Записки русского адмирала

27 января (9 февраля) 1904 г., отстаивая честь России, крейсер «Варяг» один принял бой с японской эскадрой (6 крейсеров и 8 миноносцев). Этот бой памятен всем нам. Он принадлежит Вечности. Народ помнит священный подвиг «Варяга» и его славного командира. Это подвиг мученического стояния, подвиг, ставший прочным символом несгибаемого великого русского духа.

Итальянская газета «Matino» писала: «На мостике “Варяга” неподвижно и спокойно стоял его красавец командир. Громовое “ура!” вырвалось из груди всех и раскатывалось вокруг. На всех судах музыка играла русский гимн, подхваченный экипажами, на что на русских судах отвечали тем же величественным и воинственным гимном. Воздух был чист и море успокаивалось. Подвиг великого самопожертвования принимал эпические размеры»…

Будучи на покое (в 1905 г. вследствие интриг Руднев был отправлен в отставку, проживал в деревне Мышенки Тульской губернии), контр-адмирал написал пространный очерк «Бой “Варяга” у Чемульпо 27-го января 1904 года» (СПб., 1907), затем автобиографическую книгу «Кругосветное путешествие крейсера “Африка” в 1880-1883 гг.» (СПб., 1909), работал он и над мемуарами, но, увы, рукопись пропала во время гражданской войны. До конца дней своих занимался он делами мирскими, хозяйственными, попечительствовал земским школам, был ктитором храма Казанской иконы Божией Матери в селе Савине Тульской губ. (ныне там музей Руднева), где и обрёл он последний приют. Скончался народный герой 100 лет назад, 7/20 июля 1913 г.

Если о бое «Варяга» мы знаем почти всё, то рассказ о путешествии на «Африке» сегодня остаётся достоянием лишь узкого круга специалистов, книга никогда не переиздавалась, между тем она примечательна во многих отношениях — во-первых, это документ эпохи, русского морского уклада и быта, службы; череда интереснейших зарисовок далёких, таинственных стран и их обитателей плавно разворачивается на её страницах. Во-вторых, сочинение это, несомненно, передаёт живое дыхание времени благодаря наблюдательности автора (который часто в повествовании называет себя лейтенантом Р., ведя разговор от третьего лица), оно, в известной степени, помогает составить верное суждение о личности молодого офицера — человека высокой культуры, примерного, исполнительного, честного, с непременным чувством долга, служения Отечеству, преданности Государю. А вертикалью этого характера положительно представляется истинная доброта, любовь к ближнему и светлое православное мировидение. Все эти качества, укрепившиеся с годами, скажутся в командире «Варяга» в момент славной битвы, о которой и по сей день народ поёт песни. И если во время командования «Варягом» образ Руднева видится подобным эпическому монументу, то в период плавания на «Африке» — это ещё молодой, набирающий силы и знания.

Всеволод Фёдорович накрепко запомнил отеческую заповедь: «На твою долю выпадает честь отметить 200-летие службы Рудневых Российскому флоту. Помни — среди Рудневых трусов и изменников не было. Не склоняй головы перед врагом, пока она цела. Не спускай пред ним флага!»

Итак… в апреле 1880 г. Руднев был назначен на крейсер «Африка».

«В 1880 году в виду ожидавшихся политических осложнений на Дальнем Востоке, из Кронштадта были отправлены несколько судов на пополнение эскадры Тихого океана. <…> Впоследствии политические тучи рассеялись, суда вернулись, но на долю „Африки" все-таки выпало крайне редкое и интересное плавание… <…>» В трёхлетней кругосветке предстояло выполнять Морскую программу Правительства по исследованию Мирового океана.

