Вторая мировая война: триалог с оговорками

(Часть вторая)

«Вопрос о стратегических островах в Тихом океане имеет первостепенное значение для Соединенных Штатов, в то время как сохранение колоний, которые были отвоеваны японцами у англичан, голландцев и французов и вскоре будут освобождены, представляет жизненно важный интерес для этих трех держав». Так формулировал интересы Запада Константин Браун в статье «Этот меняющийся мир», опубликованной в газете «Ивнинг стар» в знаменательный день 9 мая 1945 года.

Свой главный посыл автор адресовал министру иностранных дел СССР Вячеславу Молотову, который участвовал в Сан-Францисской конференции, проходившей с 25 апреля по 26 июня, на которой обсуждали цели, принципы, структуру и представительство стран-членов создаваемой Организации Объединённых Наций. Происходил многосторонний диалог (участвовали посланцы 50 государств) по уточнению параметров и механизмов поддержания послевоенного мира.  

В этот момент автор вашингтонской газеты счел нужным предостеречь СССР в лице Вячеслава Молотова, что сенаторы в Конгрессе США могут и не ратифицировать итоги конференции, «если стратегические базы, завоеванные дорогой ценой, не будут переданы Соединенным Штатам».

Следуя имперскому принципу эпохи колониальных завоеваний и грабежа «что наше, то наше, а о вашем давайте торговаться», мистер Браун уверенно заявил, что в отсутствии должного вознаграждения США заморскими территориями у правящей элиты не будет стимула участвовать в таком начинании, как создание ООН.

«Сенат, предрекал Браун, будет на 100% поддержан в этом вопросе военным ведомством и военно-морским флотом, а также подавляющим большинством американского народа, настаивающим на том, чтобы американский флаг был поднят над этими бесплодными и малонаселенными островами».

Этот пример наглядно демонстрирует, что моделирование послевоенного мироустройства было неимоверно трудным и подчас неблагодарным занятием в условиях, когда на каждого работника на Британских островах все еще приходилась по три раба в подвластных Лондону территориях; когда даже Голландия и Португалия оставались колониальными державами, пусть и второй категории, а Франция продолжала эксплуатировать Индокитай и свои франкофонные африканские владения.

Парадоксом, вызывающим когнитивный диссонанс, является заголовок статьи мистера Брауна – «Этот меняющийся мир», поскольку его патетика направлена именно на то, чтобы ничего не менялось, а Соединенным Штатам было гарантировано сохранение и умножение своих военных баз в Азиатско-Тихоокеанском регионе для контроля за морскими торговыми путями.

ООН рождалась в спорах и муках 

Самая болезненная конфронтация, которую удалось загасить в жарких спорах в Ливадийском дворце на Ялтинской конференции, была связана с жестким торгом вокруг процедуры голосования в Совете Безопасности ООН.

Автор журнала «Тайм» сообщал: «Иосиф Сталин ни на йоту не отступил от своего утверждения, что любая из великих держав должна иметь возможность наложить вето на глобальные действия против себя или против любой другой страны, обвиняемой в агрессии».

В конце концов, пишет журнал «Тайм», всех примирило компромиссное решение, предложенное Рузвельтом. «Большая Пятерка Совета Безопасности (Большая Тройка плюс Франция и Китай – он же Тайвань) должна прийти к единогласному согласию, прежде чем всемирная организация (ООН) сможет предпринять экономические или военные действия против агрессора».

Одновременно повышалась роль непостоянных членов Совбеза: «Любые семь (номинально две трети) из одиннадцати членов Совета Безопасности могут указать на страну-агрессора и тем самым привлечь внимание мировой общественности к ее правонарушениям (грехам)». 

Существенной договоренностью ялтинского форума нужно посчитать реверанс в сторону Франции. Ей отвели место постоянного члена Совбеза ООН, что стало утешительным призом после того, как официальное приглашение присоединиться к определению контента и контуров послевоенной Европы было адресовано «Временному правительству Французской Республики».

Растолкование этой формулировки журналом «Тайм» показательно: тем самым ненарочито напомнили, что «Большая Тройка могла бы обойтись без Франции».

Генерал Шарль де Голль, как утверждают американские источники, был взбешен таким пренебрежением, хотя и сам в обращении к соотечественникам в том же феврале признал: французам еще предстоит заслужить право на фактическое равенство с другими великими державами.

