точки зрения современного геополитического «пиара».

В частности, к истории Китая причисляется не только история ханьского этноса, но и народов, покоренных Китаем хотя бы на короткий период (например, тувинцев, казахов, киргизов), а также история тех народов, которые захватывали Китай (чжурчжэней, монголов, маньчжуров). Ну чем не китайский вариант русского евразийства!

Соответственно, в качестве территориальных приобретений Китая современные китайские историки представляют результаты завоеваний неханьских государств (например, монгольского и маньчжурского).

Таким образом, национальным героем Китая признается не кто иной, как Чингисхан.

В эпоху постмодернистских идеологий никого не интересует, что в реальности он выступал по отношению к Китаю в качестве жестокого оккупанта.

Реальность отходит на второй план. В китайской евразийской идеологеме важно то, что монгольская империя, простиравшаяся в XIII-XV столетиях вплоть до нынешних границ Евросоюза, сегодня объявляется китайским государством (в качестве исторической «зацепки» взято то обстоятельство, что формально монголы действительно основали в Китае свою династию Юань, свергнутую, кстати, самими китайцами в 1368 году).

Подобная конструкция исторического «мифа» дает возможность Китаю иметь далеко идущие планы практически на всю тюркскую ойкумену.

Самоорганизация Турана

Однако было бы слишком упрощенно изображать тюркскую ойкумену лишь как объект приложения «сильных мира сего». Внутри этой системы происходят довольно-таки любопытные процессы.

Как известно, директор Института стратегических исследований имени Дж. Олина при Гарвардском университете С. Хантингтон в своей знаменитой работе «Столкновение цивилизаций» очень предусмотрительно, осторожно и как бы нечаянно втиснул между православным, конфуцианским и исламским мирами «тюркскую цивилизацию». Кстати, противореча сам себе: ведь главным критерием для определения его цивилизаций выступает религия, а никакой «тюркской религии» не существует.

По замыслу американских «реалистов», формирование такой «цивилизации»-раздражителя для главных потенциальных противников куда эффективнее политики "глобальной демократической революции".

Используя эти американские аппетиты, а также пользуясь слабостью России, на протяжении 1990-х годов Анкара с энтузиазмом принялась за «переформатирование» постсоветского тюркского мира. Фактически, объявив себя старшим братом (agabeylik) для тюркских государств, в 1992 году устами президента Турции Т. Озала было провозглашено, что тюркский мир займет доминирующее положение на евразийском пространстве «от Балкан до Китайской стены».

В том же году при турецком МИДе было создано «Агентство по тюркскому сотрудничеству и развитию», отвечающее за все сферы отношений Турции как с тюркскими государствами, так и с тюркскими народами, проживающими на территории бывших советских республик.

Однако, если последнее десятилетие прошлого века, особенно его середина во время президентства С. Демиреля, было поистине «золотым веком» турецкой внешней политики («розовые перспективы» евроинтеграции, «фаворитизм» со стороны Вашингтона, «патронаж» Среднего Востока), то с начала нынешнего века ситуация начала кардинально меняться.

Повышение мировых цен на энергоносители способствовало укреплению среднеазиатских государств.

И теперь уже Казахстан, Узбекистан или Туркменистан пытаются «оседлать» идею Великого Турана, а их «придворные историки» приводят массу аргументов в пользу того, что центр тюркского мира расположен как раз на территории их стран, а не где-нибудь «на турецкой периферии».

И в этой связи возможны даже самые еще недавно казавшиеся невероятными альянсы.

Из России с любовью?

В августе прошлого года В. Путин и Р. Эрдоган подписали протокол о сотрудничестве в области природного газа, и, как результат, было дано согласие Турции на строительство газопровода «Южный поток». Европа сразу забила тревогу. Ведь меньше чем за месяц до этого в Анкаре состоялось подписание документа о другом трубопроводе, «Набукко», который планировался как европейский ответ на российскую монополию по поставкам газа.

Однако, подписание российско-турецкого соглашения по газопроводу «Южный поток» практически перечеркивает европейские расчёты. Ведущий турецкий эксперт по Евросоюзу Ч. Актар отмечает, что «вместо того, чтобы беспокоиться по поводу движения Турции на восток, Запад должен опасаться того, как бы уязвленная Турция не повернулась к России. Россия уже обхаживает эту страну как распределительный узел в своих энергетических поставках, а турецкие инвестиции в России продолжают увеличиваться».

Более того, еще во время российско-грузинского кризиса в августе 2008 года Р. Эрдоган внёс ясность во внешнеполитических приоритетах своей страны, подчеркнув, в частности, что хотя США и являются союзниками, Россия – это важный сосед, торговый партнёр номер один, «мы получаем оттуда 2/3 нашей энергии и не можем ее игнорировать».

Подобным образом Россия укрепила сотрудничество и с другими странами тюркского мира, в частности, с Казахстаном и, что особенно примечательно, с Узбекистаном.

Похоже, в Москве прекрасно понимают геополитические амбиции относительно Великого Турана как со стороны Вашингтона, так и со стороны Пекина.

Также, судя по всему, Кремлю пока удается успешно оперировать ситуацией, приспособив к вызовам постмодернистской эпохи евразийский инструментарий 20-х годов прошлого века экономиста Савицкого, искусствоведа Сувчинского, философа Флоровского и этнолингвиста Трубецкого.

Однако здесь важно в этой «геополитической рубке» не увлечься евразийским соблазном и постоянно помнить о своей тысячелетней христианской традиции и миссии, выражаясь языком Вл. Соловьева, быть не столько «Востоком Ксеркса», сколько «Востоком Христа».