«[Индийский океан] встретил нас не особенно милостиво, хотя мы попали сразу в попутный муссон; сильный ветер прибавлял ходу, но вместе с тем не оставлял крейсер в покое, заставляя его качаться со стороны в сторону довольно ревностно, причем размахи доходили до 30 и более градусов. Вдобавок к этому влажность воздуха, при сильной жаре, была настолько велика, что все делалось мокрым: и постель, и белье, и платье на себе. Горячей пищей не всегда пользовались, сначала повару удалось сварить суп, но услужливый муссон выплеснул его из кастрюли. Дальше уж не помню, что и как он готовил, но только мы с нетерпением ждали прихода в Сингапур.

Были и развлечения — сильные шквалы с дождем часто нападали на крейсер, днем еще они не доставляли особенных хлопот, зато ночью прямо надоедали. Стоишь на мостике, кругом непроглядная тьма, и вдруг со стороны идет что-то черное, темнее ночи, едва успеешь сделать распоряжение об убавке парусов, как раздаются свист и вой в снастях и проливной дождь промочит насквозь. Вахтенный начальник спросит, все ли благополучно на марсе, и, получив ответ, опять шагает до следующего шквала, внимательно всматриваясь в окружающую тьму. <…> По мере приближения к Малаккскому проливу океан стал спокойнее, и нам удалось видеть одно из редких явлений природы: все море кругом до горизонта представляло тускло светящуюся поверхность молочного цвета с резко очерченными границами. Крейсер, идя по тёмной воде, постепенно приближаясь к этой как бы снежной равнине, вошел в неё и в течение часа шёл точно в молоке, между тем вода, зачерпнутая из-за борта, не имела никакого цвета».

«…вышли из Сингапура при хорошей погоде и порядочно высокой температуре наружного воздуха. Было так тихо и спокойно, все мы надеялись, что погода установилась надолго; однако уже 15 августа при закате солнца небо окрасилось в темно-багровый цвет, несомненно указывающий на перемену погоды, а потому было отдано приказание приготовиться к встрече неприятного гостя Китайского моря ― тайфуна…. До 5 часов утра 18 августа, при ветре, перешедшем к юго-западу, ураган дул с наибольшей силой; волнение и зыбь дошли до значительных размеров, и наибольшие размахи достигали 40 градусов на сторону; палуба от набегавших волн была все время в воде. Ветер завывал в снастях, крейсер бросало как щепку, что-то трещало, гремело, ― одним словом, положение было ужасное. Так продолжалось до 6 часов утра, когда, наконец, барометр тронулся вверх, сила урагана стала слабеть… <…>

Мне пришлось стоять вахту, будучи привязанным к поручню, держась одной рукой и меняя положение ног сообразно наклонению мостика, другой же рукой закрывал по очереди каждую сторону лица, так как боль от дождя, ударявшегося с большой силой, была невыносима.

С каждым размахом судна волны обдавали с головы до ног, и за четырехчасовую вахту на мне не осталось сухой нитки; впрочем, это нисколько не мешало бодрому, даже веселому настроению духа. Спокойствие Командира, сумевшего вдохнуть в нас уверенность и бодрость, передавалось и на команду. Стоишь на мостике в такой ужасной обстановка, а самому и больно от дождя и смешно смотреть при виде вахтенных матросов, которые прилагали невероятные усилия, чтобы в промежутке между работами, танцевать под гармонику около полубака, куда попадали только брызги; их комические движения для сохранения равновесия заставляли по временам хохотать от души. <…> Внизу в палубах и кают-компании о каком-либо комфорте и думать было нечего — повсюду едва успевали откачивать воду. <…> Офицеры посменно работали в палубах, а свободные отдыхали на скамейках в кают-компании, причем приходилось упираться то головой, то ногами... Когда на другой день стихло, на моей вахте было отдано приказание: открыть люки. Команда высыпала на верх, и все как один, сняв фуражки, перекрестились, благодаря Бога за спасение от угрожавшей опасности».

