Последний поход «Курска»

Это случилось 25 лет назад, 12 августа 2000 года. Во время учений в Баренцевом море погиб атомный подводный крейсер «Курск» и его экипаж – 118 моряков Северного флота. Почему произошла трагедия? На этот счет рассматривалось аж 18 версий, проведено более 190 сложных технологических экспертиз, заведено 188 томов уголовного дела.

Годы идут, но до сих пор так и не найден ответ на вопрос, который по-прежнему мучает и создателей «Курска», и близких родственников погибших. Говорят, время лечит. Напрасные слова. Забыть такое невозможно. Десять дней вся страна жила в ожидании чуда. Но оно не произошло…

В тот день по радио и телевидению коротко сообщили: «Атомная подводная лодка «Курск» вследствие технических неполадок легла на грунт и заглушила реакторы…» На все запросы крейсер не отвечал. А еще утром норвежский сейсмический институт зарегистрировал два сильных взрыва в Баренцевом море. Связаны ли они были с «Курском»?

«Российская газета» послала в Видяево корреспондента Николая Черкашина – бывшего подводника, капитана 1-го ранга, служившего на Северном флоте.

Черкашин сообщил в редакцию, что начата операция по поиску и спасению подводной лодки. Ее обнаружили на следующее утро, на глубине 108 метров. Так называемые «технические неполадки» оказались сокрушительными взрывами торпедного боезапаса, а «неполадки» обернулись небывалой в истории отечественного подводного плавания катастрофой.

«Курск» лежал с огромной пробоиной, через которую затопило три первых отсека. Края пробоины  были загнуты внутрь лодки и оплавлены.

В район аварии прибыли наши корабли и спасательные суда. Никто не знал, есть ли в подлодке живые?  Как их спасти? Попытки присоединить глубоководный аппарат к корпусу подлодки результатов не принесли: крышку люка заклинило.

Свою помощь предложили спасатели Норвегии, Великобритании, Германии и Нидерландов. Наше командование сообщило о готовности принять любую     помощь. В район бедствия поспешили норвежцы.

И пока специалисты выдвигали свои научные версии случившегося, таинственное происшествие стало обрастать невероятными домыслами и сплетнями. Их публиковали в разных изданиях, комментировали по разным телевизионным каналам. Некоторые СМИ в погоне за сенсацией нагло наживались на крови погибших, совершенно не считаясь с переживаниями их родственников. Не проходило и дня, чтобы не появлялась какая-то новая «сенсация».

Командир «Курска» обсуждался больше всех: и что судьба у него с детства была обделенной – рос сиротой, отец семью бросил, мать рано умерла. И на службе ему не везло, и экипаж подобрался случайный, неумелый, вот там-то какие-то неумехи «не туда проводки и тыркнули»!..

Я полетела в Волгоград, родной город командира «Курска», в котором тогда жили его отец, сестра и тесть. Но коллеги из городской газеты меня предупредили: семья командира с корреспондентами  разговаривать отказывается наотрез. И все же, узнав адрес отца Геннадия Лячина, я позвонила в его квартиру. Дверь открыл пожилой худощавый мужчина с очень усталым лицом – Петр Степанович Лячин. «Я из «Российской газеты» – только и успела сказать. Но эти слова стали для него словно паролем. Он пригласил войти. Подошел к телевизору чуть убавить звук: «Выключать не буду, слушаю, что еще скажут про «Курск». Как они там?»  Подошел к стене, на которую наклеил фотографии сына и его лодки. Погладил рукой портрет.

О катастрофе в Баренцевом море Петр Степанович услышал по радио утром, собираясь на работу.