Вот комментарий журнала «Тайм», раскрывающий мотивы Вашингтона и Лондона: «Франция не может восстановиться без помощи Большой Тройки, но и Большая Тройка не может управлять освобожденной Европой и послевоенной Германией без возрождающейся, достаточно удовлетворенной Франции». Приглашение в Большую Пятерку постоянных членов Совета Безопасности ООН и было способом англосаксонских держав получить в союзники «достаточно удовлетворенную Францию».

Контуры послевоенного мира 

Наглядной иллюстрацией образа мысли рядовых американцев, не избегнувших соблазна смоделировать по своему разумению матрицу послевоенного мироустройства, служит письмо в газету «Ивнинг стар» (выпуск от 9 мая 1945 года!) Дэниела Ллойда, директора Центральной вечерней школы для старшеклассников в Вашингтоне.

Идея столичного педагога может быть классифицирована как предложение по «полному и окончательному решению германского вопроса». Цитата: «История доказала, что главным условием (прочного мира во всем мире) является превращение Германии в бессильную нацию на неопределенно долгий срок. Этого очень трудно достичь, пока Германия сохраняет свою родную землю, владеет почвой и ресурсами».

Что именно предлагал мистер Ллойд? «Шансы на успех увеличатся, если бы немцев переселили вместе со всеми их вещами в более пасторальную и менее благоприятную природную среду, такую как Австралия, Африка или другой регион». 

Возникает перекличка с планом Генри Моргентау, исполнявшим обязанности министра финансов при Рузвельта, который отметился откровением: «Я хочу сделать Германию настолько бессильной, чтобы она не смогла выковать орудие войны – еще одну мировую войну». Составленный им план предполагал деиндустриализацию Германии и превращение ее «в большое картофельное поле», чтобы исключить восстановление военного потенциала. Вместо репараций англо-американский тандем, по плану Моргентау, должен был получить в свое полное распоряжение все промышленные предприятия и ресурсную базу оккупированной Германии.

Противники плана Моргентау указывали на то, что низведение Германии до статуса второсортной аграрной страны не только может привести к гибели от голода 25 миллионов немцев, но и возродить «версальский синдром» – жажду реванша.

В мае 1945 года глава советского внешнеполитического ведомства Вячеслав Молотов на пресс-конференции в Сан-Франциско напомнил о стратегической ошибке авторов Версальского договора, завершившего Первую мировую войну кабальными условиями для Германии.

Заявление сталинского наркоминдела, в пересказе Константина Брауна в газете «Ивнинг стар», строилось на такой логической конструкции: «Версальский мирный договор содержал несправедливости, вытекающие из того факта, что мир заключили, когда страсти еще были накалены. Однако, всякий раз, когда предлагалось изменить ряд его положений, Британия, Франция и их сателлиты, которые стали главными бенефициарами этого мирного соглашения, поднимали вой. Эта ситуация отчасти стала причиной прихода к власти таких подстрекателей толпы, как Муссолини и Гитлер».

Симптоматично, что даже замена плана Моргентау на план Маршалла, который предусматривал восстановление экономики будущей Западной Германии (создана в 1949 году) в качестве противовеса странам Восточной Европы, вошедших в сферу влияния СССР, не убила окончательно желание провести вивисекцию германской нации.

Экс-президент США Герберт Гувер, посетивший в 1947 году тризонию, где были расквартированы англо-американо-французские оккупационные войска, высказался с обескураживающим цинизмом: «Это иллюзия, что аннeксированная Новая Германия может быть превращена в аграрное государство. Это недостижимо, пока мы не yничтожим или не вывезем из нее 25 миллионов человек». 

Вдумайтесь: через два года после капитуляции Германии американский политик первого ряда бесстрастно рассуждает о том, чтобы уничтожить 25 миллионов немцев в условиях наступившего мира и официально заявленной США приверженности фундаментальным принципам ООН: равенство и суверенность государств; запрещение прибегать к силе или к угрозе силой для решения международных споров; обязанность решать их путем переговоров и так далее.

Через два года из тризонии будет слеплена Федеративная республика Германии (ФРГ), которую станут превращать в плацдарм потенциальной агрессии против СССР.

А немцам не расскажут, что предложение Рузвельта и Черчилля расчленить поверженный Третий рейх на пять, на три или хотя бы на две части (план Моргентау) будет отвергнуто Москвой, поскольку Сталин рассчитывал придать Германии такой же статус, как у послевоенной Австрии и Финляндии, – нейтральный.