«17 сентября поздно вечером крейсер отдал якорь в бухте около Владивостока… <…> Скажем теперь о Владивостоке. Город растянут на одной стороне бухты Золотого рога, тогда как другая сторона покрыта лесом, да у самой воды стоят угольные склады Маковского. В описываемое нами время на углах были прибиты дощечки с названиями улиц, но самых улиц еще не было, кроме вымощенной Светланской и такой же в офицерскую слободку… Церковь была одна, очень маленькая, деревянная. На собор собирали деньги, но они куда-то исчезали, и долгое время Владивосток не имел собора».

В ночь на 4 декабря «Африка» отдала якорь на Иокогамском рейде.

«… молодежь решила… посетить Токио. И, как ни дико звучит это для новорусского слуха (выд. — Н.М.), первым делом решила посетить в Токио Русскую Духовную миссию, возглавляемую нашим знакомым, уже епископом, Николаем. <…> Первый наш визит был в Русскую Духовную миссию, построенную в северной части округа Сото-Сиро в местности Суруга-дай. Дом двухэтажный, каменный, стоит на горе, по склонам которой ютятся японские деревянные домики. Церковь небольшая, простая, но вполне приличная, светлая и очень чистая. Мы попали на литургию, которую совершал молодой иеромонах с диаконом-японцем, пели дети из школы. Чрезвычайно приятно видеть благочиние в церкви, мужчины и женщины стоят на разных сторонах, никто не опаздывает, не разговаривают и не оборачиваются.

Проповедь сказать вышел сам епископ Николай, причем японцы сели на пол. Живой струей лилась японская речь высокочтимого пастыря и видно было, что слушатели не проронили ни одного слова из его проповеди.

Японцы не привыкли к продолжительному стоянию на ногах, и потому они садятся на пол во время проповеди епископа. <…> Перед отъездом посетили епископа Николая, принявшего нас самым сердечным образом».

«20 декабря — Новый Год у иностранцев. Пришлось объехать все стоящие на рейде суда, а их собралось порядочно, тут были англичане, американцы, итальянцы, немцы, французы и японцы. Офицеры ездили на две смены, дело в том, что обыкновенно заставляли пить бокал шампанского на каждом судне, а их больше 20, естественно, одна смена не может выдержать радушных приемов». «25-го приехал на крейсер епископ Николай. <…> 1 января 1881 года мы встретили стоя на рейде Иокогамы, это был первый новый год, встреченный на чужбине, всем было грустно, и потому после скромного ужина сейчас же разошлись по каютам».

«21 января (1881 г.) получили приглашение представиться Микадо. <…> В зале около кресла, обитого шелковой материей лилового цвета, с затканными серебряными астрами, стоял Его Величество Микадо Муцухито (тот самый, что в 1907 г. вручит Рудневу высшую награду Японии — орден Восходящего солнца II ст. — Н. М.) в генеральском мундире с двумя принцами по бокам. С самого входа начались поклоны, через три шага, пока не добрались до императора, который обменялся с адмиралом короткими приветствиями. Затем начали пятиться назад до дверей. В другой комнате выпили по чашке чая и вернулись обратно в Иокогаму».

21 февраля «торжество… по случаю восшествия на престол Государя Императора. Утром было молебствие, салюты с подъемом флагов, днем шлюпочная гонка, вечером иллюминация <…> 28 февраля крейсер „Африка” покинул Иокогаму, направляясь в залив Овари с разрешения Микадо, который хотел выразить особое внимание нашему адмиралу, предложив осмотреть порты, не открытые для европейцев».

«4 марта ушли в бухту Тоба, тоже не открытую для европейцев».

Там экипаж застало трагическое известие о событии 1-го марта в С.-Петербурге. (Убийство террористами Государя Александра II – Н.М. ). «Иокагамский рейд при нашем приходе представлял грустную картину — флаги приспущены, реи скрещены и полная тишина даже при проходе адмирала. Приехавший священник отслужил панихиду, привел нас к присяге новому Государю и отслужил молебен по случаю восшествия на престол Императора Александра III. Мы все были глубоко потрясены и действительно горевали. Микадо прислал сочувственную телеграмму в посольство…»

«2 мая по исполнении поручения мы водворились в Сингапуре…» Вскоре крейсер был вызван во Владивосток, и оттуда уже «12 июля 1881 года при громе салютов и криков “ура” крейсер “Африка” плавно тронулся в далекий путь». Первым пунктом большой Тихоокеанской программы был осмотр сохранившихся русских владений в северной части Великого океана.