– Сердце екнуло. Сделал  громче. Говорят: «Курск»… У меня  в глазах потемнело!  Еле до работы дошел. Хоть мне уже 75, я еще понемногу плотничаю в поликлинике. Говорю заведующей: «Я сегодня не выйду, случилось горе. «Курск» затонул». Она мне: «Мы все переживаем, но работать надо, Петр Степанович!» А я ей: «Так ведь командир "Курска" Геннадий Лячин – мой сын!» Она: «О, Боже-е!» и в слезы. Сказала, что мне надо лечь в больницу. Какая там больница! Я от телевизора не отхожу, который всю мою душу вымотал. Ни спать, ни есть не могу!.. И газеты врут. Один ваш Коля Черкашин толково пишет. Ему верю, его и читаю.

Николай Черкашин за время командировки узнал многое. Его в тех краях знали, помнили по службе и ценили как журналиста «Комсомолки» и «Красной звезды», писателя-мариниста. Так что ему был дан зеленый свет.

Он побывал не только в Видяеве, но и в Североморске, и в Мурманске. Встретился и поговорил с моряками, учеными, с командующим Северным флотом  адмиралом Вячеславом Поповым и даже с Главнокомандующим ВМФ России адмиралом флота Владимиром Куроедовым. 

Николай регулярно передавал в редакцию срочные сообщения. Он смог собрать огромный материал для своей будущей книги о гибели «Курска». И она у него вышла довольно скоро. Называется «Унесенные бездной». 320 страниц неопровержимых фактов. Хроника, версии, судьбы. И нескончаемая боль…

Все, с кем в те дни общался Черкашин, говорили одно: скорее всего Геннадий Лячин погиб сразу, иначе командир с таким опытом обязательно нашел бы выход! Или он его искал? Ведь лодку нашли на дне с поднятым перископом. Зачем он был поднят? Выйти сам собой от удара о грунт не мог. Он поднимается гидравликой с усилием 150 кг на квадратный сантиметр. Но, тем не менее, перископ поднят, а значит, лодка зачем-то всплывала на перископную глубину. Стрелять торпедами под перископом? Вряд ли. По словам опытных подводников, с времен Второй мировой войны никто этого не делает.     

И вдруг сообщение от гидроакустиков: в районе «Курска» слышны стуки, похожие на сигнал SOS! Значит, там есть живые? Эта новость вдохновила всех, кто был на берегу. В Видяево примчались родственники со всей страны. Они ждали, страдали, торопили спасателей, возмущались, что все идет медленно. Это был водоворот человеческого горя. И вот лучик надежды: есть живые!

Но никто тогда не знал, что в это время в 9-ом отсеке, задыхаясь в дыму, умирали мучительной смертью выжившие после взрыва подводники. А капитан-лейтенант  Дмитрий Колесников писал от группы прощальную записку …

«Успеют ли их спасти?» – беспокоился Петр Степанович. Чтоб отвлечь ветерана от перевозбуждения, я попросила его рассказать о сыне. «Всем бы таких сыновей! Обижен я на журналистов, такое наплели!». Оказалось, никуда и никогда отец из семьи не уходил. И не рос Гена сиротой. Но больше всего возмутило фронтовика Лячина обвинения  в адрес экипажа «Курска» и его командира.

– Это же надо было такое придумать: «кто-то на лодке какие-то проводки тыркнул не туда!». Да «Курск» накануне учений вернулся  из очень трудного многодневного автономного плавания, в котором выполнили все, что надо было! Нашего Гену  лично принимал Путин. Не каждого командира корабля, и не после каждого похода принимает в Кремле глава страны! Хоть я и не моряк, но это знаю.

Забегая вперед, скажу: именно за этот поход командир подводного ракетного крейсера «Курск» был представлен к званию Героя России. А члены экипажа к орденам Мужества. Но получить Золотую звезду Геннадий Лячин при жизни не успел. Получила его жена.