Доброжелательная наивность и имперский цинизм 

В мае 1945 года понятная эйфория от разгрома военной машины Третьего рейха и реваншистской зомбированной нации, исключительно мотивированной, жаждущей приращения жизненного пространства (Lebensraum) и обзаведения рабами на восточных землях в духе концепции переселенческого колониализма, не могла не проявиться в идеалистических представлениях о новом дивном мире.

В номере вашингтонской газеты «Ивнинг стар» от 9 мая в статье «Братство по оружию» Джордж Филдинг Элиот, имевший чин майора американской армии, размышлял в русле тогда еще не ведомой «народной дипломатии»: «Сейчас буквально миллионы российских солдат и миллионы британских и американских солдат находятся бок о бок друг с другом по всему центру Европы. Результаты этого тесного контакта не могут не радовать».

Радовался майор Элиот тому, что закрепляется «братство по оружию в самом широком масштабе – братство не государственных деятелей и главнокомандующих, а солдат с именами Джо и Иван».

Майор Элиот искренне верил в возможность разорвать паутину лжи, с помощью которой враги «извратили души своих людей, пока не превратили их в чудовищ жестокости и ненависти». Он также возлагал надежды на взаимное узнавание американцев, англичан и русских, что позволит «совместно планировать обеспечение безопасности человечества от бедствий способной возобновиться войны».

Доброжелательной наивностью, как это видится из дня сегодняшнего, проникнуты его благие пожелания: «Именно на правде, на лучшем знании друг друга, основанном на совместной жизни, работе и играх, мы должны построить нашу новую структуру взаимного доверия и взаимопонимания, которая так много значит для всех нас, независимо от того, строим ли мы свои дома на берегах Миссисипи, Темзы или Волги».

В этом же номере «Ивнинг стар» опубликовано мнение Дэвида Лоуренса, призывавшего не впадать в обольщение по случаю победы над Германией, поскольку «сокрытие правды спровоцирует новые войны».

Отвечая на библейский вопрос Пилата «Что есть истина?», Лоуренс прочерчивает для читателя ход своей мысли: «Дело в том, что люди с гордостью и дьявольской страстью, с эгоизмом и жадностью, с преувеличенной оценкой того, что военная мощь способна сделать для установления мира, и презрением к могуществу моральной силы и духовности, все еще правят этим миром».

Эти люди, которых автор не называет, «дерзко заявляют здесь, что сила делает их правыми во всем, что у слабых меньше прав на собственный голос, потому что у них меньше оружия, и что сильным нужно доверять в их доброжелательности, даже когда они руководствуются личными интересами». 

Заключительный вывод Дэвида Лоуренса звучит как аксиоматичная банальность: «...из-за того, что могущественные нации, как и отдельные личности, часто желают установить закон для самих себя, всеобщего мира не существовало».

С одной стороны, Лоуренс возвращает идеалистов, таких как майор Эллиот, на грешную землю. С другой стороны, сам впадает в грех нигилизма, потому что направлял стрелы критики в создаваемую в тот момент межправительственную организацию, призванную поддерживать международный мир и безопасность, развивать дружественные отношения между народами и быть центром согласования действий государств, иными словами – метил в ООН. 

В этом же предельно насыщенном контрастными мнениями выпуске «Ивнинг стар» нашлось место и для Дороти Томпсон, популярной радиоведущей в 1930-е, когда для женщин эта сфера деятельности была почти закрытой, в чьей биографии был эпизод с высылкой ее из нацистской Германии в 1934 году. Открывается ее заметка таким зачином: «В своей предыдущей (авторской) колонке я задала вопрос, вступит ли Россия, подобно многим другим революционным державам, с позиции беспрецедентной мощи на путь завоевания мирового господства. Я не знаю ответа на этот вопрос».

Возникает перекличка с обвинениями Дэвида Лоуренса в адрес государств и их правителей «с преувеличенной оценкой того, что военная мощь способна сделать для установления мира». У Томпсон иной взгляд: осильневшая держава, накопившая «беспрецедентную мощь», может возжелать вступить «на путь завоевания мирового господства».

Фразу Томпсон можно отнести к «оговорке по Фрейду» или к самореализуемому пророчеству, но только приложимым не к СССР, а к Соединенным Штатам.

Именно США, осильневшие по итогам мировой войны, начнут постепенно оттеснять от колониальных кормовых баз своего конкурента Британскую империю и даже подведут теоретический фундамент под перекройку мира –  наступила, мол, эпоха «Мира по-американски».