«29 июля покинули радушный Петропавловск и, несмотря на туман, добрались на другой день до острова Беринга — группа Командорских островов, отдали якорь за островом Топорков... Осмотрев селение алеутов… зашли в церковь… В 8 часов вечера ушли дальше, утром стали на якорь у острова Медного (той же группы), здесь явился агент Русско-Американской компании… который передал просьбу населения острова разрешить посетить русский военный корабль, так как раньше никогда не видали военных кораблей. Жители на берегу помещаются в хороших деревянных домах, порядочно зарабатывают, и не терпят недостатка. Несмотря на крупную зыбь, заставлявшую крейсер чуть не черпать бортами, стоя на якоре, приехало много жителей на своих утлых шлюпках, их хорошо встретили, угощали, показали все судно и забавляли музыкой. При уходе „Африки" они провожали ее на шлюпках с криками „ура!”».

«1 августа попали в Беринговом море в крыло урагана, ветер и качка были убийственны (размахи судна доходили до 40° на сторону), только 4-го числа при рассеявшем тумане в 9 часов утра увидели остров Уналашка, естественно, с каким удовольствием стали на якорь в порту Иллюлюк Капитанской бухты.

К адмиралу прибыл священник Иннокентий, американский агент и доктор; мы, конечно, сейчас же отправились на берег посмотреть русскую церковь и школу для обучения русскому языку, встретили двух священников из алеутов.

Отец Иннокентий пользуется популярностью, прихожане в признательность выстроили ему дом; жалованья получает 1800 р. в год. На соседних островах также имеются русские церкви, так как алеуты православные и говорят по-русски».

20 августа «Африка» прибыла в Сан-Франциско. «Вечером адмирал с офицерами в эполетах ездил на открытие выставки, нам оставили проход среди громадной толпы, встретили гимном, показали выставку, угощали шампанским и в изобилии речами. Практичные янки соединили приятное с полезным, оказав внимание эскадре, нажили порядочно денег, — они опубликовали, что в день открытия выставки будет русский адмирал с офицерами в форме и назначили за вход два доллара (4 рубля), сбор превзошел ожидания, такая масса публики собралась на выставку. 30 августа по случаю праздника (св. Александр Невский) отправили команду в церковь под начальством командира роты. Назад возвращались с музыкой окруженные массой народа. Когда команда села в шлюпки, к командиру роты подошел мужчина и потом женщина, каждый из них подал по чудному букету цветов. Консул объяснил, что здесь скоро и просто выражают свои чувства: им понравилось прохождение команды и потому моментально набросали в шапку инициатора денег, купили букеты и поднесли как выражение своего удовольствия».

28 сентября “Африка” надолго покинула континент для выполнения островной программы (Сандвичевы острова, Маркизские острова). «В одну из ночей привелось видеть чудное явление, когда из-под крейсера с двух сторон, густым потоком, стало вырываться блестящее голубое пламя, как будто мы плыли по огненному морю. Море сияло не блестками (как обыкновенно в теплых странах), но целой сплошной массой, которая распространялась обширными полукружиями по мере удаления широкой, густой волны, то извиваясь зелеными огненными змеями, мелькая вдали и превращаясь дальше в пятна, в точки. Хотя свечение моря ― вещь обыкновенная, но когда оно представляется в больших размерах, то получается грандиозная картина».

