Паника на биржах

С минувшего понедельника паника вновь прокатилась по биржам от Токио через европейские столицы за Атлантику. Как пишет Reuters, «мировые фондовые рынки пикируют четвертый день с четверга, потеряв 4 триллиона долларов от того, что восемь дней назад имело рекордно высокую стоимость. Европейские биржи упали на 3 процента, оставив инвесторам лишь маленькую возможность поиска традиционного убежища в золоте, а японской йене, ставшей одним из пусковых механизмов падения, – в базовых госаблигациях».

Товарные фьючерсы – от нефти до металлов – тоже катятся вниз от того, что было их лучшим стартом в начале года. «Растущая неустойчивость болезненно напоминает инвесторам, что ставки только на выигрыш не существует», – напоминает Reuters. Уолл-Стрит в панике – Dow Jones и Standard&Poor's 500 рухнули на 4,6 и 4,1 процента соответственно, как никогда прежде. Японская Nikkei упала на 4,7 процента и не падала так с ноября 2016 года. «С прошлой осени инвесторы ставили на “экономику Златовласки” (золотой середины с устойчивым ростом и естественным уровнем инфляции) – весомый экономический подъем, увеличение прибыли корпораций и стабильную инфляцию, – считает инвестиционный стратег Mitsubishi UFJ Morgan Stanley Securities Норихиро Фуйито (NorihiroFujito). – Но, похоже, волны переменились». Симптоматично, что они переменились сразу же после Давоса, на котором фанфары Трампа об экономическом взлете США были даже звонче, чем европейские – по поводу триумфа с совокупными показателями ВВП Евросоюза, выросшими в 2017 году на 2,5 процента.

Нобелевского лауреата по экономике Джозефа Стиглица, призвавшего финансово-политическую элиту, собравшуюся в Швейцарских Альпах, инвестировать не в прибыль, а в «человеческое измерение», не услышали – оно и понятно: не следует регулировать рыночную экономику, она регулирует себя сама. Вот как она «срегулировала» на этой неделе...

Сначала резко подскочила доходность гособлигаций США после того, как статистика показала, что заработные платы в стране растут слишком быстро – и появился страх перед инфляцией. Следом – страх перед ростом процентной ставки, болезненным для рынков, привыкших в последние годы к стимулированию экономики (вливаниям наличности) центральными банками. И «волны переменились».

«Неожиданное резкое падение в стоимости активов представляет собой бессмысленный импульс или нечто, более похожее на психологию толпы?», – задался вопросом британский The Economist, обнаружив, что американские биржи потеряли в один день захватывающие дух 7 процентов стоимости. А далее – следите за логикой: «Обморок заставил языки (комментаторов) вилять по поводу причины этого и возможного эффекта… Рынки может беспокоить, что рост заработной платы сожмет прибыль или вызовет более быстрое повышение процентной ставки, но бабочка, машущая крылышками в Индонезии, тоже может быть виновата в этом… Большое изменение в ценах на акции может означать некие фундаментальные изменения в экономике, но это просто может ничего не означать вовсе».

Ну, конечно, она ведь – саморегулирующаяся. Очевидно, The Economist склонен придерживаться именно этого довода. С его точки зрения и правительство, и экономисты должны бороться с такого рода рецессией, основанной на «коллективном сумасшествии», посредством «убеждения всех в том, что его беспокойство не имеет оснований, что всё в целом прекрасно, и всем надо опять стать радостными и оптимистичными».

Такое толкование событий не ново и опирается на фантом «саморегулируемого рынка», который придумал Адам Смит в эпоху Просвещения. Ему в XVIII веке было попроще: его доктрина свободного предпринимательства опиралась на «естественную религию материализма», а «невидимая рука», управляющая рынком, была «естественным порядком», которому не требовалось государственное, то есть гораздо менее благотворное, регулирование. Понятно, что если тогда мотивация человеческого поведения сводилась экономистами исключительно к получению разумной выгоды, то такая модель для них была универсальной. Это потом сформировались и вошли в науку социальные мотивы поведения человека, которые не всегда будут вписываться в рамки поиска прагматической выгоды, но которые сегодня трясут весь «саморегулирующийся рынок», заставляя западных экономистов списывать это на «коллективное сумасшествие».

Саморегулирующийся рынок есть устаревшая абстракция, не имеющая ничего общего с реальным экономическим поведением людей сегодня.

Собственно, именно это имел в виду Стиглиц в Давосе, заявляя, что ключевыми проблемами современных экономик стали растущий уровень неравенства и невозможность самореформирования рыночных структур.

Объективно, последнее обвинение равнозначно приговору, за вынесением которого должны бы последовать решительные реформы в рыночной экономике, существующей сегодня в большинстве государств мира. Очевидно и направление этих реформ – социализация рынка. Но… «главные исполнительные директора (CEO) в Давосе были в эйфории от растущих прибылей и компенсаций. Экономисты напоминали им о том, что этот рост неустойчив и никогда не был всеохватывающим. Но такие аргументы имели мало эффекта в мире, где материализм является королем, – с горечью пишет Стиглиц в Project Syndicate. – Неудивительно, что эта экономическая элита едва понимает степень, с которой такая система вредит большим массам народа в Европе и Соединенных Штатах, оставляя для большинства семейств реальные доходы замороженными и становясь причиной сокращения доли труда в доходах других (для CEO)».

Но именно такое положение вещей сформировал «свободный рынок» по Адаму Смиту. И именно поэтому его теперь все сильнее трясёт. Открыв Адаму Смиту собственную экономику четверть века назад, Россия тоже ступила на этот путь и приняла на себя риски, о которых хорошо знала и даже изучала до капитализации своего рынка. И что? Теперь «невидимая рука» рынка трясет нас, как грушу, с 2008 года. И уже в первые минуты торгов во вторник индексы ММВБ и РТС упали на 2,1 – 2,7 процента.

И если любой финансовый кризис на Западе гасится из госбюджетов, то оттуда же надо будет черпать и нам, чтобы компенсировать потери наших местных рыночных игроков.

Встреться сегодня Смит и Стиглиц в Давосе, думаю, они бы быстро сошлись на том, что устаревшая абстракция первого требует жесткой социальной ответственности за плоды своей деятельности, о которой говорил второй. Под пожарный звон колоколов на мировых биржах Смит наверняка бы его услышал.