Рассказ Петра Степановича тогда прервал экстренный выпуск из Видяево, Мы вместе прослушали очередное сообщение: норвежцы приступили к спасательной работе. А потом увидели Ирину. «Моя невестка выступает! Послушаем!» Жена командира «Курска» отвечала на вопросы журналистов. Она выглядела перед телекамерами невозмутимой и стойкой. Только дрожащий голос выдавал сильное волнение. Она сказала: «Мы будем верить, будем ждать». «Научиться ждать и привыкать к разлукам – главное для жены моряка», – сказал ей отец, морской офицер, когда она собралась замуж за Геннадия».

– Ира и Гена учились в одной школе здесь, в Волгограде, только в разных классах – Ира в восьмом, Гена в седьмом, - сказал Петр Степанович  - Познакомились однажды на катке и стали дружить. Мог ли я тогда подумать, что девочка Ира станет женой моего сына и будет носить нашу фамилию? Вот уже четверть века они вместе. Много невзгод пережили. Но и счастливых дней было немало. Родили двух детей – сына Глеба и дочку Дашеньку. Моему внуку 13 августа исполнился 21 год. Вот такой у него, будущего подводника, оказался день рождения в этом году…

Ирина еще не раз коротко появлялась на экране телевидения. А за кадром журналисты и некоторые родственники требовали от нее сообщить то, что ей, якобы, по секрету говорило начальство как жене командира. Один репортер даже задал вообще несусветный вопрос: «Не подал ли вам какой-то знак сам командир из глубины?»

А ведь он подал, подумала Ирина. Совсем недавно. Что любит и ждет встречи. Ведь во время учений исполнилась круглая дата их совместной жизни – ровно 25 лет! Собирались отметить серебряный юбилей с друзьями в Видяево, а потом поехать в Волгоград к своим отцам. Утром в дверь позвонили. На пороге стоял мичман с большим букетом, который он протянул Ирине.

– Ваш муж попросил поздравить вас сегодня с радостной датой и вручить цветы. Остальное командир обещал сказать сам, когда вернется, – сообщил мичман. Она знала, что он скажет, и жила теперь надеждой на встречу…

Петр Степанович спросил меня, не хочу ли я познакомиться с отцом Ирины? Ведь это он, Юрий Николаевич Глебов, бывший офицер-подводник, повлиял на выбор профессии Гены.

Квартира Глебовых совсем рядом, за школой. Юрия Николаевича, подтянутого седовласого мужчину в ярко-синей пилотке подводника, увидели на улице. Он смотрел на вершину огромного тополя, который когда-то посадил его зять Геннадий. «Сын, – поправил меня Глебов. – И Гена обращается ко мне: "Отец".  У него два отца».

Юрий Николаевич пригласил меня к себе домой. По дороге сказал: «Не хотел говорить Петру Степановичу, но я уверен: наш Гена погиб. Иначе он обязательно бы что-нибудь придумал, не растерялся бы. И его экипаж тоже». Глебов старался выглядеть спокойным. Но душа его в те дни страдала бесконечно. Он очень переживал, ощущая в гибели Геннадия и свою вину. Это ведь он когда-то увлек мечтой о море мальчишку Гену. В тесной «хрущевке» Глебовых все было пронизано романтикой моря. Вымпелы, флаги, штурвал, макеты кораблей, офицерский кортик...

Не удивительно, что Гена, слушая рассказы бывалого моряка, решил поступать после школы в Ленинградское Высшее военно-морское  училище подводного плавания. И  хотя Глебов сказал ему: моряк – это не только романтика, но и тяжелый труд, и непомерный риск, Гена остался непоколебимым в своем решении.

Потом он напишет в  своем дневнике: «Я выбрал профессию – защищать свой народ и  Родину. И поэтому говорю вам  открыто: «Подводный флот – мое призвание!!!» Запись эта сделана  курсантом Лячиным в 1973 году.

Мы долго разговаривали с Юрием Николаевичем, прежде чем он решился показать мне дневник курсанта Лячина – маленькую толстую тетрадь с нарисованной подводной лодкой на обложке. Гена вел дневник все пять лет учебы. Николай Черкашин в своей книге написал такие строки: «Завидую своей коллеге Елене Васильковой. Из всей нашей журналистской братии только она держала в руках дневник Геннадия Лячина».