Затем были Новая Зеландия и Австралия, в Сиднее встретили новый 1882 г., и отбыли в Мельбурн. «В свободное время мы посещали театры, знакомых, танцевали у консула и сами принимали гостей. Барышни удивлялись, видя нас белыми — они думали, что мы чернокожие и едим сальные свечи». «Несмотря на оказываемое нам видимое внимание и удобную стоянку, мы были рады уйти 12 февраля из Мельбурна, хотя внутренне было жаль покинуть веселый город без стеснительных правил. Причиной, ускорившей наш уход и заставившей этому радоваться, были ежедневные газетные статьи, в которых помещались неприятные вещи и клевета. В газетах открыто выражали боязнь, что эскадра пришла высмотреть, и определить возможность завоевания австралийских колоний».

26 февраля „Африка” ушла в Индийский океан, закончив три четверти своей программы.

«4 апреля пришли в новую интересную страну Сиамского короля. <…> На другое утро первым делом забрались на самую высокую башню ознакомиться с окрестностями. …но беда в том, что сама башня находилась при местном варианте кладбища, вернее на большом дворе, разделенном на несколько частей. В одной части лежат безнадежно больные, во второй ― стоят виселицы и плахи для отрубания голов. Третья часть служит местом сжигания трупов, если родственники в состоянии заплатить за это 35 центов (копеек), в противном случае трупы бросают в четвертый двор, самый ужасный из всех. В нем постоянно живут орлы и кондоры, которые немедленно распределяют между собой свежие трупы. Посредине двора сложена пирамида из черепов, тут же валяются во множестве кости и части тел, не объеденные еще птицами.

Задыхаясь от убийственного запаха, не отнимая платков от носа, мы все-таки обошли двор, тщательно минуя страшных хозяев двора. Сидящие кондоры выше человеческого роста, они чувствуют свою силу и не дают дороги проходящим.

Для перемены впечатления мы пошли смотреть храмы и дворцы… Мы удачно попали к дворцу, так как видели, как его степенство священный белый слон изволил выйти на прогулку, при его выходе был вызван почетный караул для отдания чести. Караул в составе одной роты находится постоянно при помещении и вызывается при выходе слона и возвращении его домой. <…> Дальше мы пошли осматривать пагоды, — какая везде роскошь и красота, полы выстланы мрамором, стены отделаны мозаикой из золотых пластинок и цветных кусочков, двери черного дерева с перламутровой инкрустацией, все оригинально и ценно. Особенно богат главный храм, в нем Будда сделан из черного дерева с брильянтовыми глазами. Очарование храмов дополнялось звуками струнных инструментов, сливавшихся в стройные аккорды во время шедшего там богослужения».

Затем были Сайгон, Гонконг… 25 мая крейсер пришёл в Нагасаки, а 15 августа в Петропавловск.

«24 августа в годовщину Петропавловского боя состоялось торжественное открытие памятника убитым воинам при защите города в 1854 году. Памятник поставлен на средства, собранные подпиской между офицерами Тихоокеанской эскадры, местоположение его на косе дает возможность входящим на рейд судам любоваться издали его золоченой верхушкой (в середине 30-х гг. перенесён на Никольскую сопку — Н. М.). Для парада свезли па косу сводную роту под командой лейтенанта В. Ф. Р., к этому времени прибыло духовенство; когда шествие установилось по данному церемониалу, двинулись вперед на братскую могилу служить панихиду в присутствии оставшегося в живых участника боя солдата Карандашёва. <…> С кладбища процессия двинулась в собор, где служили обедню, и затем все прошли на косу к памятнику. При снятии занавеса оба судна салютовали, после чего команда прошла церемониальным маршем».

«В сентябре месяце крейсер ушел в обход по северным берегам Камчатки и островам. Этот раз плавание крайне тяжелое вследствие частых туманов, свежих ветров и громадной волны…». «5 октября по выходе в море попали в жестокий шторм с морозом и снегом. С большим трудом доставили на остров Беринг доктора Калиновского… Нельзя было без смеха смотреть на изумление и испуг жителей, увидевших первый раз матросов, сидящих верхом на лошадях, они приняли всадников за богов и падали ниц при проезде лошадей».

