О чем помнит кровь…

27 марта, в Международный день театра, в Инженерном корпусе Третьяковки показали полнометражные документальные фильмы Дениса Бродского «Его Величество Актёр» и «Память крови», посвященные художественному руководителю Малого театра, народному артисту СССР Юрию Соломину. Так в театре и галерее отметили 85-летие всенародно любимого артиста, которое пришлось на разгар пандемии – 18 июня 2020 года. Фильмы представили сам Юрий Соломин, режиссёр Денис Бродский и актёры Малого театра Людмила Титова и Александр Клюквин.

В центре картины «Память крови» (2018) – рассказ о гастролях Малого театра в Чите, городе детства Юрия Соломина. Через 45 лет разлуки с родным городом артист встречается с земляками, вспоминает о своих родителях, учителях, друзьях.

Фильм сделан в подчеркнуто камерной манере, Юрий Мефодьевич на наших глазах как бы знакомится с городом заново. «Дело в том, что я как уехал в 1953 году, потом только пару раз и приезжал, – рассказывал он на премьере фильма. – Поезда до Читы шли более шести с половиной суток, у родителей не было таких денег, а потом не стало отца, Виталька (Виталий Соломин – младший брат Юрия) учился в школе, и мама одна не могла все тащить…». Позднее сыновья перевезли маму в Москву. Не складывалось и с гастролями: однажды все было запланировано по высшему разряду, но худрук попал в больницу, труппа улетела без него. На продолжительное время Соломину запретили перелеты. А недавно гастроли в Чите отменили из-за пожаров и дыма.

Показать на экране эмоции человека после долгой разлуки с малой родиной – задача сложнейшая. Денису Бродскому и оператору Алексею Галкину удалось найти единственно верную интонацию и не сфальшивить ни кадром.

Снимать начали в аэропорту, потом в самолете, и взаимопонимание с главным героем, который, наравне с авторами, был инициатором картины, установилось сразу. Заработала та самая «память крови», которая всех нас начинает волновать на определенном этапе жизни, заставляя вспоминать события детства и юности, сопоставлять с собой нынешним, радоваться или казнить себя…

Гастроли Малого театра, который привез в 2017 году землякам Соломина три спектакля по Островскому: «Не все коту Масленица», «Сердце не камень» и «Волки и овцы», в картине проходят фоном. Главное – мы видим глаза Его Величества Актера – глаза царя Федора, Феди Протасова, Мольера, глаза «Адьютанта его превосходительства», Арсеньева из «Дерсу Узала», майора Звягинцева из «Блокады», и в них отражается драма его невыдуманной жизни. Съемки велись у трехэтажного дома, где вначале жила семья Соломиных, у пятиэтажки, где Юрий Мефодьевич пообщался с жильцами, у роддома, из которого они с отцом принесли Виталия, на центральной площади, у почты, с которой выпускник 5-й школы отправил заветное письмо-заявку в училище имени Щепкина.

Снимали также в школе и у Дома пионеров, где актер впервые вышел на сцену, у кинотеатра «Родина», где Мефодий Викторович, отец, смотрел «Бессонную ночь» – первый фильм с участием старшего сына. Ну, а в Доме офицеров – в необыкновенно душевной атмосфере состоялся творческий вечер Юрия Соломина. Актера и режиссера узнавали на улицах, подходили, радостно приветствовали. В школе, где учился, встретил земляка из параллельного класса, с которым бесконечно говорили о чем-то... И камера Алексея Галкина беспристрастно фиксировала все это, дав возможность зрителям самим сделать выводы.

Чита подарила кинематографистам и кадр, без которого картина бы не состоялась. Когда, по предложению Юрия Соломина, приехали на смотровую площадку, с которой, как на ладони, видна Чита, увидели пса, обычную дворовую собаку, которая сидела и в одиночестве взирала на город. Ветер трепал ее шерсть, и какая-то грусть была разлита в воздухе… Ну, что тут скажешь, Юрий Мефодьевич – собачник, у него до сих пор наворачиваются слезы на глазах, когда говорит о Маклае, который снимался с хозяином в «Московской саге». У Соломина на тот момент на даче жили три пса, под предводительством Валета, и раз в неделю худрук непременно их навещал. Зрители видят эти трогательные кадры.

Редкий режиссер назовет свой фильм «некомфортным» для восприятия, Денис Бродский не боится такого определения. Еще и пояснит, почему, наряду с Чайковским, использует музыку Губайдуллиной. Для достижения диссонанса, когда задействованы не только музыкальные инструменты, но и звуки окружающей жизни, например, скрипы, ведь вспоминать прошлое трудно, порой крайне болезненно.

После просмотра я услышала реплику одного из зрителей: «Зачем он так, снял просто реквием?..». Похоже, фильм попал в этого зрителя. Виктор Гюго ценил сердечную доброту наравне с гениальностью. Авторам фильма удалось показать это редкое качество в талантливом человеке.

