Конец прекрасной эпохи

Он удивительно точно чувствовал время, которое отражалось в его пронзительных глазах. Его оценки событий, характеристики людей были удивительно емкими, точными. Впрочем, Говорухин был не большим любителем говорить. Работать, искать – это по нему. А пушкинское: «Хвалу и клевету приемли равнодушно…» – для него. Понравился фильм? Спасибо. Пришелся не по вкусу? Извините…

Ему была свойственна предельная, непривычная для людей его степени известности, скромность. О себе, своей работе – и в кино, и в Государственной думе – он говорил мало.

Злые языки плели, что в депутаты Говорухин пошел, чтобы извлечь выгоду от близости к власти. А им двигали иные мотивы – увидеть вблизи политическую кухню, отыскать образы для будущего фильма. Наверняка были у него и идея, и разработка такого сценария. Только все недосуг осуществить, невпроворот забот…     

По первой профессии Говорухин – геолог. И позже, придя в кинематограф, им и остался. Без устали искал характеры. Думал над каждой фразой, лепил образы. Пожалуй, он был еще и скульптором жизни – живой, красочной, но – без прикрас.

Говорухин работал в кино больше полувека. Снял больше двадцати фильмов. У него не было плохих картин – только хорошие и очень хорошие. И много тех, что волновали, терзали душу. Перечислять названия нет резона, они и без того у многих в памяти.

Последняя картина режиссера – «Конец прекрасной эпохи». Название сегодня стало символичным. Его уход – тоже конец прекрасной эпохи. Потому что так: интеллигентно, вкусно и со вкусом никто уже не снимет.

Говорухин оставил свой след и в литературе. Его вполне можно назвать писателем – вдумчивым, откровенным, с хорошим слогом.

О себе рассказывал мало, больше о людях, с которыми свела судьба. И о времени, которому был свидетелем. В книгах его мысли свежи, оценки – точны.

«Человек – тайна, – писал Говорухин. – Даже для самого себя. Кто он? Каковы пределы его физических и умственных возможностей? На что он способен? Какими талантами наградил его Господь? Разгадывать эту тайну, познавать самого себя – веселое и полезное занятие».

Он этим и занимался.

Жил-был режиссер Говорухин. И вдруг родился Говорухин – художник.

Все произошло случайно. Поехал на этюды вместе с генералом Руцким, режиссером Бондарчуком-старшим и художником Шиловым. Он не собирался рисовать, но решил попробовать. Прошел час, другой. Подошел Шилов, посмотрел, удивился: «Ты раньше рисовал?» «Нет». «Врешь». «Рисовал, как все режиссеры. Но кисть держу в руках в первый раз». Но мэтр живописи так и не поверил.

С тех пор Говорухин написал множество картин. Они, разнообразные по форме, стилю, манере, завоевали признание. Со стороны действительно можно подумать – человек долго и упорно учился и, наконец, достиг совершенства. Но Говорухин просто открыл в себе то, что таилось под спудом забот, неотложных дел. Что еще хранилось в тайнике щедрого говорухинского дарования? Бог весть, но наверняка осталось то, о чем мы не знали. И никогда уже не узнаем…

Автор этих строк имел честь интервьюировать режиссера. Он был огорчен бесцеремонностью нравов, бездумностью и легкомыслием, которые надвигались, ломая и круша все, к чему он привык, чему поклонялся.

Говорухин был огорчен тем, что на российских экранах царит «попкорновое» кино, где все мелькает, много стреляют и гремит дурная музыка. На таких картинах можно есть, пить, целоваться. Только думать не надо. Да и мыслей там нет.

Он предлагал даже … изменить зрителей. Да, да изменить! Но это может произойти лет через двадцать, когда вырастет другое поколение: «Однако начинать нужно сейчас: по-другому воспитывать детей, установить иную шкалу моральных и духовных ценностей. Давать другое образование, наконец. Как можно скорее отменить ЕГЭ, которое отучает мыслить, анализировать. В общем, начать жить не хлебом единым. И не одними зрелищами...».

Об иных представителях своей профессии он говорил надрывно, с болью: «Что же может сочинить человек, не одолевший к двадцати пяти-тридцати годам целую библиотеку мировой литературы? Как может отличить макулатуру от настоящей драматургии режиссер, не выработавший в себе литературного вкуса?

Отсюда – то несвязное бормотание, которое мы слышим с экрана, ходульные персонажи – все на одно лицо; завязать интригу еще с грехом пополам могут, а развязать – не хватает ни сил, ни опыта. Затянуть сюжетный узел – могут, а распутать никак».

Мы говорили о многом – о политике, искусстве, о том, что волнует, тревожит: «Нельзя выращивать только юристов, экономистов, менеджеров. Что мы будем делать, когда уйдет поколение людей, которые держат на своих плечах весь груз страны? Молодые, в основной массе, не хотят идти к станку, не желают проектировать, создавать. Даже за большие деньги, ибо они по-другому воспитаны. На другом кино, другой музыке, другой литературе. Уберите сегодня всех мигрантов – и в стране наступит коллапс. Не останется тех, кто будет убирать мусор, водить троллейбусы, строить, торговать…»

Говорухин считал, что надо закрыть все липовые вузы, которые ничему не учат, а лишь плодят офисный планктон. Необходимо начать всерьез готовить физиков, инженеров, агрономов и других специалистов за государственный счет.

Режиссер, озабоченно дымя трубкой, рассуждал о людях – честных, умных, заслуживающих уважения. И тех, которые прячутся за завесой громких слов, пустых обещаний. Увы, их много, очень много, они нами руководят, указывают…

Я смотрел на него и думал, что он похож на рыцаря, который отстаивает бастион – чести, добра, милосердия. Он верил, что в большом российском доме все наладится, только невесело усмехался в усы, повторяя некрасовские слова: «Жаль только жить в эту пору прекрасную уж не придется ни мне ни тебе».

      Царствие Небесное, Станислав Сергеевич! Пусть земля Вам будет пухом...