Далее Томпсон обозначила две угрозы для установления господства Америки, исходившие от СССР. Во-первых, американку насторожило и расстроило восстановление патриаршества и легитимизация Русской православной церкви в СССР. «Я предполагаю, что лозунг "Религия – опиум для народа" был стерт с кремлевской стены», – ехидничала Томпсон и рассуждала, отталкиваясь от постулата крупного английского историка XVIII века Эдуарда Гиббона: «Для интеллектуального скептика все религии ложны, для набожного человека они истинны, а для политика все полезны».

«Возрождение церкви дает России мощное религиозное влияние на Балканах и Ближнем Востоке, где христианский мир в основном православный, – резюмировала Томпсон.  – Восточная церковь... управляется синодом из четырех митрополитов. Сербский, румынский, болгарский и русский, все автокефальные или национальные, в настоящее время находятся под влиянием России».

Не меньшее неудовольствие вызвал у Томпсон тот факт, что в декабре 1944 года из исламского университета в Бухаре, по решению Москвы, в Мекку отправились паломники с поручением собрать материалы для исламских библиотек в СССР и изучить характер реформистского движения в мусульманском мире.

После вывода, что «религия используется для проникновения в мусульманский мир», Томпсон включает пассаж с экскурсом в историю. Российский император обладал немалой властью над иерархами православной церкви и мусульманскими священниками. Сейчас же, предполагала Томпсон, Россия «надеется стать защитником» мусульман и одновременно использовать привлекательность коммунистических идей «среди обнищавших масс Ближнего Востока, чья сильная оппозиция коммунизму до сих пор имела религиозную подоплеку». А это, печалится Томпсон, будет происходить на фоне «падения престижа западной цивилизации до нового низкого уровня».

Вторым фактором риска для установления гегемонии США в регионе, по разумению Томпсон, стало кардинальное изменение взглядов «белой эмиграции» в странах Ближнего Востока. Эти «белые русские», сокрушается Томпсон, «с диким энтузиазмом относятся к советским идеям и больше не являются антибольшевиками, а просто русскими националистами».

Дороти Томпсон не могла не мыслить в парадигме неизбежного передела мироустройства в интересах США. Все беспокойства Томпсон, названной в свое время «Первой леди американской журналистики», лежат в плоскости геополитических сфер влияния и «Великой шахматной доски» Бжезинского. Могло ли быть иначе?!

Вместо послесловия 

Столкновения стратегических интересов Москвы, Вашингтона и Лондона происходили в ходе Второй мировой войны непрерывно. Cписок значимых, хотя и разных по значению, принципиальных спорных вопросов, о чем находим документальные свидетельства на страницах американской и английской прессы, обширен.

Это и открытие второго фронта в Европе. Послевоенное устройство мира с разделом сфер влияния. Амбиции колониальных держав и главного выгодополучателя от разгрома Германии и ослабления Британской империи – Соединенных Штатов. Компенсация унижения генерала де Голля и в целом Франции. Система сдержек и противовесов, а также весовые категории постоянных и непостоянных членов Совета Безопасности ООН. Этот перечень занозистых проблем в международных отношениях в тот исторический отрезок времени можно продолжить.

Отдельная тема – обеспокоенность уже весной 1945 года американских обозревателей возросшим авторитетом и влиянием СССР на страны, находившиеся прежде под патронажем Запада, в частности, под контролем европейских метрополий, и возможность Москвы перетянуть их на свою сторону в противоборстве двух мировоззренческих систем.

При этом неправильно не заметить доброжелательный настрой многих газетно-журнальных обозревателей, тогдашних аналогов Такера Карлсона, которые хотели верить и верили в бескорыстное партнерство между странами и народами Большой Тройки. Верили вопреки достаточно явным признакам неблагополучия между этими державами, проступавшими все отчетливей по мере того, как ослабевал основной цементирующий фактор – общий враг.

Обзор публикаций той эпохи позволяет сделать вывод: в зеркале англо-американской прессы отразилась вся глубокая противоречивость и высшая целесообразность ситуативного альянса Советского Союза и англосаксонских держав в рамках антигитлеровской коалиции.

Статья публикуется в рамках мультимедийного издательского проекта «"Возвращение украденных смыслов". Правда о Великой Отечественной войне в англоязычной прессе, 1941 - 1945», реализуемого при поддержке Президентского фонда культурных инициатив.

Материалы по теме:

• Владимир Михеев "Вторая мировая война: триалог с оговорками "