На плакате к фильму они изобразили фрагмент знаменитой фрески Микеланджело «Сотворение Адама», где летящий в бесконечном пространстве Бог-Отец протягивает руку навстречу будущему человеку, почти касаясь ее. И тело Адама пробуждается к жизни, получая свою бессмертную душу…

***

Юрию Соломину фильм показали в Малом театре, на большом экране. И ему захотелось перед зрительским показом кое-что прокомментировать.

Там, где цветет багульник

«…В Чите, прежде всего, мне пришлось искать могилу своего отца. Я объехал много городов и стран, но такого кладбища не видел нигде. Чита лежит как бы в чаше – вокруг горы и сопки, и когда мы приехали – 15 мая, там цвел багульник… Кто-нибудь видел, как он цветет?.. Это огромнейшие кусты розового цвета, от которых все вокруг становится розовато-зеленоватым. Помню, как восьмиклассниками мы бегали в лес и ели эти цветки, это было так вкусно!.. Ощущение осталось на всю жизнь. И когда мы подлетали к Чите, и я увидел цветущий багульник, для меня это стало первым потрясением. А вторым – то, как пол-Читы помогало мне искать могилу отца. Главная благодарность, конечно, директору Читинского театра Юрию Ивановичу и всему коллективу, нашли – за неделю.

Сделать это было непросто, потому что кладбище – без каких-либо загородок – находится на одной из сопок. Ты идешь в лес, видишь одну могилу, вторую – тропинок нет, начинается тайга. Но на каждой могиле – ухоженной, неухоженной – поверьте мне, цветет багульник. Когда в Москве я в первый раз увидел, как продают эти недорогие венички, какая-то женщина еще спросила: “Зачем вы палочки-то покупаете”?! А я пять этих “палочек” принес домой, поставил в воду, и они расцвели… Не берусь описать то чувство, которое рождается во мне, когда смотрю на этот цветок. Вот с таким чувством и приземлился в Чите в 2017 году.

Отметки за роли

Говорил о багульнике, а думал о том, с какой легкостью забываем то хорошее, что было в нашей жизни, и хватаемся за новое, хотя не знаем, что из этого получится.

Впрочем, нашему поколению уже кое-что понятно: не могу смотреть телевизор, летом имел возможность ознакомиться досконально, до сих пор не могу прийти в себя. Что преподносят молодежи!.. Не за себя волнуюсь – за правнуков: когда Федя и Юра вырастут, будет еще хуже, но не будет уже меня.

Во время поездки постоянно вспоминал свое детство. Настоящим чудом были люди. Помню, как меня волновало, почему мой отец не воевал, мне так хотелось, чтобы у него была медаль «За отвагу». Потом узнал, что не он один. Умный человек меня успокоил: “Не волнуйся, коренных жителей специально оставляли в Забайкалье, потому что в 400 км от Читы, на границе с Китаем, стояла Квантунская армия, союзник Германии. А эти люди, которым было за 45 и более, знали местные горы, леса и реки, и в случае чего могли быть проводниками”. Позднее перепроверил информацию, все так и было.

Воспитывали нас, считаю, справедливо, не натаскивали на «гениальность», а развивали постепенно, меня и сейчас устраивают наши учебники и литературные пособия. С фильмами и гастролями мне довелось объехать пол-Европы, и на вопрос, что такое Забайкалье, всегда говорил: “Что такое Крым, представляете? Так вот, в учебнике по географии у нас было написано, что Забайкалье превосходит Южный берег Крыма по прозрачности воздуха и количеству солнечных лучей в году”. Мои коллеги по Малому театру подтвердят, какой прекрасный май встретил нас здесь.

А мои учителя! Наталья Павловна Большакова – гений педагогики – учила нас с первого по четвертый класс. Окончив школу, мы долго бегали к ней, и приходили, когда приезжали. Помню, когда приехал в Читу с первым своим фильмом “Бессонная ночь”, где играли Грибов, Любезнов, Тутышкин, она повела меня в свой 4-й класс и сказала: “Понаблюдай вот за этим мальчиком и той девочкой, может, тебе пригодится”. Я понаблюдал, ничего не понял, а она рассказала историю: однажды приходит в класс, а там все на головах. Она их успокоила и спрашивает, что случилось. И та самая девочка с возмущением сообщает, что тот самый мальчик написал ей любовное письмо, и она не знает, что с ним делать… Наталья Павловна на автомате берет письмо, ручку и начинает исправлять ошибки и расставлять запятые. А потом говорит: “Ну, что, Володя, с синтаксисом есть проблемы, но, в общем, неплохо, ставлю «4», а по литературе – «5»”. И выводит в журнале… А мне она до самой кончины писала письма после каждого нового фильма и ставила отметки за роли. Вот какие были у нас учителя.

