Дотошность капитана Богомолова

"Момент истины" - самый знаменитый в истории отечественной литературы роман о работе контрразведки во время Великой Отечественной войны" - предварило одно из издательств роман Владимира Богомолова. Это так и не так. Не так, потому что это роман не столько о контрразведке и розыскниках, сколько о человеческом разуме и человеческой душе…

Сердце писателя остановилось за двое суток до Нового, 2004 года. Ушел Мастер, Воин, Человек широкой и щедрой души.

Бабахали петарды. Эта огненная потеха никогда его не радовала. Напоминала пальбу уличного боя – беспорядочную и ожесточенную…

Все дни до похорон я заново перечитывал его книги. Случилось обыкновенное чудо: корешки его книг на полке вдруг вспыхнули и засветились с особой силой.

Читал и слышал его голос и видел его отстраненно, уходящего в глубину времени, будто нырнувшего в бездну.

Так отчитывают покойников, читая вслух Псалтырь. "Момент истины", "Иван", "Зося", "Первая любовь", "Сердца моего боль"...

#comm#- Запалом для романа, - рассказывал Владимир Осипович, - стала книга по истории разведки, выпущенная издательством "Прогресс" для служебного пользования. В ней западные оценки: самая сильная в мире разведка в годы Второй мировой войны была английская, а самая сильная контрразведка – советская. Запало в душу. Стал работать, искать, читать…#/comm#

Потом, когда роман был закончен и отправлен в пресс-службу КГБ, Богомолов испытал сильнейший шок. Рукопись вернулась с Лубянки вся исчерканная. Читали ее девять спецов, и у каждого была своя правка, свои замечания. Надо было ее спасать.

- Я четырнадцать с половиной месяцев ходил по этим жутким конторам – Главпур, пресс-бюро КГБ, в военную цензуру, как на работу. Потом, спустя много времени, стал собирать все, что касалось прохождения романа и экранизации его "по инстанциям". Резолюции, заключения....

Мне фатально не везло с кинорежиссерами, Я имел дело с четырьмя режиссерами, двое из них были очень известными, это Тарковский и Жалакявичус… Никто из них даже часа в армии не служил. Они не понимают этого. Они не знают этого. А главное и слушать-то ничего не хотят… Что сейчас надо режиссерам – экшн, действие. И уже не важно, какая мысль за ним стоит, главное – поток событий, поворотов, наворотов… Так редко можно встретить в кино толкового человека. Вот этот парень, артист Евгений Миронов, это единственный актер в моей жизни, хотя мне пришлось иметь дело со многими его собратьями по искусству, повторю – единственный, который приехал ко мне перед началом съемок. И привез мне 76 вопросов, которые у него возникли при ознакомлении с режиссерским сценарием. Мы просидели с ним более трех часов. Это была хорошая штука – беседа автора с актером. Наверное, я чем-то помог ему. Вообще, вся троица главных героев – Миронов, Галкин, … подобраны замечательно. Но фильм-то снят о другом!

Пташук снял то, что я никогда не писал. Для него Великая Отечественная война – всего лишь продолжение гражданской войны.

И вот такой человек, как Пташук, белобилетник в законе, ни дня не служивший в армии - я ему сутками объяснял, что есть что на военной службе – взялся за "Момент истины". Фильм этот сделан по американским стандартам, весь "экшн" втиснут в один день. Они там в тылу в касках ходят! Не было такого… А жара на съемках стояла! 800 человек на съемочной площадке - зачем так много? От перегрева люди в обморок падали.

#comm#Финал завалили. Многие несуразности переснимать не стали. Экономили деньги. Режиссеров по массовке не было. Они всем там истуканят. Солдаты стоят столбами. Жизни, правды, мысли нет. Главный герой - мысль, поиск момента истины, а не шпионов.#/comm#

Снял свое имя из титров. Не мой сценарий.

Я сторонник массированной компетенции, - не раз повторял Богомолов, говоря о своем писательском труде. - Я этого не афиширую, но никогда и не скрывал: у меня стационарное образование – довоенная семилетка. Все остальное я беру, так сказать, задницей. Наращивание компетенции, вникание в материал…

В последние годы жизни Владимир Богомолов работал над публицистическим романом о генерале Власове. . Для него это был враг номер 1 - предатель. И он проверял Власова, равно как и тех, кто его окружал с дотошностью капитана Алехина, добиваясь момента истины, заводя на каждого из них свое следственное дело, и, завершая его, подшивал архивную справку о месте захоронения того или иного невыдуманного персонажа.

- Власов - такая гнида была! – Искренне возмущался Богомолов всякий раз, когда речь заходила об его антигерое. - Сегодня его пытаются поднять на щит, сделать национального героя. Но вся аргументация – это окаменевшее дерьмо геббельсовской пропаганды.

Я работаю с архивами и подлинными документами. Даже шкафы себе новые заказал под папки с материалами. Архивисты меня знают и без лишней волокиты отзываются на мои запросы. Правда, сегодня не то стало. Исполнительная дисциплина упала. Запрашиваю архив - кем был Власов в Китае. Ответ - "его должность не могла считаться высокой". Да вы мне назовите ее, а уж я сам определю – высокая она или нет! Сам где-то нашел - "Власов - военный советник 2-го района"… Ох, что же они там творили! И ведь знали в Москве. Советник Власов за 150 долларов купил себе жену-китаянку. На время, для служебного пользования…

Над романом о генерале-предателе он работал не один год. Кто-нибудь другой давно бы сдал его в печать, но Богомолов полагал, что "массирование компетенции" еще не достаточно, и теперь уже, увы, не увидит свой последний труд в печатном виде.