А я узнала, каким он  парнем был – Геннадий Лячин. Очень цельным, искренним, упрямым.

И при этом оставался трогательным романтиком. Четким убористым почерком намечен по пунктам «Личный план» на день, неделю, месяц. «Подготовиться к собранию». «Налечь на английский».  «Навести строгий порядок!» Он с детства был чистюлей.  Всегда наглаженный, аккуратно  причесанный. Те, кому довелось побывать на «Курске», вспоминали: «Там все сияло и сверкало от чистоты, все было разложено по полочкам…» Когда он стал командиром «Курска», за ним перешел почти весь его прежний экипаж. «Хочу служить на этом корабле до пенсии!» – писали домой матросы «Курска».

Читая дневник, я  вдруг натолкнулась  на странную запись: «Взлетаешь к небу, и вдруг нежданно камнем вниз…» О чем это он? У меня мурашки побежали по коже. Неужели давным-давно этот юноша почувствовал, что произойдет с его  подводным кораблем через много лет?! Мне эти слова Геннадия показались вещими.

Гена учился в Ленинграде, а будущая жена Ира в Москве, в институте  стали и сплавов. То она приезжала к нему в город на Неве, то он вырывался  к ней в столицу. Когда решили пожениться, Юрий Николаевич поставил им два условия: чтоб Гена на свадьбе был в своей форме, и чтоб до окончания учебы у них не появились дети.

Приказ был выполнен. На черно-белой фотографии из семейного альбома запечатлен день свадьбы Гены и Иры. Он – в белой форменке, на которой висит весьма почитаемый моряками жетон «За дальний поход» и знак «Отличник ВМФ». Она – в белом платье с фатой, с букетом роз в левой руке. Правая отдана Геннадию, он надевает ей обручальное кольцо, то самое, которое Ирина Юрьевна носит и поныне. Только теперь уже на левой руке, по-вдовьи... Хотя у подводников не принято называть вдовами жен погибших моряков – только женами.

Когда родился сынок, Гена решил сделать приятное тестю, у которого две дочери и свою фамилию Глебов передать некому. Так пусть внук будет Глебом.

Стать моряком-подводником младший Лячин, судя по фотографиям, готовился с детства. На снимках он – то в папиной пилотке, то в папиной фуражке с крабом... Отец научил его играть на гитаре, гладить брюки, плавать, ходить на лыжах, быть самостоятельным.

Уходя в плавание, наказывал: «Ты теперь – единственный в доме мужчина, помогай маме и сестричке, заботься о них». А вот дочку Дашеньку папа баловал и во многом ей потакал.

После школы Глеб поступил в училище, которое закончил его отец. И позже вместе с другими  курсантами прошел практику и «крещение» на корабле отца. Новобранцы целовали кувалду, пили забортную воду. Отец пожал Глебу руку по-флотски: дал ему растопыренную пятерню – морского «краба». И выдал документ настоящего подводника. Это событие в жизни семьи запечатлел фотоаппарат.

Отец и сын. Последний снимок вдвоем на мостике атомного крейсера. Оба в пилотках подводников. Стоят плечом к плечу на фоне Баренцева моря – прекрасного и такого жестокого! Глеб готовился побывать на «Курске» и во время того учения, но начальство (слава Богу!) не позволило…

– Сейчас Глеб в Видяево, поддерживает мать, – сказал Юрий Николаевич.

Я спросила его, почему же, на его взгляд, произошел взрыв? «Без американского вмешательства не обошлось, – уверенно сказал бывший подводник. –  Не смогли простить «Курску», как он все ловушки обошел в дальнем походе!»