Рождественские праздники и Новый 1883 год “Африка” и ее команда встретили в Гонгконге. Шёл уже четвёртый год плавания, а возвращения все ещё не предвиделось. Как вдруг в начале февраля получили приказ о возвращении в Россию. Реклама: pornoelena.com - наши спонсоры.

«<…>Торжественно подняли длинный вымпел (вымпел — узкий флаг в виде ленты, поднимаемый на военных кораблях. При возвращении домой, по существующему обычаю, поднимают вымпел, длина которого равна длине корабля плюс 100 футов за каждый год плавания. На конце вымпела пришивают стеклянные шары, чтобы они плавали на воде, когда нет ветра. /Прим. лейт. Р./) и 6-го февраля ушли в Индейский океан». На переходе до Цейлона продолжались напряженные учения. С остановками шли от Цейлона до Тенедоса.

В канун Пасхи прибыли в Яффу. «Утром 14 апреля собрались все на постоялом дворе, чтобы одновременно въехать в священный град Иерусалим. <…> мы все с адмиралом и командой пошли в храм Воскресения смотреть омовение ног (Великий Четверг)... С зажженными свечами в предшествии духовенства и певчих мы пошли по Святым Местам.

Прежде всего, против входных дверей приложились к плите, на которую был положен Иисус Христос по снятии с креста, плита лежит под балдахином так низко, что надо становиться на колено, чтобы приложиться. Далее пришли к часовне гроба Господня (Кувуклион), она сделана из мрамора и состоит из двух отделений. Первое отделение, или придел, ангелов — тут Мария Магдалина и Пречистая Богоматерь услышали радостную весть о Воскресении Христа, в этом же приделе теперь стоит мраморная ваза с куском камня, который был отвален от гроба. Во втором отделении лежит плита, обозначающая место гроба Господня, входят, сгибаясь через низкий проход. Словами не передашь чувство благоговения и радости, что сподобился приложиться к гробу Господню, надо испытать».

«После обеда, несмотря на усталость пошли… по Via dolorosa—путь страданий Спасителя. Мы прошли весь путь, останавливаясь на местах, где Спаситель падал под тяжестью креста, в одном месте лежит обломок колонны, которую не могут поднять — это безмолвная свидетельница страданий Христа… Далее по Елеонской горе место, где Иисус Христос садился на осла перед въездом в Иерусалим — это место куплено Великим Князем Сергеем Александровичем для постройки часовни в память в Бозе почившего Государя Императора Александра II. Наконец поднялись на верх, где было Вознесение Господне.

15 апреля. Рано утром сели на лошадей и частью на ослов, вместе, с нашей командой, для поездки в Вифлеем. Дорога идет по пескам и скалам без всякой зелени, зато пыли много; остановка была в монастыре Св. Илии, где нас угостили вареньем и вином. Около монастыря находится колодезь — место встречи Рахили с посланным от Иакова и гороховое поле.

Рассказывают, что Богоматерь, проходя с апостолами мимо этого места, спросила человека, сеявшего горох, что он сеет, тот из скупости сказал: „Сею камни”. Богородица на это сказала: „Будь по слову твоему”.

Действительно, когда вырос горох, то в стручках оказались камешки, их можно и теперь найти; мы набрали себе на память. С тех пор поле никому не принадлежит, и турки не позволяют никому прикасаться к заклятому месту.

