Такие разные офицеры

Шестьдесят один год назад офицеры Красной Армии только начинали осознавать масштабность того, что им удалось совершить. В наступающей мирной тишине на развалинах "третьего рейха" они ощущали себя вершителями мировой истории, выигравшими самую страшную и самую важную войну в истории человечества. Задумаемся над тем, что может ощущать спустя десятилетия нынешний российский офицер.

Прежде всего, он в полной мере чувствует свою социальную незащищенность и непрестижность профессии. Когда-то советский офицер мог считать себя вполне материально обеспеченным человеком по сравнению с окружающими. Как-то под самый дембель в 1987 году автору этих строк пришлось побеседовать на эту тему со своим командиром.

- Ты сколько со своим дипломчиком получать будешь? - поинтересовался он.

- Сто двадцать, - ответил я.

Старший лейтенант предъявил свой партбилет, в котором значилась сумма, с которой были уплачены партийные взносы. Помню, что она превышала пятьсот рублей (дело было в ГДР, где офицерам шла и обычная зарплата в рублях, и вторая зарплата в марках).

#comm#Сейчас офицерскими зарплатами можно лишь насмешить.#/comm#

Но ведь дело не только в деньгах. Не зря среди офицеров в горячих точках (их психология принципиально отличается от мышления коллег из "Приарбатского округа") так популярна песня, в которой есть строки: "Россия нас не жалует ни славой, ни рублем, но мы ее последние солдаты…"

Слишком много грязи было вылито на офицерский корпус за последние десятилетия. В ход шли самые неправдоподобные, глупейшие выдумки. Совершенно серьезно писали о том, как военные прицельно стреляли в бесстрашных либеральных журналистов из установки "Град", а самые "продвинутые" в военном деле писали, что в них стреляли из установки "Ураган". Находились журналисты, вспоминавшие о том, как их расстреливал снайпер, а они перепрыгивали через пули! "Своими глазами" обличители армии видели "тело литовской девушки, на спине у которой остались следы танковых гусениц"… В таких случаях офицеры не знали, то ли плакать, то ли смеяться. Скорее плакать, потому что потоки неуклюжего вранья достигали поставленной цели.

#comm#Были времена, когда даже в Центральной России стало небезопасно появляться в офицерской форме.#/comm#

Хотя накал обличений в последние годы стал стихать, он не прекратился совсем. Что должны делать офицеры воюющей части, когда в известной московской газете появляется статья с подробным описанием того, как они заставляли раздеваться преклонных лет журналистку, к тому же известную, как бы это деликатно выразиться, своей психологической неустойчивостью и склонностью подозревать всех в сексуальных домогательствах. Объяснять всем и каждому, что они, конечно, повидали штурмы Грозного, бои на горных перевалах и попадали в засады боевиков, но такого страшного зрелища по доброй воле выдержать бы не смогли? Десантники, конечно, храбрые ребята, но всякому человеческому мужеству есть предел.

Офицеры уходили из армии – добровольно, или их сокращали, после чего с изумлением узнавали, что они, оказывается не граждане России, к тому же не имеющие жилья и без всяких перспектив его получить. Боевики, с которыми они имели дело – в Закавказье или в Средней Азии – к тому времени это гражданство уже давным-давно купили, контролировали рынки, банки в России, их жены работали в российских паспортных столах… Многие отставники в приступе отчаяния уходили из жизни. А оставшиеся на службе, месяцами не получали зарплату, но по-прежнему выходили на боевые дежурства. Тогда казалось просто удивительным, что кто-то еще поднимает самолеты в небо, отправляет наряды на охрану границы, идет в бой и в разведку.

Сейчас положение понемногу начинает меняться – не резко, не радикально, но меняться – в сторону относительного улучшения. Постепенно увеличиваются зарплаты (хотя и не принципиально), делаются попытки улучшить жилищное, материальное и моральное состояние офицерского корпуса. Ближайшее будущее покажет, произойдут ли в армии качественные изменения к лучшему.