За гуманизацию жестокого военного ремесла, за эманацию доброты книги Богомолова были оценены ЮНЕСКО как вклад в мировую литературу. Почетный диплом ему привезли на дом за три недели до кончины. Не потому что здоровье не позволяло ему отправиться в минкульт, а потому что исповедовал булгаковский принцип – ничего ни у кого не проси, сами дадут. Ему претила любая шумиха вокруг его имени. "Я человек не публичный…" - говорил он себе, когда его приглашали на какое-нибудь мероприятие, пусть самое престижное.

Он никогда не подлаживался под начальство, не стремился к чинам и наградам. Даже в союз писателей не вступал, хотя кто, как не он имел право на звание писателя. И не гордыня мешала ему писать заявление, анкеты, проходить одну приемную комиссию за другой… Просто полагал неприемлемой для себя эту игру в писательский цех со всеми атрибутами производственного объединения – парткомами, профкомами, секретариатом… Он сам был союзом одного писателя. И хотя не был публичным человеком, не слыл и затворником. Дверь его квартиры в Безбожном (а потом Протоповском, ныне Астраханском) переулке была открыта для множества людей. Потолковать с Богомоловым приходили люди дальние и ближние, генералы и художники, артисты и моряки, свой брат писатель и свой брат разведчик…

Порою он сам удивлялся:

#comm#- Мои главные учителя – деревенский дед и сержанты Отечественной войны… Я сам знаю – мне внутренней культуры не хватает и внешнего воспитания. А ко мне генералы из внешней разведки за советом приезжают. Вот как бывает…#/comm#

Богомолов одарил меня неожиданной и прекрасной дружбой.

После смерти моего отца, тоже фронтовика, прошедшего войну от первого выстрела до победного салюта в той пехоте-матушке, Владимир Осипович был единственным для меня человеком, с которым я мог говорить, что называется, по душам обо всем на свете, даже о житейских семейных моих проблемах. Однако чаще всего говорили о войне. Он с нее не вернулся, да и не мог вернуться. Ведь ушел на нее в пятнадцать лет.

- Старшие ребята, им было лет по 17, позвали служить меня в противопожарный полк МПВО – местной противовоздушной обороны, он в Филях стоял. Прибавил два годка, взяли.

А осенью сорок первого двинули нас на Калининский фронт… С трехлинейкой. Попали мы под минометный обстрел. Октябрь. Мерзлая пашня. Нас накрыло прицельным залпом - сразу одиннадцать убитых. Рядом лежит боец, ему осколком вспороло сквозь шинель живот, и он собирает, впихивает в себя кишки. Ищу глазами командира. Только он знает, что делать. Приподнял голову - лейтенант лежит впереди меня, ползу к нему поближе и вижу: полчерепа снесено. Что делать? Вот когда страшно-то стало…

А танки на нас шли трофейные - "рено". За башнями - шестиствольные минометы. Вспышки в броне отражались…

В 19, а фактически в 17 лет - я младший лейтенант. Офицер в законе. Гоголем ходил. У меня бойцы во взводе пешей разведки вдвое старше были. Многому от них учился. И хорошему и плохому.

...Хоронили капитана в отставке Богомолова с генеральскими почестями. И, слава Богу, что великого русского писателя ХХ века достойно проводили в последний путь.

Почетный караул прибыл едва ли не из президентского полка. Рослые красивые ребята, но в шинелях из ненавистного всем фронтовикам немецкого сукна серо-зеленого цвета, которым Германия щедро поделилась с Россией после воссоединения.

Он лежал в роскошном полированном гробу, чуждый всякой публичности, но выставленный волею рока на всеобщее обозрение, казалось, мучительно стесняясь своей смерти. Орденов у гроба не было, хотя по ритуалу должны были лежать на красных подушечках. Тем более, что ордена боевые, на фронте добытые. Их он не стеснялся.

Гражданскую панихиду открыл Смирнов, сын Сергея Сергеевича, того самого, что первым приоткрыл нам правду о Брестской крепости. В этом была своя символика, Брест Богомолов любил, и довольно часто наведывался в этот город по семейным делам.

#comm#Кто-то рассказывал о его битве с цензурой – отстоял все до запятой. Ни единого слова не уступил ни военной цензуре, ни КГБ, ни Главпуру. Когда получил наконец все "широкие штампы" вышел на Кропоткинскую в дождь. Дождь смывал слезы…#/comm#

Женщина из Белоруссии прочитала соболезнование Лукашенко от имени белорусского народа. Смирнов зачитал послание президента России Владимира Путина.

Гроб – черно-полированный, как рояль. Тяжелый. Шестеро караульцев с трудом взвалили его на плечи, ломая золоченые погоны. Они вынесли его из зала в метель. Богомолов взирал на свой гроб с фотопортрета у автокатафалка.

Ехали мимо Поклонной горы на Ваганьковское кладбище. Отпевали в тамошней церкви.

Богомолов Богу не молился, но в Бога веровал…

Прощались, целуя иконку Св. Владимира в богомоловских руках, а потом и его в ледяной лоб.

Салютный взвод выстроился вдоль стены колумбария, а там, в метельном сумраке аллей, я увидел среди занесенных елей трех офицеров в гимнастерках с матерчатыми полевыми погонами, в пилотках с малиновым кантом… Они тоже подняли свои пистолеты и троекратно под общую команду – "За-ал-пом – пли!" - пальнули в воздух. А потом бесшумно исчезли…