«Я пришел и ухожу - один…»

Фигура Юрия Кузнецова, чем дальше, тем больше предстаёт как личность огромной, если не исполинской величины, которая в своё русское сознание вместила вселенскую историю.

Его внутреннее развитие, восприятие мира настолько очевидны в его творчестве, в его стихах, что для него казалось мелким высказывать суждения внутри одной идеологии. Трудно представить Кузнецова, который опустился бы до участия в политической дискуссии.

Он поднялся в своем видении мира так высоко, что своим пульсирующим внутренним «я» воспринимал крупные мазки человеческой истории, прежде всего, в её философской сути. Он был человеком, которому свойственно сопрягать личную историю своей жизни, как творения Божьего, с жизнью всего человечества.

Как-то Кузнецов метко подметил, что «западный человек, отторгая Бога, извергает из себя своё "эго"». «Эго», которое обедняется по мере того, как утрачивается его связь с Творцом. Как он прав! Сознание человека, отринувшего Творца, перестаёт отражать красоту Богоданного мира, и именно тогда рождается «чёрный квадрат» Малевича.

Именно вселенский масштаб – вот что в творчестве Кузнецова поражает более всего. А еще - катастрофичность его сознания. Как все русские умы, он глубоко задумывался над тем, что Господь замыслил для России, и какова её судьба.

Бердяев как-то сказал: «Мы, русские, либо апокалиптики, либо нигилисты». Кузнецов, скорее, относился к первым, потому что нигилизма-то как раз в нем не было. Напротив - пламенное, внутренне горящее отношение к окружающему миру, к тому, что на его глазах совершается. А совершалось, по его убеждению, полное обессмысливание великой миссии человека на земле. И он сам ищет смысл своей жизни, и жизни окружающих его людей. И чем больше его читаешь, тем больше понимаешь, что, как и во все времена, человек при жизни не успевает получить должного признания, должного внимания, и только, когда он уходит, ощущаешь, какая величина была рядом. Поэтому наследие такого крупного художника, как Юрий Кузнецов, безусловно, достойно изучения и осмысления.

У поэта Кузнецова даже гражданская лирика носит какой-то вселенский характер. Особенно ярко это проявилось в его драматическом восприятии извечной дилеммы «Россия – Европа» как явления мировой истории и культуры, которую не обошли вниманием крупные мыслители прошлого века. Это дилемма встаёт перед нами на каждом переломе эпох, когда мы должны осмыслить, что есть мир, куда он идёт? И что есть мы – часть этого мира, какова наша судьба?

Мой опыт общения с интеллектуалами Запада показывает, что эти великие вопросы, в основном, до сих пор задаются в России. Задаются даже самыми простыми и необразованными, живущими в убожестве, героями повестей Распутина. Юрий Кузнецов даёт потрясающие по своей силе ответы на эту дилемму. Вслед за Кожиновым, он обращает внимание на отсутствие внутреннего универсализма и обыкновенный пошлый эгоцентризм столпов Возрождения. Его известное стихотворение, посвященное сентенциям Франческо Петрарки о «скифских рожах», «наводнивших родной город» и, так сказать, «отравляющих взор» - мощный поэтический текст! Он пишет о том, как Петрарка, в образе итальянских солдат, попал на Воронежский фронт, и как эти итальянцы, устремившиеся за химерой великих завоеваний, «глодали жесткие стебли» и просили милостыню, как он – Петрарка - «узнал эти скифские лица», слишком поздно, но узнал, «но об этом –довольно!».

Этим «довольно», совершенно в ином смысле, чем в письме Петрарки, очень многое сказано. «Довольно» – потому что для русского ума слишком мелко заниматься пошлым подсчитыванием – кто кому должен, кто кого больше обидел...

И, конечно, Юрий Кузнецов будет для нас всегда оставаться примером истинного гражданина своего Отечества. В этих, порой мелких, яростных, истеричных спорах о судьбе и месте России его глас - глас подлинного русского интеллигента.

Хотя, к сожалению, у нас интеллигентами принято сегодня все больше называть скептиков, вечно ненавидящих и презирающих страну, отщепенцев, как писал Струве, от собственного государства и его интересов.

Для Юрия Кузнецова даже понятие государства - это слишком преходящая форма. В этом он где-то схож с А.С. Хомяковым, который считал, что местность не имеет значения, ибо она только временно существует для «прославления имени Божьего». То есть, национальная история настолько вписана в универсальную, что она имеет преходящее значение и приобретает великий смысл, если только воплощает в себе вселенское историческое задание, то есть, если универсальное воплощается в национальном. У Юрия Кузнецова универсальное и воплощалось в национальном, и в этом его недосягаемая высота для наших патриотов и «потреотов», как пишут в Интернет-сообществе, потому что есть теперь и такие.

Из поэзии Юрия Кузнецова

          Стояние

На горе церквушка застоялась

На крови, на жертвенном огне.

На болоте цапля замечталась

В самой точке на одной ноге.

Цапля ничего не понимает,

Полетает, снова прилетит.

Только одну ногу поменяет,

Ногу поменяет – и стоит.

Всё стоит в знак вечного покоя…

Столпник перед Господом стоит.

Древо жизни умирает стоя,

Но стоит и мне стоять велит.

            Призыв

Туман остался от России

Да грай вороний от Москвы

Еще покамест мы живые,

Но мы последние, увы.

Шагнули в бездну мы с порога

И очутились на войне.

И услыхали голос Бога:

Ко мне, последние, ко мне!

                 ***

Поманила молодость и скрылась.

Ночь прозрачна, дума тяжела

И звезда на запад закатилась,

Даль через дорогу пролегла.

Не шумите, редкие деревья

Ни на этом свете, ни на том.

Не горите, млечные кочевья

И мосты между добром и злом.

Через дом прошла разрыв-дорога,

Купол неба треснул до земли

На распутье я не вижу Бога.

Славу или пыль метет вдали?

Что хочу от сущего пространства?

Что стою среди его теснин?

Все равно на свете не остаться,

Я пришел и ухожу - один.

Прошумели редкие деревья

И на этом свете и на том.

Догорели млечные кочевья

И мосты между добром и злом.

        Последняя ночь

Я погиб, хотя еще не умер,

Мне приснились сны моих врагов.

Я увидел их и обезумел

В ночь перед скончанием веков.

Верно, мне позволил Бог увидеть,

Как умеют предавать свои,

Как чужие могут ненавидеть

В ночь перед сожжением любви.

Жизнь прошла, но я еще не умер,

Слава – дым или мара на пути.

Я увидел дым и обезумел:

Мне его не удержать в горсти.

Я увидел сны врагов природы,

А не только сны моих врагов.

Мне приснилась ненависть свободы

В ночь перед скончанием веков.

Я услышал, как шумят чужие,

А не только говорят свои.

Я услышал, как молчит Россия

В ночь перед сожжением любви.

Вон уже пылает хата с краю

Вон бегут все крысы бытия!

Я погиб, хотя за край хватаю:

Господи, а Родина моя!

17-18 февраля 2010 г. состоится Четвертая научно-практическая конференция, посвящённая творческому наследию Ю.П. Кузнецова. Конференция пройдет в Литературном институте им. А.М. Горького РАН по адресу: Тверской бульвар, 25 (м. «Пушкинская»). В ней примут участие известные литераторы и исследователи творчества поэта.