– «Курск» должен был отслеживать  корабельные группировки стран  НАТО в дальней океанской зоне, – пояснил Юрий Николаевич. – Как же за ним там охотились! Это была война нервов. Гена мне рассказывал, что его лодка была постоянно готова к выполнению самых неожиданных маневров, когда, образно говоря, руки были на кнопках пуска. Такой был поход! Американцам показалось досадным проиграть русской подлодке. Решили наказать строптивого командира «Курска» и его экипаж.  Вот только я еще не понял, как они это сделали? Заложили мину? Пока не знаю…

И вдруг, словно гром среди ясного неба. В одной из российских газет («Версия») вышел по-настоящему сенсационный материал со снимком, сделанным российским спутником. «Курск» был атакован иностранной субмариной! Во время учений в Баренцевом море тайно находились три иностранные субмарины – две американские «Мемфис» и «Толедо» и одна английская «Сплендид». Они могли бы вполне легально быть приглашенными в качестве наблюдателей на борт «Петра Великого», как это сделали другие. Но нет, наблюдали под водой, молча. Почему  крутились возле «Курска»? Что выслеживали? Одна из них, скорее всего, и столкнулась с нашим подводным крейсером. Удар вызвал детонацию в его торпедных отсеках и мощные взрывы. Сама же иностранка тоже получила повреждение и отправилась на ремонт в Норвегию. Наш спутник и сфотографировал ее там.

И хотя после публикации секретного снимка и текста к нему в редакции начались большие неприятности, сотрудники газеты своего тайного надежного информатора не выдали. А чуть позже высказались и летчики двух наших противолодочных самолетов. Они обнаружили лодку,  отходившую от «Курска. Та очень медленно тащилась на запад. Очевидно, с ней что-то случилось, и она нуждалась в помощи. В этом же районе моря был замечен и выловлен иностранный аварийный буй. Скорее всего, он отскочил от субмарины в результате ударной волны. На нем не было никаких опознавательных знаков, хотя по всем морским законам, на буе должен быть бортовой номер или название лодки, которой он принадлежит. Значит, лодка ходила в разведку… А наш спутник заметил пустоту вместо буя на прибывшей в Норвегию лодке «Мемфис» .

Нахождение иностранной подлодки возле «Курска» вызвало переполох у некоторых членов правительственной комиссии, которые до этого утверждали, что взрыв был внутренний, из-за недоброкачественной так называемой «толстой торпеды», самой большой в мире, которую на «Курске» попытались испытать. Сами хоть поняли, что сказали, члены комиссии?

Испытать во время учений, когда вокруг столько наших кораблей? Для этого есть специальные полигоны. И как же тогда случилось, что во время этих самых испытаний мимо проплывала иностранная субмарина?.. «Если же столкновение и произошло, то не умышленное, а случайное! – оправдывали они американцев – И еще не факт, что именно оно стало причиной взрыва!» Комиссия осталась при своем мнении.

Но многие российские подводники – от матросов до адмиралов, – в том числе, главнокомандующий ВМФ России адмирал флота Владимир Куроедов и командующий Северным флотом адмирал Вячеслав Попов посчитали столкновение с подводным объектом наиболее вероятной версией катастрофы.

«Я хотел бы взглянуть в  глаза человеку, который организовал эту трагедию, – сказал Попов Николаю Черкашину. – Хоть всю жизнь буду его искать». Американцам предложили предъявить «Мемфис» к осмотру. В ответ получили категорический отказ.

– Теперь мне все ясно, – сказал Юрий Николаевич Глебов. – Американцы достигли своей цели. Они не только отомстили, они подло уничтожили наш лучший подводный крейсер и лучший экипаж. «Курск» был уникальный корабль. У противника нет таких. Зачем им такая конкуренция? Впрочем, американцы не раз таранили наши лодки. Погибали при этом только наши моряки. И каждый раз все списывалось на несчастный случай. Спрашивается: а зачем американцы проектируют утяжеленную конструкцию носа лодок? Их недаром называют лодками-киллерами. Может, именно такой киллер и забрел «случайно» в Баренцево море? А Гена, скорее всего, «нутром» почувствовал нахождение рядом чужой подлодки и вероятную угрозу. «Курск» всплыл на перископную глубину, чтоб осмотреться и получил таранный удар.