Въехали в Вифлеем торжественно, везде вызывали караулы (турецкие - Н. М.) в ружье для отдания чести, а жители вставали и кланялись. Мы проехали прямо к дому, где были ясли Спасителя; пройдя двор, вошли в храм, алтарь которого построен на самом вертепе, 15 ступеней вниз ведут в подземную церковь или вертеп Рождества — это естественная пещера в скале, теперь обложенная мрамором; место рождения обозначено серебряной звездой. Немного дальше другая пещера, где были ясли; здесь было поклонение волхвов…

По окончании осмотра мы вернулись в Иерусалим к 2 часам дня… надо было идти на вынос плащаницы в собор Св. Троицы при миссии. В 10 часов вечера с консулом пошли ко гробу Господню на ночную службу… В соборе прошли в алтарь и через несколько времени пошли крестным ходом с плащаницей по Святым местам.

16 апреля. Великая Суббота… В 2 часа дня пошли в храм Воскресения... В храме погасили все огни: в это время православные арабы начали кричать: „Сильна наша вера”…

Через несколько времени патриарх, без верхнего одеяния, прошел в часовню гроба Господня (осмотренную турецкими властями), за ним заперли дверь.

Прошло немного времени его молитв, как он подал зажженную Святым огнем свечку в окошко часовни; человек, взявший свечу, был отнесен на руках в алтарь, зажечь неугасаемую лампаду (в ней огонь не прекращается круглый год и тушится только в Великую Субботу, чтобы вновь зажечь священным огнем). Когда лампада была зажжена, стали зажигать свечи. Большею частью пучки в 33 свечи. По преданию, в давнее время католики подучили турок и арабов требовать от патриарха публичного низведения огня, а сами стали у гроба Господня; через несколько времени огонь сошел вне часовни к православному патриарху, ударив в колонну (которая имеет трещину); тогда [православные] арабы стали кричать: „сильна наша вера", — это сохранилось и до сих пор. Из храма вернулись домой… Едва мы успели пообедать, как за нами пришли, чтобы идти к гробу Господню слушать заутреню и приобщаться. Нас провели к самой часовне, где мы простояли всю службу, прикладывались ко гробу и приобщались (исповедовались до обеда). В 6 часов утра вышли из храма, не заметив, как прошла ночь в молитве (с 9 вечера до 6 утра)».

Далее путь лежал в Средиземное море. 25 апреля “Африка”… зашла в австрийскую бухту Каттаро. «Естественно, при первой возможности мы отправились на берег бродить по небольшому Каттаро, его окрестностям и добрались до столицы Черногории Цетинье. Дорога идет по горам зигзагами, по камням без всякой зелени, подъем очень утомительный, но все-таки мы преодолели все трудности к полному одобрению встречавшихся черногорцев. Подойдет к тебе высокий молодчина в живописном костюме и спросит: „Русский?”, получив ответ, непременно похлопает дружески по плечу и скажет: „Добре”… 28 апреля ушли в Анкону». А далее Неаполь.

«Который уже раз приходится быть в Неаполе, и каждый раз, кроме восхищения природой, видами — овладевает какое-то особенное, необъяснимое чувство. Даже вечером на вахте стоять и то хорошо: чудный, тихий, теплый вечер, луна освещает рейд, а с ним стоящие суда и массу двигающихся шлюпок; вот одна остановилась, раздались звуки мандолины и гитар, аккомпанируя чудному пению, которое заставило матросов выйти из коек наверх. … мы не теряли время даром — при каждом удобном случай уезжали и просто удирали на берег…»

21-го мая ушли из Неаполя.

«5 июня покинули берега Испании, страны черных глаз, живописных костюмов и невыразимой грации. С уходом из Кадикса распростились со Средиземным морем, оставя за собой столько нами виденного и пережитого. Атлантический океан старался развеять нашу грусть — болтал „Африку” во все стороны, пригласил разные ветра дуть на нас, даже и дождь оказался в числе приглашенных, но все безуспешно... очень жаль было уходить, хотя и домой приятно вернуться».

«24 июня с раннего утра все на ногах, объявлена награда тому, кто первый увидит Толбухин маяк. Вдруг бежит рассыльный: „Маяк открылся”, и дружное „ура!” огласило кают-компанию, а затем передалось в команду…» Крейсер пришёл в Кронштадт.