Елизавета Ивановна Кулакова – учительница химии, наш классный руководитель и завуч, была очень строгой. Вызывала меня к доске раз в четверть.

Подходила к окну, и, смотря вниз с четвертого этажа, говорила: “Ну, артист, иди к доске”. А я – ни в химии, ни в физике ни-ни, и два моих друга-отличника, сидевшие на первой парте (один в 80-х стал лауреатом Госпремии, космосом занимался), изо всех сил мне подсказывали. Она наверняка слышала, но мужественно смотрела вниз. Потом, не глядя на меня, шла к столу, брала ручку: “Тройки хватит?”. Я радостно кивал: “Да-да-да!”

Когда я окончил школу, в последний день она меня спросила: “Ты куда поедешь-то?”. “В Москву, – говорю, – в училище имени Щепкина”. И тараторю, что еще в 49-м увидел документальный фильм “Малый театр и его мастера” и обалдел: Вера Пашенная (моя учительница впоследствии), Яблочкина, Турчанинова, Остужев, Ильинский… “С таким лицом?” – спрашивает она. Действительно, косметическую операцию давно нужно было сделать... Елизавета Ивановна берет меня за руку и ведет в госпиталь Забайкальского военного округа, где ее муж был главврачом. “Надо убрать это безобразие, он же артистом будет!”. Врачи собрали консилиум, посовещались, и я запомнил, как она говорила мужу: “Вот здесь, по морщинкам все сделай, чтобы шрама не было видно потом на экране…”.

В Москву я приехал со свежим шрамом. Курс набирала Вера Николаевна Пашенная. Когда я сказал, что из Читы, она отреагировала: “Ой, я там была, там очень много лагерей”. “Нет, – говорю, – Вера Николаевна, только два”, – и называю два пионерлагеря. Комиссия упала под стол.

Так мы поговорили с ней, и что-то произошло… Я и сегодня называю среди главных своих учителей этих трех женщин: Наталью Павловну Большакову, Елизавету Ивановну Кулакову и Веру Николаевну Пашенную.

Как я нашел родной дом в Чите

Когда мне предложили проводить до дома, в котором я жил и где провел первые месяцы Виталий, я отказался. Было воскресенье, я шел, и ноги сами вели меня к нему, и все вокруг было как будто бы так, как раньше. Вот переулок, вот улица Калинина, сейчас она называется Амурской. Я пошел по ней и – точно подошел к своему дому. Но все же засомневался, потому что не узнал его, а потом увидел наших ребят – Василия Бочкарева и Володю Дубровского. Разговорились, и я стал рассказывать, что, насколько помню, это был единственный дом в округе с трехстворчатыми окнами. Когда-то Чита была купеческим городом, и здесь осталось много деревянных домов с огромными срубами. И мне понравилось, что они реставрируются, не уничтожается старина. Вот и наш дом был деревянный, а теперь оштукатурен, покрашен, имеет хороший вид. А вон там, на углу, так и есть, Дом актера. А внизу Читинка, речушка, где все купались.

Спускались мы к ней по металлической лестнице, сейчас ее вроде нет, говорю ребятам: “Давайте поищем”. И пошли мы в обход, зашли во двор, а там какое-то новое учреждение, большое, солидное, и к нему ведет асфальтированная дорожка. Спрашиваю у женщины: “Вот у этого дома была лестница?”. Она отвечает: “Да она и есть, вот же она!”. Оказалось, что вход на нее со двора, и тут я удостоверился, что, конечно же, это наш дом.

Потом мы отправились на поиски родильного дома, где появился на свет Виталька. Все-таки я тогда был солидный человек, мне было семь лет, поэтому сказал, что все помню, роддом где-то недалеко. На мое счастье, водитель оказался читинцем, сказал, что покажет, где это, и подвез меня к какому-то зданию. Смотрю: похоже, но не то. Я помнил, что роддом был в одном из старых домов, и там были большие деревянные двери. И тут водитель говорит, что неподалеку есть еще один. Проехал чуть-чуть, завернул на параллельную улицу и подъехал к дому.

Я вышел из “рафика”, и меня как будто магнитом потянуло к двери. Это была ТА дверь – старая, шершавая, покрашенная, с которой краска сошла, но все равно было видно, что дерево шикарное. Таким образом, я отыскал этот дом, который, как оказалось, остался в моей памяти.

Мне сообщили, что после войны здесь было медучилище, а сейчас – Забайкальское министерство культуры. Нас встретили, пригласили зайти, показали дом. И, знаете, после этого я внутренне стал спокойный, и даже подумал: “Ну и слава Богу, так оно и есть”.

Документальные фильмы имеют смысл, если снимаются по зову сердца, а не за деньги и не для юбилеев. Денис Бродский и Алексей Галкин сняли именно такой фильм, даже не знаю, как их благодарить. За время работы у них сложилась целая съемочная группа, успеха им!..».