В своем репортаже я привела слова Глебова, его мнение. И неожиданно в редакцию пришел факс из США: «Ищите лодку с характерными повреждениями в базе британских ВМС Рингс-Пойнт, расположенной в Шотландии. В ее гавань, окруженную скалами, возможен скрытый заход субмарин …»

Как оказалось, нашлись американцы, которые тоже придерживались версии Глебова и других наших моряков. Они развернули свой собственный поиск  атомарины-убийцы. Создали в Интернете свои независимые комиссии по расследованию обстоятельств гибели «Курска». Министр обороны США Уильям Коэн вынужден был выступить по телевидению: мол, американские корабли не причастны в гибели подводной лодки «Курск». При этом, как отмечали американские телезрители, у него был «растерянный вид и бегающие глаза».

Как ни странно, но даже конгрессмены США потребовали от Пентагона доказательств неучастия американских подлодок в трагедии русского подводного крейсера. Официальный представитель Пентагона Крэг Куигли заявил, что нет никаких свидетельств того, что американские субмарины могли быть вовлечены в инцидент с «Курском». При этом произнес классическую фразу: «Мы не обсуждаем операции наших субмарин».

Но почему-то директор ЦРУ Джордж Тенет на частном самолете вдруг прилетел в Москву. А Клинтон позвонил Путину…

В это время «Мемфис» после ремонта в Норвегии, направился на родину. Но после скандала в конгрессе его развернули и возвратили в Англию. Дальнейшая его судьба неизвестна.

А в Баренцевом  море продолжалась спасательная операция.  Почти десять дней. 21 августа водолазы с огромным трудом открыли, наконец, оба аварийных люка лодки и сообщили, что весь экипаж погиб.

Ира позвонила родителям. Сказала коротко:

– Мужайтесь, дорогие. Нашего Гены  больше нет. Но давайте будем  считать, что он ушел от нас  в очень далекое плавание.

Положила трубку и, оставшись одна в квартире, громко рыдала навзрыд и орала по-бабьи, уткнувшись в одежду мужа, еще хранящую его такой родной запах! И только приход детей остановил ее истерику. Она поняла, что ради них она должна быть сильной. Об этом эпизоде Ирина рассказала мне спустя много лет после нашего знакомства. Мы с ней общаемся до сих пор.

Начались поиски и эвакуация тел погибших. Хотя многие родственники, в том числе и мать Дмитрия Колесникова, возражали. Пусть, мол, «Курск» станет их общей могилой. Но было принято другое решение.

Тело Дмитрия нашли и подняли первым. Он сильно обгорел. Но в его нагрудном кармане куртки обнаружили записку. Она сохранилась, потому что Дмитрий закрыл карман правой рукой, спрятав от огня, и держал ее так до конца жизни.

 «12.08 2000. 15.15. Здесь темно писать, но на ощупь попробую. Шансов, похоже, нет – %10-20. Будем надеяться, что кто-нибудь прочитает. Здесь список личного состава, которые находятся в 9-ом, и будут пытаться выйти. Всем привет. Отчаиваться не надо. Колесников». На обороте подробный список подводников: 23 человека с указанием боевых номеров матросов, с отметками о проведенной перекличке. Обращение к жене. «Олечка, я тебя люблю; не переживай сильно. Теще привет. Моим привет».