Вскоре стало известно о предстоящем Высочайшем смотре. «Наконец желанный смотр состоялся. Во время обхода команды и верхней палубы Его Императорское Величество, увидев привязанную камчатскую собаку, пошел ее погладить. Мы все замерли, так как Камчатка никого не признавала кроме своего хозяина старшего офицера и Р.; ее все боялись и не подходили к ней. К нашему изумлению, Камчатка сама встала и подошла к Государю. Погладив собаку, Его Величество изволил пойти дальше, но вернулся еще раз погладить собаку, и Камчатка опять встала и лизнула руку (такого знака внимания с ее стороны еще не бывало)». Смотр прошел блестяще, лейтенанту Р. жутко было командовать авралом (общая работа) при постановке парусов, хотя в то же время радовался счастью, выпавшему на его долю, стоять на мостике между Ее Величеством Государыней Императрицей и Великим Князем Михаилом Николаевичем. При стрельбе минами Командир просил Его Величество назначить цель, мина прошла в точку, но Командиру показалось, что Государь принял это за случайность, и потому обратился с просьбой сделать еще выстрел по назначенной цели. Мина, и на этот раз, прошла точно по назначению — тогда Государь изволил милостиво благодарить Командира и минного офицера. По окончании смотра Командир удостоился получить согласие Его Величества принять Камчатку». <…>  «Результатом смотра [«Африки»] был приказ: Смотр оказался блестящим, крейсер найден комиссией в совершенном боевом порядке и образцовой чистоте и исправности по всем частям, в той высшей мере, какой возможно достигнуть при неусыпной заботливости командира и ревностном содействии всех офицеров».

«11 июля мы кончили кампанию… лейтенант Р., получил 15 июля орден Св. Станислава 3 степени — единственный из всех офицеров. <…> Так закончилось крайне интересное и поучительное плавание, причем во многом мы были обязаны Командиру, крайне строгому, но и умевшему благодарить и научить».

Командиром корабля во всё плавание был капитан 2 ранга Евгений Иванович Алексеев, в дальнейшем адмирал и наместник Его Императорского Величества на Дальнем Востоке. Вместе с ним Руднев совершил ещё одно кругосветное плавание на крейсере «Адмирал Нахимов» (1889-1891). Вместе они служили на Русском Востоке, вместе воевали в русско-японскую в 1904-м. Напомним, что книга В.Ф. Руднева о путешествии на крейсере «Африка» увидела свет в 1909 г., тогда кто только ни ругал адмирала Алексеева, однако ученик по праву отдал дань уважения своему учителю, оценив объективно его профессиональные и человеческие качества. «Также непопулярны были в том году православно-монархические взгляды самого Руднева, столь ясно обнаруживаемые им в его заметках, — пишет историк русско-японской войны Б.Г. Галенин. — Это важно принять к сведению и запомнить для характеристики самого “лейтенанта Р.” … Можно утверждать, что человек это был верный, надежный и отважный.

Автор книги стал впоследствии одним из самых известных офицеров Русского Флота за всю историю его.

Известным настолько, что, скажем, в 1954 г. (когда отмечалась 50-я годовщина подвига «Варяга»), не было человека в “бывшем” Советском Союзе, не знавшего этого офицера Русского Императорского Флота, ставшего национальным героем не только Российской, но и Советской Империи. Случай сам по себе уникальный и не имеющий прецедентов» (Галенин Б.Г. Цусима — знамение конца русской истории. Скрываемые причины общеизвестных событий. М., 2009).

В следующем году исполняется 110-годовщина героического боя крейсера «Варяг», в связи с чем предлагаю общественности обратиться к президенту России В.В. Путину, министру обороны РФ С.К. Шойгу и депутатам Государственной Думы с инициативой утвердить 9 февраля Днём воинской славы России с занесением памятной даты в календарь.

Предисловие, послесловие и публикация Н.В. Масленниковой