Об этой записке  тоже злословили неугомонные «правдолюбы». Мол, ее огласили не всю. А вот ту часть, где были, якобы, названы причины катастрофы – утаили. Но записку показали отцу Дмитрия – бывшему дизелисту-подводнику. Вот что сказал Роман Дмитриевич: «Мне ее показали в прокуратуре Североморска. Я прочитал полностью. Абсолютно все видно, бумага слегка пропитана, видимо, маслом. Края и центр немного обгорели, но текст читаемый. Написано карандашом, потому и сохранилась». Отец переписал текст, потому что записку не отдали, ни ему, ни молодой жене Дмитрия, Объяснили: это пока единственное документальное свидетельство катастрофы. Ольга возмутилась: «Муж писал мне! Обязаны отдать!» Ей сделали ксерокопию, пообещали вернуть подлинник, когда закончится следствие. Да так и не вернули.

Записка была написана через 3 часа 15 минут после взрыва. «Она помогла выстроить правильную тактику водолазных работ, сузила район поисков. Мы нашли и достали немало погибших», – сказал командир отряда водолазов Герой России Анатолий Храмов.

Прощальное послание показало, как вели себя моряки, попавшие в страшную беду. В записке не говорилось, что они взывали о помощи. Не было сил и бить кувалдой по борту. Как позже установило следствие – сигнал подавал поврежденный американский «Мемфис».

Но есть в записке сообщение: подводники попытались покинуть лодку через аварийно-спасательный люк. Хотя ведь знали, что резкий подъем с такой глубины не даст им прожить на поверхности и десяти минут. Но так хотелось вдохнуть свежего воздуха! Попытка не удалась. Люк из этой западни заклинило напрочь. Собрав силы, капитан-лейтенант Рашид Аряпов и старший лейтенант Алексей Митяев постарались вручную заглушить ядерный реактор. На всякий случай. Вдруг автоматика не сработала? Они думали о тех, кто остался на земле.

– Мы потеряли лучший экипаж подводной лодки на Северном флоте. Это огромное горе для всех нас, – сказал адмирал Вячеслав Попов родственникам погибших. – Когда у России есть такие люди, можно не тревожиться за судьбу страны. Три тысячи моряков пытались их спасти, но обстоятельства оказались сильнее. Простите, что не уберег ваших мужиков.

В стране был объявлен траур – впервые за всю историю подводного флота СССР и России. В Видяево приехал Владимир Путин выразить соболезнование. Вряд ли кто в тот день захотел бы оказаться на месте молодого президента! Только недавно он пережил гибель псковских десантников, а теперь вот трагедия с «Курском». Сколько нелестных, несправедливых, порой жестоких слов выслушал он от убитых горем родственников погибших, особенно от женщин! Слушал молча, и может быть, именно в те минуты у него крепла уверенность, что надо создавать сильную армию и флот. Что сейчас и делается.  

После сообщения о гибели сына, Петр Степанович Лячин прожил недолго. Вскоре умерла и мама жены Иры Лидия Васильевна. Она очень любила зятя и гордилась им. Пошатнулось здоровье и тестя Юрия Николаевича. Но он старался держаться молодцом. У него была цель: доказать, что «Курск» потопили. Находил все новые факты и сообщал о них мне по телефону или ждал, когда я приеду в Питер, где теперь жил вдвоем с Ириной, которая получила в Санкт-Петербурге квартиру.

…Глеб, окончив Высшее военно-морское училище подводного плавания, начал служить недалеко от Видяево. Когда спустя полтора года было решено поднять подводный крейсер со дна, молодому лейтенанту Глебу Лячину доверили первым ступить на борт «Курска». И там произошло удивительное событие. В покореженном отсеке отца обнаружилась куртка, в кармане которой сохранилось удостоверение Геннадия Лячина. А в нем – фотография его жены! Так Гена подал еще один знак своей любимой, словно сказал ей: «До моей последней минуты ты была рядом!..»

Когда я в последний раз встретилась с Юрием Николаевичем, меня резанули его слова: «Очень не скоро мы узнаем, что произошло на борту «Курска». Если вообще когда-нибудь узнаем…» Он тихо ушел из жизни в День подводника.

Не хочется, чтобы его слова сбылись! Тайна катастрофы должна быть раскрыта. Чтобы подобное никогда не повторилось.